А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Уайтей достал из бумажника банкноту.
— Завтра или послезавтра я за тобой пришлю… Ты ведь умеешь читать?
— Да, сэр, слава Богу, — весело заявил Коалс, — я ведь посещал школу и учился хорошо, и поведения был хорошего…
— Действительно, — безразлично сказал Уайтей. Он не любил, когда люди хвастались хорошим поведением.
Они расстались. Уайтей на трамвае доехал до набережной Темзы. Он зашел к себе в гостиницу, чтобы взять пальто, так как вечер был прохладный, а затем направился на улицу, где жил Петер. Он надеялся там кое-что разузнать. В конце улицы находилась кофейная. Она была открыта с двенадцати часов ночи до семи утра. К часу ночи там собирались все праздношатающиеся этой округи. Уайтей застегнул пальто на все пуговицы и заказал себе чашку кофе. Он стал прислушиваться к разговору окружающих. Тут говорили о скандальных сенсациях этого района. Хотя каждый среди них знал изнутри тюрьмы Его Величества, но о воровских делах они не разговаривали.
— Видел сегодня вечером пожарных?
— В котором часу?
— Не помню. Старик Муск как раз уезжал.
— Он уехал?
— Да, в автомобиле… Тому целый шиллинг дал за то, что тот ему помог нести клетки с птицами!
— Скажи пожалуйста! Петер Муск уехал, да еще в автомобиле, а я всегда думал, что он скряга!
— Я тоже… Он не насовсем уехал…
— А куда?
Уайтей пододвинулся ближе к говорившему.
— Куда-то в графство Кент… в Майдстон.
— Нет, не в Майдстон… местность называется Вэрэ!
— Ну, это и есть Майдстон… Майдстон — это ведь станция!
Уайтей допил свой кофе и отправился домой спать.
Глава 18
Сноу нравилось прогуливаться по шоссе, ведущему из Майдстона в Рочестер, хотя другие и находили это шоссе немного однообразным.
— Нам не мешало бы прокатиться, — сказала Цинтия, которая шла с ним рядом, — я боюсь, что погода…
— …Может подействовать на состояние здоровья бедного африканского путешественника, — подтрунил он над ней, — Петер мне прочел целую лекцию по этому же поводу. Ясно, говорил он мне, что у такого героя должно появиться воспаление мозга вследствие резкой перемены климата…
— Мне твой Петер нравится, — сказала Цинтия после паузы.
— Он чудак, — ответил Сноу.
— Папа тоже его любит, — вздохнув, заметила Цинтия, — как ты думаешь, он выздоровеет?
Сноу промолчал.
— Я бы хотела, чтобы ты от меня ничего не скрывал.
— Я скажу тебе. Да, я думаю, что со временем наступит улучшение…
— Ведь он не… — она не закончила фразы.
— Нет, он не сумасшедший в том смысле, в каком обыкновенно понимают сумасшествие. Одно лишь событие его так захватывает, что в других направлениях его разум остановился.
— Он потерял память, но все же помнит меня и поток алмазов…
Они молча пошли дальше. Оба были слишком заняты собственными мыслями, чтобы разговаривать.
Дом, который купила Цинтия, стоял в стороне от дороги. Прежде это была ферма, но предыдущие владельцы превратили ее постепенно в уютную виллу и в виду наличия густого леса все владение представляло собой прекрасное место отдыха.
Фрэнсис Сеттон сидел у камина и читал книгу, когда Сноу и Цинтия вошли в комнату.
Последние испытания сделали из него настоящего мужчину. Возмужал от также и внешне: загорел, женственность и детская округлость щек исчезли.
— Что нового? — спросил он.
Сноу, грея руки у камина, ответил:
— Завтра министерство колоний предложит Ламбэру точно указать место россыпи. Боюсь, что он натолкнется на затруднения.
— О, и я так думаю, — кивнул Сеттон.
— Какой срок ему дадут?
— Неделю, и если за этот срок не последует ответа, министерство колоний составит соответствующий акт, который подорвет доверие к предприятию Ламбэра.
— Необычный образ действий, — заметил Сеттон.
— Необычный случай, мой неустрашимый исследователь, — ответил Сноу, и Сеттон улыбнулся:
— Не смейся, теперь я знаю, что я еще молокосос.
— Я скорей думаю, что ты прекрасный малый, — заметил Сноу, и юноша покраснел.
