Сэй. Вице-президент,
европейский филиал". Сержант Данквертс позвонил. Дверь открыла красивая
девушка-еврейка, которая и провела их через застекленную коврами прихожую
в отделанную деревянными панелями приемную.
- Господин Сэй будет с минуты на минуту, - произнесла она
безразличным тоном и вышла, закрыв за собой дверь.
В приемной было роскошно и, благодаря горящему, несмотря на сезон,
камину, жарко как в тропиках. В центре комнаты на темно-красном ковре
стоял круглый стол и шесть стульев розового дерева стиля "шератон",
которые, по оценке Бонда, стоили по меньшей мере тысячу фунтов. На столе
были разложены свежие журналы и несколько копий кимберлейских "Алмазных
новостей". При виде них у Данквертса загорелись глаза, и он, подсев к
столу, начал листать июньский номер. На каждой стене в позолоченных рамах
красовались изображения цветов. В картинах было нечто настолько объемное,
что Бонд подошел к одной из них и принялся ее изучать. Оказалось, что это
были вовсе не картины, а покрытые стеклом ниши, в которых стояли
совершенно одинаковые ватерфордские вазы со свежими цветами.
В комнате было очень тихо, если не считать гипнотизирующего тиканья
больших напольных часов и едва слышного шума голосов из-за находящейся
напротив выхода двери. Раздался щелчок, дверь приоткрылась и послышался
голос с сильным иностранным акцентом, настоятельно увещевавший кого-то:
- Ну, мистер Грюнспан, пазему фи так волновайтесь. Фсе ми хотим
заработать, да? Паверьте мне, етот прекрасен камен обашелся мне ф десять
тысяча фунтоф. Десять тысяча! Фи не фьерите мне? Клянусь фам. Слофо чести.
- Ответом было настороженное молчание, и тогда последовала заключительная
ставка. - Болше тофо! Спорю на пять фунтоф!
Раздался смех.
- Ну и штучка же вы, Вилли, - сказал голос явного американца. - Но
этот номер не пройдет. И рад бы вам помочь, но камню этому красная цена
девять тысяч. Ну еще сотню сверху только для вас. Лучшей цены вам на Улице
не найти.
Дверь открылась и в проеме показались будто сошедший с театральной
сцены американский бизнесмен в пенсне и поджатыми губами и маленький
беспокойного вида еврей с большой красной розой на лацкане пиджака. Видимо
то, что в приемной находились люди, оказалось для них полнейшей
неожиданностью, и, бормоча под нос "Простите, извините" ни к кому
конкретно не обращаясь, американец чуть ли не бегом выпроводил своего
компаньона и захлопнул дверь.
Данквертс подмигнул Бонду.
- Вот вам весь алмазный бизнес как на тарелочке, - сказал он. - Это
был Вилли Бихринс, один из самых известных независимых маклеров Улицы.
Думаю, что другой - это один из торговцев Сэя. - Он вновь уткнулся в свой
журнал, а Бонд, подавив желание закурить, вновь принялся разглядывать
"картины".
Внезапно мягкая, тикающая, роскошная тишина взорвалась. В один и тот
же момент в камине рассыпалось прогоревшее полено, напольные часы пробили
половину четвертого, дверь распахнулась, и в приемную вошел крупный
темноволосый человек. Сделав два шага, он остановился и стал внимательно
разглядывать находящихся в приемной.
- Меня зовут Сэй, - грубо сказал он. - Что здесь происходит? Что вам
здесь надо?
Дверь сзади него было открыта. Сержант Данквертс поднялся, вежливо,
но решительно обошел человека и закрыл ее. Затем он вернулся на середину
комнаты.
- Я - сержант Данквертс из спецслужбы Скотланд-Ярда, - сказал он тихо
и примирительно. - А это, - показал он на Бонда, - сержант Джеймс. Я веду
расследование по делу о краже алмазов. Помощник комиссара подумал, - его
голос стал прямо-таки бархатным, - что вы могли бы нам помочь.
- Да? - спросил Сэй. Он с презрением переводил взгляд с одного из
этих нищих ищеек на другого, поражаясь тому, что они осмелились нарушить
его покой. - Продолжайте.
