Мы оба поселились здесь в отеле, так что моя помощница будет всегда под рукой на случай, если у вашего нового радиоприемника обнаружится неисправность. Все новые аппараты, даже французские, дня два могут барахлить, — добавил он, подмигнув.
Бонд не разделял его веселья.
— Дьявол, зачем это? Что тут может женщина? Они что, думают, мы на пикнике?
— Успокойтесь, дорогой Джеймс. Ваша коллега серьезна ровно настолько, насколько это необходимо, и холодна, уверяю вас, как ледышка. По-французски она говорит как француженка, дело знает до тонкостей. Прикрытие у нее самое подходящее. Что может быть естественнее, если вы, ямайский миллионер... — Матис почтительно кашлянул, — горячая кровь и все такое прочее... познакомитесь здесь с красивой девушкой! Да без спутницы вы будете выглядеть словно голый!
— Есть еще сюрпризы? — буркнул Бонд.
— Мелочи. Намбер уже поселился на вилле. Это в пятнадцати километрах отсюда по дороге вдоль берега. С ним живут два телохранителя. Ребята, похоже, способные. Один из них навестил небольшой пансионат, где два дня назад объявились трое, если по документам, то чехов-апатридов, хотя наш человек утверждает, что говорят они по-болгарски. Болгары появляются здесь не всякий день, нам привычнее турки и югославы. Не сократы, но исполнительны. Русские используют их для несложных убийств и дают подержать свечку в более сложных делах.
— Большое спасибо. Хорошо, если бы дело пришлось иметь только с ними, — сказал Бонд и спросил: — Что еще?
— Все. Приходите перед обедом в бар отеля «Эрмитаж» на смотрины. Пригласите девушку поужинать — так вам будет удобнее взять ее с собой в казино. Я там буду с парочкой отличных ребят. Да, забыл! В отеле живет американец Лейтер. Он из отделения ЦРУ в Фонтенбло. Лондон просил вам это передать. Он классный парень и может нам быть полезен.
Из динамика послышалась итальянская речь, и Матис выключил приемник. Они еще немного поговорили о покупке и о ее оплате, попрощались, и Матис откланялся.
Бонд сел у окна и сосредоточился. То, что сообщил Матис, не обнадеживало. Его вычислили и вели настоящие профессионалы. Возможно, они попытаются вывести его из игры еще до того, как он сядет с Намбером за стол. У русских нет предрассудков по поводу ликвидации агентов. А теперь еще эта красотка. Он вздохнул Женщины нужны для отдыха. В работе их прелести и чувства только помеха. Одни заботы.
— Идиоты, — сказал Бонд и, вспомнив о Мюнцах, повторил громче: — Идиоты! — и вышел из номера.
5. Девушка из центра
Когда Бонд вышел из «Сплендида», часы на башне мэрии отбивали полдень. В воздухе стоял густой запах хвои — рядом была сосновая роща; сад вокруг казино, свежеполитый, с аккуратными цветниками и удобно проложенными дорожками, посыпанными каменной крошкой, придавал этим декорациям ненавязчивую условность, более подходящую для балета, чем для мелодрамы.
День выдался солнечным, во всем чувствовалось какое-то искрящееся веселье — возможно, этот маленький курортный городок после стольких лет упадка действительно начинал новую эру популярности и процветания.
Руаяль-лез-O, расположенный в устье Соммы, в том месте, где ровный берег с песчаными пляжами еще не уперся в тянущиеся до самого Гавра белые утесы плато, почти повторил судьбу Трувилля. Маленькая рыбацкая деревушка, когда-то называвшаяся просто Руаяль, превратилась в изысканный курорт еще при Наполеоне III Мода на него, однако, держалась недолго Так же, как в свое время Довилль после долгой борьбы разорил Трувилль, Туке практически уничтожил Руаяль.