— Где твой отец? — внезапно спросил Сноу.
— В парке с твоим другом. Это была прекрасная идея — привезти его к нам… Как его зовут, Муск?
— Петер, называй его Петером. Знаешь что, пойдем к ним, — предложил Сноу.
Они вышли в парк, окруженный забором, и подошли к ним, когда Петер, рассказывая старику какую-то историю, иллюстрировал свой рассказ замысловатыми линиями на песке.
— Отец, — тихо произнес Фрэнсис, — вот наш друг, капитан Грэй.
— Капитан Грэй? — спросил он и протянул ему руку.
В его голове промелькнуло мимолетное воспоминание.
— Капитан Грэй, я боюсь, что мой сын стрелял в вас.
— Это неважно, мистер Сеттон, — ответил тот.
Единственную ассоциацию со Сноу больной черпал из той драматической встречи в лесу, и хотя они ежедневно виделись, старик говорил ему всегда одно и то же.
Они медленно возвращались в дом. Сноу с Петером шли сзади. Петер заметил:
— Он поправился, честное слово! Его состояние улучшилось за последние два дня!
— Как долго он пользуется благотворным влиянием твоего общества, мой Петер? — спросил Сноу.
— Два дня, — ответил тот, не подозревая подвоха.
Когда они сидели за чаем, Сноу имел возможность наблюдать за мистером Сеттоном.
Он не был стар, принимая во внимание возраст, но джунгли посеребрили его волосы, а лицо изрезали глубокими морщинами. Сноу считал, что они с Ламбэром ровесники.
Он говорил только тогда, когда с ним заговаривали. Большей частью он сидел, задумчиво опустив голову на грудь и нервно шевеля пальцами.
Его ум полностью прояснялся лишь при одной теме разговора, которую все избегали затрагивать…
Сноу рассказывал о своем посещении Лондона, как вдруг старик его перебил. В начале это был почти шепот, но чем больше он говорил, тем сильнее звучал его голос.
— …на земле лежало немало крупных гранат, — начал он тихо, будто разговаривал сам с собой. — Были и другие признаки существования алмазных россыпей… почва была похожа на ту, что встречается в Кимберлее… голубая почва, несомненно, содержащая алмазы… Конечно, было неожиданностью найти эти признаки так далеко от того места, где, как мы полагали, должны находиться россыпи…
Наступило молчание. Никто не нарушил его и он продолжал:
— Слухи о россыпях и пробы, которые я видел, заставили меня предположить, что россыпь скорее находится у порога страны, чем на ее крайней границе. Это указывает на неточность предварительных исследований. Неточность… Неточность? Нет, это не то слово, я хочу сказать…
Он закрыл глаза руками. И хотя все молчали, он не произнес больше ни слова. Это был обычный конец его рассказов, ему не хватало какого-то слова, он останавливался, ища подходящего выражения и снова замолкал.
Разговор опять стал общим и вскоре мистер Сеттон отправился в свою комнату.
— Он выздоравливает! — радостно воскликнул Сноу, когда за стариком закрылась дверь. — Тайна россыпей начинает проясняться!
— Ты думаешь, наверно, что за те месяцы, что я с ним пробыл в лесу, я бы мог узнать правду, — заметил Фрэнсис. — Но с того момента, когда меня бросили эти мошенники, до той минуты, когда ты нас нашел, он не говорил со мной об этом ни одного слова.
Сноу обождал, пока Петер, начинавший привыкать к своей новой роли сестры милосердия, деловито ушел, а затем спросил Фрэнсиса:
— Когда тебе стало ясно, что он открыл алмазный поток?
Медленно набивая трубку, Фрэнсис ответил:
— Не помню… Когда я пришел в себя, то увидел склонившегося надо мной человека, который давал мне пить. Кажется он меня и накормил. Я был тогда ужасно слаб. Когда мне стало лучше, я начал наблюдать, как он возится в русле реки…
— Он был в полном разуме?
— Да, хотя меня немного беспокоило то, что он мне приносил камешки кремнезема и просил их надежно сохранить. Чтобы угодить ему, я их сохранял, он смотрел как я завязывал их в свой платок, причем я ни одной минуты не предполагал, что это алмазы.
— И ты все это время знал, что это отец, Фрэнсис? — спросила Цинтия. Тот утвердительно кивнул.
