— Теперь ее словно прорвало: — Его ждали морем, из Малой Британии, кажется, но возле замка нет ни одной гавани, ни одной бухты, где мог бы безопасно пристать морской корабль, да еще и погода стоит ветреная, так что, купцы говорили, он, наверное, пристанет в полудне пути верхом к югу, а потом, когда раздобудет лошадь, поедет по побережью. Господин мой Гахерис собирался встретить его там, до того, как он достигнет замка.
— Ты хочешь сказать, подстеречь и умертвить! — неистово воскликнул Мордред. — То есть если Ламорак не убьет его первым. И брата его тоже. Что вполне возможно. Ламорак бывалый воин, один из Соратников короля и умелый боец. А также он очень дорог королю.
Она глядела на него во все глаза, лицо ее побелело как полотно. Руки ее сомкнулись на животе, словно защищая не рожденное еще дитя.
— Если дорожишь жизнью своего господина, — мрачно проронил Мордред, — скажи мне все, что тебе известно. Что это за замок? Каэр Морд?
Она безмолвно кивнула.
— Где он? Как далеко он отсюда? — Он поднял руку. — Нет, обожди. Собери мне еды и побыстрей, пока я седлаю коня. Чего угодно. Остальное расскажешь мне, пока я буду есть. Если хочешь спасти жизнь своего господина, помоги мне собраться в дорогу. Поспеши же.
Подхватив корзинку с яйцами, Бригита опрометью убежала со двора. Мордред плеснул себе в лицо воды из корыта, потом набросил на лошадь узду, взнуздал и оседлал ее, но оставил стреноженной на привязи, после чего бегом вернулся в башню. На стол у остывшего очага девушка выложила хлеб и мясо. Наливая ему вино, она плакала.
Он быстро выпил, съел кусок хлеба, запив его глотком вина.
— А теперь поскорей. Что случилось? Что еще ты слышала?
Беда, грозившая Гахерису, развязала ей язык, и девушка с готовностью сказала:
— После того, как ты вчера поднялся наверх, они все еще говорили. Я уже легла. Я заснула, а потом, когда мой господин не пришел ко мне на ложе, я проснулась и услышала…
— Что?
— Он говорил об этом Ламораке, которого ждут в Каэр Морд. Мой господин был полон радости, поскольку поклялся убить его, а теперь вот и брат его приехал, в самый подходящий момент, чтобы отправиться с ним вместе. Он сказал — мой господин сказал, — что это все промысел богини, что это она привела к нему брата, чтобы помочь отомстить за смерть матери. Он поклялся на крови матери…
Тут она запнулась и умолкла.
— Да? А он сказал, кто пролил кровь его матери?
— Ну как же, тот самый дурной рыцарь. Разве это не так, милорд?
— Продолжай.
— И потому он был вне себя от радости, и они собирались уехать немедля, ни слова тебе не сказав. Они вообще вчера не ложились. Они думали, я сплю, и вышли они очень тихо. Я… я не посмела дать им знать, что слышала их речи, мне было страшно, и потому я солгала тебе, милорд. Мой господин говорил так… — она сглотнула, — словно он лишился рассудка.
— Так оно и есть, — отозвался Мордред, — ладно. Именно этого я и боялся. А теперь скажи мне, каким путем они поехали. — Когда она снова замялась, нетерпеливо прибавил: — Это невинный человек, Бригита. Если твой господин Гахерис убьет его, ему придется держать ответ перед Верховным королем Артуром. Да ну же, не плачь, девочка. Корабль, возможно, еще не пристал, и Ламорак еще не выехал в Каэр Морд. Если ты скажешь мне, каким путем они поехали, мне, возможно, удастся догнать их до того, как случится беда. Лошадь у меня отдохнувшая, а у Агравейна — усталая.
С жалостью, которая примешивалась к отчаянной спешке, он подумал, что бы ни случилось, девушка скорее всего в последний раз видела своего любовника, но тут уж он ничего не мог поделать. Она — лишь еще одна в перечне невинных жертв, что унесла с собой своей жизнью и смертью Моргауза.
Налив немного вина, Мордред втолкнул чашу девушке в руку.
— Вот, выпей. От этого тебе станет лучше. А теперь быстро. Какая дорога ведет к Каэр Морд?