В начале века, когда дела курортного городка шли очень плохо, поскольку в моду вошло совмещать светское безделье с лечением минеральными водами, неподалеку от Руаяля на холмах был открыт источник щелочной воды, полезной при заболеваниях печени. Как известно, французы все до единого страдают печенью, и Руаяль не замедлили превратить в Руаяль-лез-О, что значит Руаяль-на-водах, а сама вода «Руаяль», разлитая по бутылкам-торпедам, появилась в меню гостиниц и вагонов-ресторанов и незаметно пробралась в реестр лечебных вод.
Однако борьба с такими опытными и сплоченными противниками, как минеральные воды «Виши», «Перье» и «Витель», длилась недолго. Последовал период судебных разбирательств; множество людей потеряли много денег, и очень скоро продажа воды ограничилась пределами городка и близлежащих селений. Бюджет курорта вынужден был отныне ограничиться тем, что оставляли здесь летом отпускники-французы и редкие англичане, зимой — тем, что зарабатывала местная рыбацкая флотилия. Живописно облупившееся казино, в барачном здании которого все еще витал дух роскоши викторианской эпохи, подбирало крохи со столов казино в Туке.
После войны вторую жизнь обрели Брайтон, Ницца. Ностальгия по временам позолоты и роскоши становилась источником дохода. В 1950 году к Руаялю вдруг проявил интерес некий парижский синдикат, распоряжающийся средствами бывших вишистов. Казино было отреставрировано, его бело-золотой фасад подновили, салоны отделали в бледно-серые тона с бордовыми коврами и занавесями. Потолки украсили громадные люстры. Были приведены в порядок сады, заработали фонтаны, вновь открылись оба больших отеля — «Сплендид» и «Эрмитаж».
Даже городок и старый порт постарались изобразить — в который уже раз — приветливую улыбку. На центральной улице появились витрины парижских ювелиров, которые, несмотря на быстротечность курортного сезона, открыли в бесплатно предоставленных им помещениях свои салоны.
Вот тогда-то и был приглашен в Руаяль-лез-О синдикат «Мохаммед Эли», взявшийся организовать крупную карточную партию. Городские власти очень надеялись, что со временем удастся вынудить Туке поделиться частью своих громадных доходов.
Бонд смотрел на залитый солнцем городок и думал о том, сколь странно и нелепо его задание, и о том, что мрачная роль, которую он должен сыграть, по сути, оскорбление для остальных актеров, занятых в этой драме.
Расправив плечи, он отогнал от себя эти мысли, вызванные минутной слабостью, и, вернувшись к отелю, спустился по эстакаде в подземный гараж. До встречи в «Эрмитаже» он решил совершить небольшую прогулку на машине вдоль побережья, взглянув на виллу Намбера, а на обратном пути доехать до автострады, ведущей в Париж.
В отношении машин Бонд придерживался самых консервативных взглядов. Еще в 1933 году он приобрел одну из последних моделей «Бентли», почти новую, с турбонаддувом «Амхерст Виллиерс». Всю войну она простояла в надежном месте, и каждый год ее осматривал бывший механик с заводов «Бентли», работавший в гараже неподалеку от дома Бонда в Челси; этот старик относился к машине с ревностным вниманием.
Бонд водил машину агрессивно, испытывая при езде почти физическое наслаждение. Его «Бентли» стального цвета был с откидным — действительно откидным! — верхом и мог держать скорость 145 километров в час с запасом мощности еще на полсотни километров.
Бонд вывел машину из гаража, проскочил эстакаду и через секунду уже несся по бульвару, откуда свернул на оживленную заднюю улочку и поехал вдоль дюн по направлению к югу.
Через час Бонд вошел в бар «Эрмитажа» и сел за столик у одного из больших окон.
Бар напоминал выставку тех в высшей степени мужских игрушек, которые символизируют во Франции благополучие: жесткошерстные таксы, лежащие у ног своих хозяев, медовый аромат английского табака, всевозможные зажигалки на столиках перед посетителями. Все вокруг было либо светлого лакированного дерева, либо кожаным, с медными заклепками. Шторы и ковры одного, голубого, цвета. Официанты в белых куртках с золотыми эполетами. Бонд заказал себе «американо» и стал рассматривать посетителей, одетых, все как один, элегантно, но без чувства меры. Как видно, все это были парижане. За столиками оживленно беседовали, похоже, о чем-то исключительно важном, — в баре царила атмосфера, обычная для всех баров в час аперитива. Мужчины то и дело заказывали себе новые четверти шампанского, женщины пили сухой «мартини».
