Бледные влажные губы под желтыми от никотина усиками начали быстро двигаться — женщина излагала свою точку зрения. Голос ее был хриплым, но невыразительным, без малейшего намека на эмоции, «...напоминает мне в некоторых отношениях дело Штольценберга. Как вы помните) товарищ генерал, тогда речь тоже шла о том, чтобы не просто ликвидировать предателя, но и уничтожить его репутацию. Но в том случае ситуация была проще. Шпион оказался дегенератом. Тогда мы...»
«Слушать эту болтовню бесполезно», — решил Кронстейн. Ему были отлично знакомы подобные операции: он сам планировал осуществление большинства из них, и память сохранила их бесчисленное множество, словно шахматные гамбиты. Отключившись, не слыша ни единого звука, он сконцентрировал внимание на лице этой страшной женщины... Сколько времени ему еще придется работать вместе с ней? Долго ли он сможет удержаться на этом посту?
Почему страшной? Кронстейна не интересовали люди. Даже его собственные дети. В его словаре не было таких категорий, как плохой и хороший. Люди были для него всего лишь фигурами на шахматной доске. Кронстейна интересовала только их реакция на движения других фигур. Для того чтобы предсказать их реакцию — а это было главным в его работе, — необходимо знать индивидуальные характеристики людей. Основные инстинкты банальны и непоколебимы. Самосохранение, секс и стадное чувство... Разница — в темпераменте: жизнерадостный, флегматичный, вспыльчивый или меланхоличный. Темперамент оказывает решающее влияние на эмоции и чувства. Характер в огромной степени зависит от воспитания и — что бы ни утверждали Павлов и бихевиористы — находится под значительным влиянием характера родителей. Жизненные привычки и поведение определяются, безусловно, еще и тем, обладает человек физической силой или он слаб.
Именно исходя из этих основных принципов, незаурядный ум Кронстейна клинически оценивал женщину, сидящую напротив него. Ему уже приходилось заниматься этими психологическими задачами сотни раз, и теперь, когда ему предстояли недели совместной работы с этой женщиной, он решил освежить свою память: никакие человеческие чувства не должны помешать осуществлению операции.
Инстинкт самосохранения у Розы Клебб был, несомненно, очень силен — иначе она не стала бы одной из самых могущественных (и уж, конечно, вселяющих наибольший страх) женщин в стране. Кронстейн вспомнил, что ее карьера началась во время гражданской войны в Испании. Гам она была двойным агентом в ПОУМе — одновременно работала по указаниям ОГПУ и испанской разведывательной службы. С 1935 по 1937 годы она была правой рукой и, по слухам, любовницей своего начальника, знаменитого Андреаса Нина. И когда его убили по указанию Москвы, то, по мнению многих, это сделала именно Роза Клебб. С этого момента она медленно, но неуклонно поднималась вверх по лестнице власти — через неудачи, войны, заговоры, через все испытания, выдерживая их и выживая, потому что Клебб не присоединялась к союзам, не имела друзей, не проявляла никакой личной преданности. К 1953 году после всех чисток и процессов ее кровавые руки уже держались за ту ступеньку лестницы, которая была почти у самой вершины: она стала начальником оперативного отдела СМЕРШа.
Кронстейн подумал, что этот успех во многом зависел от ее второго могучего инстинкта — полового. Роза Клебб относилась, несомненно, к самому редкому из половых типов: она была бесполой. В этом Кронстейн был уверен. Рассказы о ней тех, кто хоть что-то знал, сводились к одному: Роза могла получать удовольствие от полового акта, но инструмент, вызывающий удовольствие, для нее не имел значения. Секс для Розы Клебб был чем-то вроде щекотки, и это физиологическое и психологическое безразличие освобождало Клебб от множества человеческих эмоций, чувств и страстей. Природа преподнесла ей редкий и бесценный дар — бесполость, это олицетворение равнодушия и холодности у человека.
У Розы Клебб полностью отсутствовал и стадный инстинкт. Стремление к власти требовало, чтобы она была волчицей, а не овцой. И она действовала в одиночку, никогда не страдая от чувства одиночества, потому что тепло человеческого общения было ей совершенно ненужным. По своему темпераменту она была, несомненно, флегматичной — равнодушной, не испытывающей боли, вялой. Кронстейн предположил, что основной ее грех — лень. Она неохотно вылезает по утрам из своей теплой грязной постели, дома неопрятна, мирится с грязью. Знакомство с интимной стороной ее жизни, когда она приходит со службы и снимает военную форму, может вызвать только отвращение. Если правда, что Роза Клебб была на гражданской войне в Испании, то ей сейчас около пятидесяти...