Пока сержант Данквертс, тон которого показался бы любому уголовнику
угрожающе-ласковым, рассказывал поминутно заглядывая в маленькую черную
записную книжечку, свою историю, пересыпая ее оборотами вроде "в
шестнадцатых..." и "тут нам стало известно...", Бонд без стеснения изучал
господин Сэя, что впрочем, не производило на последнего никакого
впечатления, как и вкрадчивый тон сержанта Данквертса.
Господин Сэй был крупным, массивным мужчиной, твердым как кусок
кварца. У него было квадратное лицо, угловатость которого подчеркивали его
короткие, торчащие ежиком, жесткие черные волосы и отсутствие баков. Брови
у него были черными и прямыми, взгляд черных глаз - пронизывающий и
решительный. От был чисто выбрит, рот казался узкой длинной и прямой
щелью. Квадратный подбородок и массивная челюсть довершали портрет. Он был
одет в просторный черный однобортный костюм и белую рубашку с тонким как
шнурок ботинка черным галстуком, прикрепленным у воротника золотой
булавкой в виде копья. Его длинные руки, расслабленно висевшие вдоль
туловища, заканчивались огромными кистями, также покрытыми черными
волосами. Ноги, обутые в дорогие черные туфли, были размера 47-го.
Бонд оценил его как жестокого, сильного человека, преуспевшего в
сдаче множества непростых экзаменов в университетах жизни, где, казалось,
он продолжал учиться и по сей день......
- а вот в каких камнях мы заинтересованы больше всего, - завершал
свою речь сержант Данквертс. Он опять заглянул в свою черную книжицу. -
"Весселтон", 20 карат, два бриллианта чистой воды по 10 карат каждый,
"Желтый премьер", 30 карат, "Топ кейп", 15 карат, и два "Кейп юниона" по
15 карат. - Он сделал паузу. Затем поднял голову и дерзко посмотрел
господину Сэю прямо в глаза. - Не попадал ли в ваши руки, господин Сэй,
или в руки ваших людей в Нью-Йорке какой-нибудь из этих камней? - мягко
спросил он.
- Нет, - отрезал Сэй. - Не попадал. - Он подошел к двери и открыл ее.
- А теперь - до свидания, господа.
Не обращая больше на них внимания, он решительно вышел из комнаты, и
они услышали, как он поднимался по лестнице. Наверху открылась и с
грохотом захлопнулась дверь. Наступила тишина.
Сержант Данквертс невозмутимо убрал свою книжицу в жилетный карман,
взял шляпу и вышел в холл, а оттуда - на улицу. Бонд следовал за ним.
Они сели в патрульную машину, и Бонд назвал адрес своей квартиры
рядом с Киндз-роуд. Как только машина тронулась, сержант Данквертс сбросил
маску официальности. Когда он повернулся к Бонду, глаза его хитро
блестели.
- Я, знаете ли, получил немалое удовольствие, - радостно сказал он. -
Не часто попадаются такие твердые орешки как этот. А вы, сэр, узнали что
хотели?
Бонд пожал плечами.
- Честно говоря, сержант, я и не знаю, чего хотел. Но уже и то
хорошо, что удалось как следует разглядеть этого Руфуса Б. Сэя. Забавный
человечек. Только я всегда представлял себе торговцев алмазами несколько
иначе.
Сержант Данквертс радостно хихикнул.
- Сэр, - сказал он, - если Сэй торгует бриллиантами, то я готов
съесть свою шляпу.
- Почему вы так говорите?
- Все очень просто, - улыбнулся сержант Данквертс. - Когда я
перечислял пропавшие камни, я назвал "Желтый премьер" и два "Кейп-юниона".
- Ну и что?
- Дело в том, сэр, что таких камней в природе просто не существует.

5. "ЖЕЛТЫЕ ЛИСТЬЯ"
Направляясь по длинному пустому коридору к номеру 350, Бонд
чувствовал, что лифтер следит за ним. Это Бонда не удивило. Он знал, что
на долю этой гостиницы приходится больше мелких преступлений, чем
какой-либо другой в Лондоне. Вэлланс однажды продемонстрировал ему
криминогенную карту Лондона и показал на целый лес флажков,
расположившихся вокруг "Трафальгарского дворца".