— Не знаю, откуда я это знал, но я знал определенно, — ответил он просто. — Я ведь был еще ребенком, когда он отправился в Африку, и он нисколько не был похож на того человека, который у меня оставался в памяти. Я пробовал его уговорить уйти со мной к берегу, но он и слышать не хотел об этом, так что оставалось только ждать случая, что пройдет какой-то туземец и тогда можно будет отправить с ним известие, но туземцы считали это место проклятым и поэтому избегали его…
Он встал и, направляясь к двери, сказал:
— Я вас оставлю на время. Если я вам понадоблюсь, вы меня найдете в библиотеке.
— Я тоже на минутку тебя оставлю, — извинился в свою очередь Сноу.
Цинтия, улыбаясь, кивнула.
— Фрэнсис, — сказал Сноу, когда за ними закрылась дверь библиотеки. — Я прошу тебя быть особенно осторожным с проспектом. Ты получил мою телеграмму?
— Да, ты предупредил, чтобы я не отправлял его в типографию. Почему?
— Он содержит слишком много материала, который может пригодиться Ламбэру, — пояснил Сноу.
— Пожалуй, — сказал Фрэнсис, — но каким образом он смог бы его достать в маленькой провинциальной типографии?
— Я тоже не думаю, чтобы он отважился на такое, но есть еще Уайтей… Завтра или даже сегодня министерство колоний потребует данные о местонахождении россыпи, и мы должны следить за тем, чтобы он не добыл эти данные у нас самих.
— Понимаю, — ответил Фрэнсис. — Я сниму копию с того плана, который ты приготовил, и пошлю ее завтра в министерство колоний.
Сноу вернулся к Цинтии, которая сидела в углу дивана возле камина.
— Я хочу с тобой серьезно поговорить, — начал он, садясь на другой конец дивана.
— Прошу тебя — не очень серьезно, — поддразнила она его, — Я хочу хоть раз повеселиться.
— Я полагаю, ты понимаешь, — продолжал Сноу, — что приблизительно через неделю станешь дочерью очень богатого человека…
Он в полутьме не мог как следует разглядеть ее лица, но ему показалось, что она улыбнулась.
— Я этого не знала, — ответила она спокойно. — Но я полагаюсь на тебя. Так что из этого следует?
— Что?.. О, ничего, разве только, что сам я не очень-то богат…
Она промолчала.
— Ты сознаешь это? — спросил он через некоторое время.
— Я сознаю все то, что можно осознать, а именно: отец мой станет очень богатым, а ты — нет. Что я еще должна осознать?
Он немного помолчал, потом хрипло пробормотал:
— Видишь ли, дорогая, я бы хотел, чтобы ты стала моей женой, а ты вдруг так некстати разбогатела…
Она, уже не в силах сдерживаться, громко расхохоталась.
— Я почти ничего не слышу, — сказала она. — Сядь поближе.
— Цинтия, дорогая, ты еще не спишь? — спросил Фрэнсис, появляясь в дверях. — Уже двенадцать. Мы с Петером сидели вдвоем и скучали…
Он подошел к камину и увидел, что огонь почти погас.
Цинтия встала и виновато пролепетала:
— Мне кажется… капитан Грэй… мы…
— Мне кажется, что это ты виновата, — сказал Фрэнсис, целуя сестру.
Когда она ушла, Сноу спросил:
— С Петером разговаривал? А я думал, ты занимаешься в библиотеке.
— Да я уже час как кончил. Однако вы тут заболтались…
Сноу смутился и ничего не ответил.
— Я нахожу Петера невероятно интересным, — нарушил, наконец, молчание Фрэнсис. — Этот человек — просто находка…
Они услышали торопливые шаги, дверь отворилась и на пороге показалась бледная Цинтия.
Сноу шагнул ей навстречу.
— В чем дело? — спросил он.
— Отца нет в комнате, — ответила она, задыхаясь. — Я хотела ему пожелать доброй ночи, но его там не оказалось!
Мужчины переглянулись.
— Он, вероятно, в саду, — спокойно сказал Фрэнсис. — Возможно, вышел, хотя я и просил его этого не делать.
Он вышел в переднюю, взял электрический фонарик. Цинтия накинула шаль, и все трое направились к двери.
— В библиотеке еще горит огонь, — заметил Фрэнсис.
Сноу вернулся, погасил свет и догнал остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19