Фигура женщины, приземистая и толстая, с грушевидными бедрами, напоминала Кронстейну виолончель...
— Спасибо, товарищ полковник. Вы сообщили нам немало интересного. А теперь, товарищ Кронстейн, что бы вам хотелось добавить? Только покороче, пожалуйста. Уже два часа ночи, и нам всем предстоит трудный день. — Глаза генерала Г., покрасневшие от напряжения и бессонницы, уставились в пространство. Напоминать Кронстейну о краткости было лишним: он всегда говорил мало, но каждое его слово было более ценным, чем длинные выступления остальных помощников генерала Г.
Кронстейн еще в начале разговора знал, что он скажет, иначе не позволил бы себе роскошь думать сейчас об этой женщине, сидевшей напротив. Он откинул голову назад и стал смотреть куда-то в пустоту потолка. Голос Кронстейна был поразительно мягким и тихим, но настолько выразительным, что заставлял прислушиваться к каждому слову.
— Товарищ генерал, много лет тому назад жил француз по имени Фуше, в некотором отношении ваш предшественник. Однажды он высказал соображение, что бессмысленно убивать человека, если вместе с ним не будет уничтожена его репутация. Разумеется, убить этого Бонда будет нетрудно. Это может сделать любой наемный убийца. А вот вторая часть операции — подрыв его репутации — намного труднее и важнее. На данном этапе мне ясно лишь одно — операция должна быть проведена за пределами Англии, в стране, где мы в состоянии влиять на средства массовой информации. Если вы спросите меня, как выманить его из Англии, я отвечу, что если приманка покажется привлекательной и доступной только ему одному, его пошлют за этой приманкой. Чтобы операция не походила на западню, я попробую сделать так, чтобы все выглядело несколько эксцентрично. Англичане гордятся своей любовью к необычному, странному. Они рассматривают эксцентричное предложение как вызов. Считаю целесообразным воспользоваться этой чертой их характера, чтобы вынудить их клюнуть на нашу приманку.
Кронстейн замолчал, опустил взгляд, и теперь его глаза смотрели чуть выше головы генерала Г.
— Я начну разрабатывать такую западню, — произнес он равнодушным голосом. — А пока могу сообщить, что если наша ловушка сработает и этот Бонд клюнет на нее, нам понадобится убийца, родным языком которого является английский.
Взгляд Кронстейна упал на стол, покрытый красной бархатной скатертью. Задумчиво, как будто именно в этом заключалась суть всей проблемы, он добавил: «Кроме того, будет нужна надежная и очень красивая девушка».
8. Очаровательная приманка
Сидя у окна своей комнаты и глядя на тихий июньский вечер, на первые розовые краски заката, отражающегося в окнах дома на противоположной стороне улицы, на купол старой церкви, пламенеющий, подобно факелу, на зубчатом горизонте московских крыш, сержант государственной безопасности Татьяна Романова думала о том, как она счастлива.
Ее счастье не было романтичным. Оно не имело никакого отношения к восторгу влюбленности — тем дням и неделям, когда на горизонте еще не видно мрачных туч. Это было спокойное счастье безопасности, уверенности в завтрашнем дне, ощущение, которое становилось еще более приятным из-за малозначащих, второстепенных мелочей — похвалы профессора Деникина после урока английского языка, запаха вкусного ужина, разогревающегося на электрической плитке, доносящихся из радиоприемника звуков ее любимого вступления к «Борису Годунову» в исполнении Московского симфонического оркестра и, самое главное, прихода лета после длинной унылой зимы и короткой весны.
Комната была одной из сотен подобных в огромном современном здании на Садовой-Черногрязской улице, где размещалось женское общежитие сотрудниц Министерства государственной безопасности. В этом красивом восьмиэтажном здании, построенном в 1939 году заключенными, было две тысячи комнат. Часть, как, например, ее комната, представляли собой всего лишь маленькие клетушки с телефоном, умывальником, одной лампочкой, ванной и туалетом в коридоре. Другие, размещающиеся на двух последних этажах, были двух— и трехкомнатными квартирами с ванными. Эти квартиры выделялись для сотрудниц, занимающих ответственные должности. Жилищные условия улучшались в соответствии со званием, и сержанту Романовой еще только предстояло получить звание лейтенанта, капитана, майора и подполковника, прежде чем она достигнет роскоши последнего, восьмого, этажа, где проживали полковники.