Даже это скромное проявление доброты как будто повергло ее в смятенье. Она выпила, глотая слезы.
— Я не знаю наверняка, милорд. Но если ты поедешь в селенье — вон той дорогой, — а оттуда к реке, там будет кузня и кузнец тебе все расскажет. Он знает все пути. — Тут она вновь начала всхлипывать: — Он ведь не вернется больше, правда? Его убьют или же он оставит меня и уедет на юг к великому двору, а у меня нет ничего, и как мне воспитывать его дитя? Чем мне кормить его дитя?
Мордред выложил на стол три золотые монеты.
— На время тебе этого хватит. А что до ребенка… — Он помялся, но не добавил: “Лучше бы тебе его утопить, когда он родится”.
Это едва ли послужило бы ей утешеньем. А потому он просто простился с ней и вышел во двор, где уже вовсю разгорался новый хмурый день.
К тому времени, когда он достиг поселка, небо совсем побелело, и в домах уже зажигались огни и поднимались для дневных трудов жители. Двери таверны были заперты, но шагах в ста от нее, там, где дорога пересекала неглубокий ручей, в кузне горел свет и сам кузнец, позевывая, потягивался у двери с чашей эля в руке.
— Дорога на Каэр Морд? Ну как же, хозяин, эта самая она и есть. Поезжай до бог-камня, а потом сверни на большой восточный тракт к морю.
— Ты не слышал, не проезжали тут ночью всадники?
— Нет, хозяин. Если я сплю, то сплю крепко, — отозвался кузнец.
— А этот каменный бог, он далеко?
Взглядом знатока кузнец окинул лошадь Мордреда.
— Неплохая у тебя лошадка, хозяин, но, сдается, ты проделал немалый путь. Да? Так я и думал. Ну что ж, если ты не слишком будешь гнать ее, то к закату, может, и выедешь. А от камня не более получаса до моря. Дорога эта хорошая. Не бойся, ты еще затемно доберешься в Каэр Морд, и никакие невзгоды тебя в пути не застанут.
— Вот в этом я сомневаюсь, — возразил Мордред и дал шпоры лошади, оставив кузнеца удивленно глядеть ему вслед.
9
Для Мордреда, выходца с Оркнейских островов, вид бог-камня, одиноко стоявшего посреди пустоши, — вполне обычное зрелище. И все же этот был не совсем привычным. Это был высокий стоячий камень, одиноко торчавший в самом сердце болот. Его собратьев, что стояли поодиночке или в круге камней, он не раз проезжал на оркнейских пустошах; но те камни были тонко нарезанные и очень высокие, с зубцами или щербинами — в зависимости от того, как отломились они от отца-утеса. А здесь — массивный и толстый серый базальт был обтесан в виде сужающейся к вершине колонны. У подножия его покоилась плоская плита-алтарь; черневшее на ней пятно вполне могло быть засохшей кровью.
Он достиг камня на закате, когда солнце, низкое и красное, уже золотило косыми лучами черный вереск. Тронув коленями усталую лошадь, он заставил ее подойти к самому камню. У подножия камня путь раздваивался, и Мордред повернул на юго-восток. По бледному небу с бешено несшимися по нему облаками и привкусу соли в воздухе он распознал, что море неподалеку. Впереди на краю вересковой пустоши вставал густой и черный лес.
Вскоре он уже въехал под сень деревьев, и копыта его лошади глухо ударялись о толстый ковер опавшей листвы и сосновых иголок. Мордред пустил лошадь шагом. Он и сам устал, и лошадь, послушно бежавшая ходкой рысью весь день, едва переставляла ноги. И все же двигались они быстро, и оставалась надежда, что он поспеет вовремя.
У него за спиной нагроможденья облаков приглушили краски заката. С приближением вечера поднялся ветер. Шелестели листьями, вздыхали деревья. Ранее, чем ожидал Мордред, лес начал редеть, и за кронами показалось светлое небо.
Там была прогалина. Возможно, это и есть просека, по которой идет тракт?
Ответ он получил почти немедленно. Вероятно, были и иные звуки — топот копыт и лязг металла, — но ветер относил их в сторону, а шелест листвы заглушал их совсем. Но теперь откуда-то впереди послышался крик. Не предостереженья, страха или гнева, а крик радости, столь буйной, что звучал он почти безумно. Лошадь навострила уши, потом вновь прижала их, и глаза у нее закатились, открывая белки. Мордред дал ей шпоры, и его усталая кобыла перешла на тяжелую рысь.