- Эта точка на карте очень раздражает тех, кто составляет такие
карты, - сказал он. - Каждый месяц сюда втыкается столько булавок, что им
приходится наклеивать сверху новый листок бумаги, чтобы было куда
вкалывать флажки в следующий раз.
Приближаясь к концу коридора, Бонд услышал, как где-то рядом рояль
наигрывал довольно грустную мелодию. У двери в номер 350-й он понял, что
музыка раздается оттуда. Он даже узнал мелодию - "Желтые листья". Он
постучал.
- Входи, - портье, видимо, позвонил в номер, и его там ждали.
Бонд вошел в небольшую прихожую и закрыл за собой дверь.
- Запри, - сказал голос, раздавшийся из спальни.
Бонд сделал как ему велели и прошел на середину комнаты, пока не
оказался напротив открытой двери в спальню. Когда он шел мимо портативного
проигрывателя, пианист на пластинке начал играть.
Полуобнаженная, она сидела перед туалетным столиком лицом к спинке
стула, глядя в трехстворчатое зеркало и положив подбородок на скрещенные
руки. Вся ее поза была расслабленной и как бы небрежной. Узенькая черная
полоска лифчика на спине и черные кружевные трусики не могли оставить
Бонда равнодушным.
Девушка закончила изучение собственного отражения в зеркале и
принялась спокойно разглядывать Бонда.
- Так это ты новый помощник, - сказала она хрипловатым голосом, не
терпящим возражений. - Садись и послушай музыку. Эта пластинка - лучше
всех.
Ситуация начала забавлять Бонда. Он послушно направился к стоявшему
рядом глубокому креслу, подвинул его так, чтобы видеть девушку через
дверной проем, и сел.
- Не возражаешь, если я закурю? - спросил он, вынимая из портсигара
сигарету.
- Пожалуйста, если тебе больше нравится именно такой вид
самоубийства.
Мисс Кейс возобновила молчаливое изучение своего лица в зеркале, а
пианист на пластинке приступил к "J`attendrai". Это была последняя вещь, и
проигрыватель замолк.
Не обращая на Бонда ни малейшего внимания, девушка, поигрывая
бедрами, встала и потянулась. Она слегка повернула голову, и грива
золотистых волос тяжело упала на плечи.
- Если нравится - переверни, - сказал она безразличным тоном. - Я
буду через пару минут. - И она исчезла из поля зрения.
Бонд подошел к проигрывателю и взял пластинку в руки. Это был концерт
Джорджа Фейера в сопровождении ритмсекции. Бонд запомнил индекс пластинки
- Vox 500. Он посмотрел, какие вещи есть на обороте, и, пропустив "La Vie
en Rose", с которой у него были связаны определенные воспоминания,
поставил "Avrill au Portugal".
Прежде чем отойти от проигрывателя, он вытащил из-под него подставку
и поднес ее к стоявшей на письменном столе лампе. Повертев ее при свете
лампы, он обнаружил, что никаких следов на ней не было. Бонд пожал
плечами, положил ее на место и вернулся в свое кресло.
Ему подумалось, что эта музыка гармонирует с девушкой. Казалось, что
все мелодии написаны специально для нее. Не удивительно, что это ее
любимая пластинка. В ней была та же бесстыдная чувственность, манерность и
пикантность, что и в глазах девушки, когда она изучала его отражение в
зеркале.
Бонд не пытался заранее представить себе, как должна выглядеть некая
мисс Кейс, которой поручено следить за ним на всем пути в Америку. Он
считал само собой разумеющимся, что это будет уголовного вида потрепанная
бабенка с рыбьими глазами - жесткая угрюмая женщина, уже знающая
"маршрут", чье тело больше не могло заинтересовать бандитов, на которых
она работала. У этой девушки, хотя она и была, безусловно, тертым калачом,
кожа дышала свежестью, какой бы ни была история ее тела.
Как же ее зовут? Бонд вновь поднялся и подошел к проигрывателю. На
прикрепленной к ручке бирке компании "Пан-ам" было написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34