Но сейчас — видит бог! — она была довольна своей судьбой. Жалованье в 1200 рублей в месяц (на треть больше, чем в любом министерстве), собственная комната, хорошая дешевая пища и одежда, которые можно купить в закрытом «распределителе» на первом этаже, полностью оплаченный двухнедельный отпуск каждый год. Но самое главное — постоянная работа с хорошими перспективами в Москве вместо какого-нибудь мрачного провинциального городка, где месяцами ничего не происходит и где выход на экраны нового фильма или приезд цирка считается настоящим праздником.
Конечно, за работу в МГБ приходится расплачиваться. Форма сотрудника государственной безопасности отделяет тебя от всего мира. Тебя боятся и обходят стороной, так что не остается ничего другого, как присоединиться к обществу других сотрудниц и сотрудников МГБ. Когда-нибудь придется выйти замуж за одного из них, если хочешь продолжать работу в министерстве. И приходится напряженно трудиться: с восьми утра до шести вечера, пять с половиной дней в неделю, а отдых в течение дня — всего сорок минут на обеденный перерыв в служебной столовой. Но там хорошо кормят, так что можно почти не ужинать и копить деньги на шубку из соболя, которая заменит когда-нибудь шубу из изрядно потрепанной сибирской лисы.
Вспомнив про ужин, сержант Романова встала со стула у окна и подошла к плитке, чтобы взглянуть на кастрюльку с густым супом, в котором плавало несколько крошечных кусочков мяса. Он был уже почти готов и пахнул очень вкусно. Девушка выключила плитку, чтобы суп остыл, а сама принялась мыть руки и накрывать на стол, как ее приучили с детства.
Вытирая руки полотенцем, она посмотрела в большое овальное зеркало над умывальником.
В институте один из парней, влюбленных в нее, сказал, что Таня похожа на молодую Грету Гарбо. Какие глупости! Но сегодня она действительно выглядела хорошо. Шелковистые каштановые волосы, отброшенные назад с высокого лба, падали на плечи, края их слегка завивались вверх (Татьяна Романова видела однажды такую прическу у Греты Гарбо и не стыдилась признаться, что скопировала ее); мягкая бледная кожа оттенка слоновой кости; широко расставленные синие-синие глаза под прямыми бровями (Таня закрыла один глаз за другим — да, ресницы были, несомненно, достаточно длинными), аристократический нос... А вот что можно сказать про ее рот? Может быть, слишком широк? Когда она улыбается, он выглядит ужасно широким. Таня улыбнулась своему отражению в зеркале. Да, рот был действительно широк, но ведь и у Гарбо такой же. И этот недостаток исправляли пухлые, хорошо очерченные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Слушать эту болтовню бесполезно», — решил Кронстейн. Ему были отлично знакомы подобные операции: он сам планировал осуществление большинства из них, и память сохранила их бесчисленное множество, словно шахматные гамбиты. Отключившись, не слыша ни единого звука, он сконцентрировал внимание на лице этой страшной женщины... Сколько времени ему еще придется работать вместе с ней? Долго ли он сможет удержаться на этом посту?
Почему страшной? Кронстейна не интересовали люди. Даже его собственные дети. В его словаре не было таких категорий, как плохой и хороший. Люди были для него всего лишь фигурами на шахматной доске. Кронстейна интересовала только их реакция на движения других фигур. Для того чтобы предсказать их реакцию — а это было главным в его работе, — необходимо знать индивидуальные характеристики людей. Основные инстинкты банальны и непоколебимы. Самосохранение, секс и стадное чувство... Разница — в темпераменте: жизнерадостный, флегматичный, вспыльчивый или меланхоличный. Темперамент оказывает решающее влияние на эмоции и чувства. Характер в огромной степени зависит от воспитания и — что бы ни утверждали Павлов и бихевиористы — находится под значительным влиянием характера родителей. Жизненные привычки и поведение определяются, безусловно, еще и тем, обладает человек физической силой или он слаб.
Именно исходя из этих основных принципов, незаурядный ум Кронстейна клинически оценивал женщину, сидящую напротив него. Ему уже приходилось заниматься этими психологическими задачами сотни раз, и теперь, когда ему предстояли недели совместной работы с этой женщиной, он решил освежить свою память: никакие человеческие чувства не должны помешать осуществлению операции.