Во тьме леса он потерял узкую тропку. Вскоре лошадь уже напролом ломилась через подлесок. Жимолость обвивала заросли бузины и орешника, а усиженные мухами папоротники доставали лошади почти до брюха. Рысь замедлилась, сменилась шагом, поскольку продираться приходилось с трудом; наконец Мордред резко натянул поводья.
Отсюда, скрытая глубокой тенью под кронами деревьев, ему была видна полоска вереска, тянувшаяся меж лесом и берегом, и рассекающий ее надвое белый от пыли тракт. В пыли лежал Ламорак — мертвый. Неподалеку стоял, опустив голову, конь, бока его тяжело вздымались. Возле тела, обнявшись, приплясывали, смеялись и хлопали друг друга по плечам Агравейн и Гахерис. Их кони, позабытые на время хозяевами, паслись поодаль.
В это мгновенье ветер принес топот лошадиных копыт. Братья застыли, отпустили друг друга и бросились к своим скакунам, чтобы поспешно запрыгнуть в седло. Мордреду показалось было, что они поскачут в укрытие под сенью леса, где стоял он сам, наблюдая за происходившим. Но было уже слишком поздно.
Из-за поворота дороги, ведшей на север, галопом вылетели четыре всадника. Вожак их был крупный мужчина, при оружии и на отличном скакуне. Напрягая в сумерках зрение, Мордред разглядел герб вожака: сам Друстан с парой воинов спешил навстречу долгожданному гостю.
А рядом с ним — кто бы мог подумать! — скакал Гарет, младший из сыновей Лота.
Друстан увидел тело. Крик его эхом разнесся по просеке, он выхватил из ножен меч и на полном скаку понесся на двух убийц.
Братья развернули лошадей ему навстречу, поспешно готовясь к бою, но Друстан, судя по всему, опознавший своих противников, дернул поводья так, что заставил лошадь встать на дыбы, прежде чем остановиться, и бросил меч назад в ножны. Мордред остался стоять в тени, выжидая. Он потерпел неудачу, и если он выедет теперь, ему нечего будет сказать, чтобы убедить новоприбывших в том, что он непричастен к убийству Ламорака, что он даже не знал о нем. Артуру известна правда, но Артур и его правый суд далеко.
Но, похоже, суд и справедливость Артура имели силу и здесь.
Друстан вновь тронул лошадь и подъехал к братьям, чтобы расспросить их. Его солдаты последовали за господином. Гарет спрыгнул с лошади и теперь стоял на коленях в пыли подле тела Ламорака. Потом он бегом вернулся к кучке всадников и схватил под уздцы лошадь Гахериса, неистово размахивая руками, пытаясь добиться от брата ответа на какой-то вопрос.
Братья перешли на крик. Отдельные слова и фразы с трудом удавалось разобрать за неустанным шумом ветра в ветвях. Гахерис стряхнул руку Гарета. Он и Агравейн, судя по всему, вызывали Друстана на поединок. А Друстан отказывался. Доносились обрывки его фраз, произносимых высоким и ясным, жестким голосом:
— Я не стану биться с вами. Королевский приказ вам известен. А теперь я заберу тело в свой замок и предам его земле… Будьте уверены, что со следующим же королевским курьером вести о сегодняшних делах отправятся в Камелот… А что до вас…
— Трус! Боится сразиться с нами! — Ветер принес вопли ярости братьев. — Мы не страшимся Верховного короля! Он наш родич!
— Позор вам, если в ваших жилах течет его кровь! — строго и напрямик отвечал им Друстан. — Пусть вы и молоды, но вы уже убийцы и истребители добрых людей. Человек, которого вы злодейски умертвили, был рыцарем лучшим, чем когда-либо доведется стать вам. Будь я здесь…
— И с тобой бы мы обошлись так же! — выкрикнул Гахерис. — Пусть даже ты привел с собой солдат, чтобы они защитили тебя…
— Даже не будь их здесь, потребовалось бы нечто побольше, чем пара юнцов, — с презрением отозвался Друстан.
Убрав в ножны меч, он повернулся спиной к братьям. По его приказу стражники подняли тело Ламорака и вместе с ним двинулись в обратный путь. Потом, придержав коня, Друстан остановился переговорить с Гаретом, который уже успел сесть в седло, но медлил, переводя взгляд с Друстана на братьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Ты хочешь сказать, подстеречь и умертвить! — неистово воскликнул Мордред. — То есть если Ламорак не убьет его первым. И брата его тоже. Что вполне возможно. Ламорак бывалый воин, один из Соратников короля и умелый боец. А также он очень дорог королю.
Она глядела на него во все глаза, лицо ее побелело как полотно. Руки ее сомкнулись на животе, словно защищая не рожденное еще дитя.
— Если дорожишь жизнью своего господина, — мрачно проронил Мордред, — скажи мне все, что тебе известно. Что это за замок? Каэр Морд?
Она безмолвно кивнула.
— Где он? Как далеко он отсюда? — Он поднял руку. — Нет, обожди. Собери мне еды и побыстрей, пока я седлаю коня. Чего угодно. Остальное расскажешь мне, пока я буду есть. Если хочешь спасти жизнь своего господина, помоги мне собраться в дорогу. Поспеши же.
Подхватив корзинку с яйцами, Бригита опрометью убежала со двора. Мордред плеснул себе в лицо воды из корыта, потом набросил на лошадь узду, взнуздал и оседлал ее, но оставил стреноженной на привязи, после чего бегом вернулся в башню. На стол у остывшего очага девушка выложила хлеб и мясо. Наливая ему вино, она плакала.
Он быстро выпил, съел кусок хлеба, запив его глотком вина.
— А теперь поскорей. Что случилось? Что еще ты слышала?
Беда, грозившая Гахерису, развязала ей язык, и девушка с готовностью сказала:
— После того, как ты вчера поднялся наверх, они все еще говорили. Я уже легла. Я заснула, а потом, когда мой господин не пришел ко мне на ложе, я проснулась и услышала…
— Что?
— Он говорил об этом Ламораке, которого ждут в Каэр Морд. Мой господин был полон радости, поскольку поклялся убить его, а теперь вот и брат его приехал, в самый подходящий момент, чтобы отправиться с ним вместе. Он сказал — мой господин сказал, — что это все промысел богини, что это она привела к нему брата, чтобы помочь отомстить за смерть матери. Он поклялся на крови матери…
Тут она запнулась и умолкла.
— Да? А он сказал, кто пролил кровь его матери?
— Ну как же, тот самый дурной рыцарь. Разве это не так, милорд?
— Продолжай.
— И потому он был вне себя от радости, и они собирались уехать немедля, ни слова тебе не сказав. Они вообще вчера не ложились. Они думали, я сплю, и вышли они очень тихо. Я… я не посмела дать им знать, что слышала их речи, мне было страшно, и потому я солгала тебе, милорд. Мой господин говорил так… — она сглотнула, — словно он лишился рассудка.
— Так оно и есть, — отозвался Мордред, — ладно. Именно этого я и боялся. А теперь скажи мне, каким путем они поехали. — Когда она снова замялась, нетерпеливо прибавил: — Это невинный человек, Бригита. Если твой господин Гахерис убьет его, ему придется держать ответ перед Верховным королем Артуром. Да ну же, не плачь, девочка. Корабль, возможно, еще не пристал, и Ламорак еще не выехал в Каэр Морд. Если ты скажешь мне, каким путем они поехали, мне, возможно, удастся догнать их до того, как случится беда. Лошадь у меня отдохнувшая, а у Агравейна — усталая.
С жалостью, которая примешивалась к отчаянной спешке, он подумал, что бы ни случилось, девушка скорее всего в последний раз видела своего любовника, но тут уж он ничего не мог поделать. Она — лишь еще одна в перечне невинных жертв, что унесла с собой своей жизнью и смертью Моргауза.
Налив немного вина, Мордред втолкнул чашу девушке в руку.
— Вот, выпей. От этого тебе станет лучше. А теперь быстро. Какая дорога ведет к Каэр Морд?
Даже это скромное проявление доброты как будто повергло ее в смятенье. Она выпила, глотая слезы.