Инстинкт самосохранения у Розы Клебб был, несомненно, очень силен — иначе она не стала бы одной из самых могущественных (и уж, конечно, вселяющих наибольший страх) женщин в стране. Кронстейн вспомнил, что ее карьера началась во время гражданской войны в Испании. Гам она была двойным агентом в ПОУМе — одновременно работала по указаниям ОГПУ и испанской разведывательной службы. С 1935 по 1937 годы она была правой рукой и, по слухам, любовницей своего начальника, знаменитого Андреаса Нина. И когда его убили по указанию Москвы, то, по мнению многих, это сделала именно Роза Клебб. С этого момента она медленно, но неуклонно поднималась вверх по лестнице власти — через неудачи, войны, заговоры, через все испытания, выдерживая их и выживая, потому что Клебб не присоединялась к союзам, не имела друзей, не проявляла никакой личной преданности. К 1953 году после всех чисток и процессов ее кровавые руки уже держались за ту ступеньку лестницы, которая была почти у самой вершины: она стала начальником оперативного отдела СМЕРШа.
Кронстейн подумал, что этот успех во многом зависел от ее второго могучего инстинкта — полового. Роза Клебб относилась, несомненно, к самому редкому из половых типов: она была бесполой. В этом Кронстейн был уверен. Рассказы о ней тех, кто хоть что-то знал, сводились к одному: Роза могла получать удовольствие от полового акта, но инструмент, вызывающий удовольствие, для нее не имел значения. Секс для Розы Клебб был чем-то вроде щекотки, и это физиологическое и психологическое безразличие освобождало Клебб от множества человеческих эмоций, чувств и страстей. Природа преподнесла ей редкий и бесценный дар — бесполость, это олицетворение равнодушия и холодности у человека.
У Розы Клебб полностью отсутствовал и стадный инстинкт. Стремление к власти требовало, чтобы она была волчицей, а не овцой. И она действовала в одиночку, никогда не страдая от чувства одиночества, потому что тепло человеческого общения было ей совершенно ненужным. По своему темпераменту она была, несомненно, флегматичной — равнодушной, не испытывающей боли, вялой. Кронстейн предположил, что основной ее грех — лень. Она неохотно вылезает по утрам из своей теплой грязной постели, дома неопрятна, мирится с грязью. Знакомство с интимной стороной ее жизни, когда она приходит со службы и снимает военную форму, может вызвать только отвращение. Если правда, что Роза Клебб была на гражданской войне в Испании, то ей сейчас около пятидесяти...
Фигура женщины, приземистая и толстая, с грушевидными бедрами, напоминала Кронстейну виолончель...
— Спасибо, товарищ полковник. Вы сообщили нам немало интересного. А теперь, товарищ Кронстейн, что бы вам хотелось добавить? Только покороче, пожалуйста. Уже два часа ночи, и нам всем предстоит трудный день. — Глаза генерала Г., покрасневшие от напряжения и бессонницы, уставились в пространство. Напоминать Кронстейну о краткости было лишним: он всегда говорил мало, но каждое его слово было более ценным, чем длинные выступления остальных помощников генерала Г.
Кронстейн еще в начале разговора знал, что он скажет, иначе не позволил бы себе роскошь думать сейчас об этой женщине, сидевшей напротив. Он откинул голову назад и стал смотреть куда-то в пустоту потолка. Голос Кронстейна был поразительно мягким и тихим, но настолько выразительным, что заставлял прислушиваться к каждому слову.
— Товарищ генерал, много лет тому назад жил француз по имени Фуше, в некотором отношении ваш предшественник. Однажды он высказал соображение, что бессмысленно убивать человека, если вместе с ним не будет уничтожена его репутация. Разумеется, убить этого Бонда будет нетрудно. Это может сделать любой наемный убийца. А вот вторая часть операции — подрыв его репутации — намного труднее и важнее. На данном этапе мне ясно лишь одно — операция должна быть проведена за пределами Англии, в стране, где мы в состоянии влиять на средства массовой информации. Если вы спросите меня, как выманить его из Англии, я отвечу, что если приманка покажется привлекательной и доступной только ему одному, его пошлют за этой приманкой. Чтобы операция не походила на западню, я попробую сделать так, чтобы все выглядело несколько эксцентрично. Англичане гордятся своей любовью к необычному, странному. Они рассматривают эксцентричное предложение как вызов. Считаю целесообразным воспользоваться этой чертой их характера, чтобы вынудить их клюнуть на нашу приманку.
Кронстейн замолчал, опустил взгляд, и теперь его глаза смотрели чуть выше головы генерала Г.
— Я начну разрабатывать такую западню, — произнес он равнодушным голосом. — А пока могу сообщить, что если наша ловушка сработает и этот Бонд клюнет на нее, нам понадобится убийца, родным языком которого является английский.
Взгляд Кронстейна упал на стол, покрытый красной бархатной скатертью. Задумчиво, как будто именно в этом заключалась суть всей проблемы, он добавил: «Кроме того, будет нужна надежная и очень красивая девушка».