— Я не знаю наверняка, милорд. Но если ты поедешь в селенье — вон той дорогой, — а оттуда к реке, там будет кузня и кузнец тебе все расскажет. Он знает все пути. — Тут она вновь начала всхлипывать: — Он ведь не вернется больше, правда? Его убьют или же он оставит меня и уедет на юг к великому двору, а у меня нет ничего, и как мне воспитывать его дитя? Чем мне кормить его дитя?
Мордред выложил на стол три золотые монеты.
— На время тебе этого хватит. А что до ребенка… — Он помялся, но не добавил: “Лучше бы тебе его утопить, когда он родится”.
Это едва ли послужило бы ей утешеньем. А потому он просто простился с ней и вышел во двор, где уже вовсю разгорался новый хмурый день.
К тому времени, когда он достиг поселка, небо совсем побелело, и в домах уже зажигались огни и поднимались для дневных трудов жители. Двери таверны были заперты, но шагах в ста от нее, там, где дорога пересекала неглубокий ручей, в кузне горел свет и сам кузнец, позевывая, потягивался у двери с чашей эля в руке.
— Дорога на Каэр Морд? Ну как же, хозяин, эта самая она и есть. Поезжай до бог-камня, а потом сверни на большой восточный тракт к морю.
— Ты не слышал, не проезжали тут ночью всадники?
— Нет, хозяин. Если я сплю, то сплю крепко, — отозвался кузнец.
— А этот каменный бог, он далеко?
Взглядом знатока кузнец окинул лошадь Мордреда.
— Неплохая у тебя лошадка, хозяин, но, сдается, ты проделал немалый путь. Да? Так я и думал. Ну что ж, если ты не слишком будешь гнать ее, то к закату, может, и выедешь. А от камня не более получаса до моря. Дорога эта хорошая. Не бойся, ты еще затемно доберешься в Каэр Морд, и никакие невзгоды тебя в пути не застанут.
— Вот в этом я сомневаюсь, — возразил Мордред и дал шпоры лошади, оставив кузнеца удивленно глядеть ему вслед.
9
Для Мордреда, выходца с Оркнейских островов, вид бог-камня, одиноко стоявшего посреди пустоши, — вполне обычное зрелище. И все же этот был не совсем привычным. Это был высокий стоячий камень, одиноко торчавший в самом сердце болот. Его собратьев, что стояли поодиночке или в круге камней, он не раз проезжал на оркнейских пустошах; но те камни были тонко нарезанные и очень высокие, с зубцами или щербинами — в зависимости от того, как отломились они от отца-утеса. А здесь — массивный и толстый серый базальт был обтесан в виде сужающейся к вершине колонны. У подножия его покоилась плоская плита-алтарь; черневшее на ней пятно вполне могло быть засохшей кровью.
Он достиг камня на закате, когда солнце, низкое и красное, уже золотило косыми лучами черный вереск. Тронув коленями усталую лошадь, он заставил ее подойти к самому камню. У подножия камня путь раздваивался, и Мордред повернул на юго-восток. По бледному небу с бешено несшимися по нему облаками и привкусу соли в воздухе он распознал, что море неподалеку. Впереди на краю вересковой пустоши вставал густой и черный лес.
Вскоре он уже въехал под сень деревьев, и копыта его лошади глухо ударялись о толстый ковер опавшей листвы и сосновых иголок. Мордред пустил лошадь шагом. Он и сам устал, и лошадь, послушно бежавшая ходкой рысью весь день, едва переставляла ноги. И все же двигались они быстро, и оставалась надежда, что он поспеет вовремя.
У него за спиной нагроможденья облаков приглушили краски заката. С приближением вечера поднялся ветер. Шелестели листьями, вздыхали деревья. Ранее, чем ожидал Мордред, лес начал редеть, и за кронами показалось светлое небо.
Там была прогалина. Возможно, это и есть просека, по которой идет тракт?
Ответ он получил почти немедленно. Вероятно, были и иные звуки — топот копыт и лязг металла, — но ветер относил их в сторону, а шелест листвы заглушал их совсем. Но теперь откуда-то впереди послышался крик. Не предостереженья, страха или гнева, а крик радости, столь буйной, что звучал он почти безумно. Лошадь навострила уши, потом вновь прижала их, и глаза у нее закатились, открывая белки. Мордред дал ей шпоры, и его усталая кобыла перешла на тяжелую рысь.