8. Очаровательная приманка
Сидя у окна своей комнаты и глядя на тихий июньский вечер, на первые розовые краски заката, отражающегося в окнах дома на противоположной стороне улицы, на купол старой церкви, пламенеющий, подобно факелу, на зубчатом горизонте московских крыш, сержант государственной безопасности Татьяна Романова думала о том, как она счастлива.
Ее счастье не было романтичным. Оно не имело никакого отношения к восторгу влюбленности — тем дням и неделям, когда на горизонте еще не видно мрачных туч. Это было спокойное счастье безопасности, уверенности в завтрашнем дне, ощущение, которое становилось еще более приятным из-за малозначащих, второстепенных мелочей — похвалы профессора Деникина после урока английского языка, запаха вкусного ужина, разогревающегося на электрической плитке, доносящихся из радиоприемника звуков ее любимого вступления к «Борису Годунову» в исполнении Московского симфонического оркестра и, самое главное, прихода лета после длинной унылой зимы и короткой весны.
Комната была одной из сотен подобных в огромном современном здании на Садовой-Черногрязской улице, где размещалось женское общежитие сотрудниц Министерства государственной безопасности. В этом красивом восьмиэтажном здании, построенном в 1939 году заключенными, было две тысячи комнат. Часть, как, например, ее комната, представляли собой всего лишь маленькие клетушки с телефоном, умывальником, одной лампочкой, ванной и туалетом в коридоре. Другие, размещающиеся на двух последних этажах, были двух— и трехкомнатными квартирами с ванными. Эти квартиры выделялись для сотрудниц, занимающих ответственные должности. Жилищные условия улучшались в соответствии со званием, и сержанту Романовой еще только предстояло получить звание лейтенанта, капитана, майора и подполковника, прежде чем она достигнет роскоши последнего, восьмого, этажа, где проживали полковники.
Но сейчас — видит бог! — она была довольна своей судьбой. Жалованье в 1200 рублей в месяц (на треть больше, чем в любом министерстве), собственная комната, хорошая дешевая пища и одежда, которые можно купить в закрытом «распределителе» на первом этаже, полностью оплаченный двухнедельный отпуск каждый год. Но самое главное — постоянная работа с хорошими перспективами в Москве вместо какого-нибудь мрачного провинциального городка, где месяцами ничего не происходит и где выход на экраны нового фильма или приезд цирка считается настоящим праздником.
Конечно, за работу в МГБ приходится расплачиваться. Форма сотрудника государственной безопасности отделяет тебя от всего мира. Тебя боятся и обходят стороной, так что не остается ничего другого, как присоединиться к обществу других сотрудниц и сотрудников МГБ. Когда-нибудь придется выйти замуж за одного из них, если хочешь продолжать работу в министерстве. И приходится напряженно трудиться: с восьми утра до шести вечера, пять с половиной дней в неделю, а отдых в течение дня — всего сорок минут на обеденный перерыв в служебной столовой. Но там хорошо кормят, так что можно почти не ужинать и копить деньги на шубку из соболя, которая заменит когда-нибудь шубу из изрядно потрепанной сибирской лисы.
Вспомнив про ужин, сержант Романова встала со стула у окна и подошла к плитке, чтобы взглянуть на кастрюльку с густым супом, в котором плавало несколько крошечных кусочков мяса. Он был уже почти готов и пахнул очень вкусно. Девушка выключила плитку, чтобы суп остыл, а сама принялась мыть руки и накрывать на стол, как ее приучили с детства.
Вытирая руки полотенцем, она посмотрела в большое овальное зеркало над умывальником.
В институте один из парней, влюбленных в нее, сказал, что Таня похожа на молодую Грету Гарбо. Какие глупости! Но сегодня она действительно выглядела хорошо. Шелковистые каштановые волосы, отброшенные назад с высокого лба, падали на плечи, края их слегка завивались вверх (Татьяна Романова видела однажды такую прическу у Греты Гарбо и не стыдилась признаться, что скопировала ее); мягкая бледная кожа оттенка слоновой кости; широко расставленные синие-синие глаза под прямыми бровями (Таня закрыла один глаз за другим — да, ресницы были, несомненно, достаточно длинными), аристократический нос... А вот что можно сказать про ее рот? Может быть, слишком широк? Когда она улыбается, он выглядит ужасно широким. Таня улыбнулась своему отражению в зеркале. Да, рот был действительно широк, но ведь и у Гарбо такой же. И этот недостаток исправляли пухлые, хорошо очерченные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35