Во тьме леса он потерял узкую тропку. Вскоре лошадь уже напролом ломилась через подлесок. Жимолость обвивала заросли бузины и орешника, а усиженные мухами папоротники доставали лошади почти до брюха. Рысь замедлилась, сменилась шагом, поскольку продираться приходилось с трудом; наконец Мордред резко натянул поводья.
Отсюда, скрытая глубокой тенью под кронами деревьев, ему была видна полоска вереска, тянувшаяся меж лесом и берегом, и рассекающий ее надвое белый от пыли тракт. В пыли лежал Ламорак — мертвый. Неподалеку стоял, опустив голову, конь, бока его тяжело вздымались. Возле тела, обнявшись, приплясывали, смеялись и хлопали друг друга по плечам Агравейн и Гахерис. Их кони, позабытые на время хозяевами, паслись поодаль.
В это мгновенье ветер принес топот лошадиных копыт. Братья застыли, отпустили друг друга и бросились к своим скакунам, чтобы поспешно запрыгнуть в седло. Мордреду показалось было, что они поскачут в укрытие под сенью леса, где стоял он сам, наблюдая за происходившим. Но было уже слишком поздно.
Из-за поворота дороги, ведшей на север, галопом вылетели четыре всадника. Вожак их был крупный мужчина, при оружии и на отличном скакуне. Напрягая в сумерках зрение, Мордред разглядел герб вожака: сам Друстан с парой воинов спешил навстречу долгожданному гостю.
А рядом с ним — кто бы мог подумать! — скакал Гарет, младший из сыновей Лота.
Друстан увидел тело. Крик его эхом разнесся по просеке, он выхватил из ножен меч и на полном скаку понесся на двух убийц.
Братья развернули лошадей ему навстречу, поспешно готовясь к бою, но Друстан, судя по всему, опознавший своих противников, дернул поводья так, что заставил лошадь встать на дыбы, прежде чем остановиться, и бросил меч назад в ножны. Мордред остался стоять в тени, выжидая. Он потерпел неудачу, и если он выедет теперь, ему нечего будет сказать, чтобы убедить новоприбывших в том, что он непричастен к убийству Ламорака, что он даже не знал о нем. Артуру известна правда, но Артур и его правый суд далеко.
Но, похоже, суд и справедливость Артура имели силу и здесь.
Друстан вновь тронул лошадь и подъехал к братьям, чтобы расспросить их. Его солдаты последовали за господином. Гарет спрыгнул с лошади и теперь стоял на коленях в пыли подле тела Ламорака. Потом он бегом вернулся к кучке всадников и схватил под уздцы лошадь Гахериса, неистово размахивая руками, пытаясь добиться от брата ответа на какой-то вопрос.
Братья перешли на крик. Отдельные слова и фразы с трудом удавалось разобрать за неустанным шумом ветра в ветвях. Гахерис стряхнул руку Гарета. Он и Агравейн, судя по всему, вызывали Друстана на поединок. А Друстан отказывался. Доносились обрывки его фраз, произносимых высоким и ясным, жестким голосом:
— Я не стану биться с вами. Королевский приказ вам известен. А теперь я заберу тело в свой замок и предам его земле… Будьте уверены, что со следующим же королевским курьером вести о сегодняшних делах отправятся в Камелот… А что до вас…
— Трус! Боится сразиться с нами! — Ветер принес вопли ярости братьев. — Мы не страшимся Верховного короля! Он наш родич!
— Позор вам, если в ваших жилах течет его кровь! — строго и напрямик отвечал им Друстан. — Пусть вы и молоды, но вы уже убийцы и истребители добрых людей. Человек, которого вы злодейски умертвили, был рыцарем лучшим, чем когда-либо доведется стать вам. Будь я здесь…
— И с тобой бы мы обошлись так же! — выкрикнул Гахерис. — Пусть даже ты привел с собой солдат, чтобы они защитили тебя…
— Даже не будь их здесь, потребовалось бы нечто побольше, чем пара юнцов, — с презрением отозвался Друстан.
Убрав в ножны меч, он повернулся спиной к братьям. По его приказу стражники подняли тело Ламорака и вместе с ним двинулись в обратный путь. Потом, придержав коня, Друстан остановился переговорить с Гаретом, который уже успел сесть в седло, но медлил, переводя взгляд с Друстана на братьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69