— Mol, j'adore le dry [Я обожаю «драй» (фр.)], — воскликнула радостная юная особа за соседним столом. Ее спутник, несколько не по сезону одетый в безупречный твидовый костюм, смотрел на нее, положив руки на дорогую, увитую плющеной золотой проволокой трость, восхищенными глазами. — Maisle dry fait avecdu Gordon, bienentendu. [Но, разумеется, «драй» с «Гордоном» (фр.)]
— J'accord', Daisy. Maistusais, un zeste de citron... [Я согласен, Дэзи. Но, знаешь, немного лимонной цедры... (фр.)]
Внимание Бонда привлекла показавшаяся на тротуаре высокая фигура Матиса. Вместе с ним шла брюнетка в сером. Матис поддерживал ее под руку, чуть выше локтя, тем не менее они не производили впечатления ни супружеской пары, ни просто близко знакомых; в профиле молодой женщины чувствовалась некоторая ироничная холодность. Бонд видел, как они вошли в бар, но продолжал, соблюдая правила игры, рассматривать прохожих.
— Ну да, это же месье Бонд! — услышал он у себя за спиной радостный голос Матиса. Бонд встал, как и подобало, приятно удивленный.
— Вы один?.. Или вы кого-то ждете?.. Позвольте представить вам коллегу мадемуазель Линд. Дорогая, познакомьтесь, это господин Бонд с Ямайки, я имел удовольствие общаться с ним сегодня утром.
Бонд поклонился радушно, но не без сдержанности, приглашая садиться.
— Я один, и вы доставите мне большое удовольствие, если посидите со мной, — сказал он, поклонившись спутнице Матиса.
Он пододвинул ей стул и, пока Матис и его знакомая устраивались, подозвал официанта. Несмотря на протесты Матиса, он заказал коньяк и «бакарди» для гостьи.
Матис и Бонд громко обменялись несколькими фразами о хорошей погоде и о возрождении Руаяль-лез-О. Девушка сидела молча. Бонд предложил ей сигарету. Она закурила, похвалила табак, но без излишних восторгов; курила она, глубоко и резко затягиваясь. Ее движения были точными, легкими, без намека на самолюбование.
Спутница Матиса произвела на Бонда впечатление. Беседуя с Матисом, он то и дело поворачивался к ней, как бы вежливо приглашая ее к разговору, и с каждым разом находил новое подтверждение первому впечатлению.
Густые, очень темные волосы обрамляли лицо. Они чуть закрывали концами изящную линию подбородка и ровно спадали сзади. При каждом движении волосы рассыпались у нее по лицу, но она не обращала на это никакого внимания. У нее были широко поставленные ярко-голубые глаза; взгляд был прямой, но с оттенком насмешливого равнодушия. На слегка загорелом лице не было косметики, только яркая помада на красивых губах. Короткие ногти без всякого лака как бы подчеркивали сдержанность ее натуры; эта сдержанность чувствовалась во всем, вплоть до скупых движений оголенных рук. Украшения ее тоже нельзя было назвать кричащими — золотая цепочка из широких плоских звеньев на шее и кольцо с топазом на безымянном пальце. Средней длины серое шелковое платье с широким черным ремнем было скроено так, чтобы подчеркнуть восхитительную форму груди. У нее была черная, под цвет ремня, сумочка, рядом на стуле лежала золотистая соломенная шляпка с широкими полями и черной лентой, завязанной сзади в бант. Того же цвета были и туфли.
Бонд был заинтригован ее красотой и манерой держаться. Перспектива работать в паре с ней показалась ему весьма интересной. Хотя... Бонд непроизвольно постучал костяшками пальцев по дереву стола. Заметив несколько озабоченный вид Бонда, Матис встал:
— Прошу извинить, — обратился он к своей спутнице, — мне необходимо позвонить в Дюберн, я должен договориться о встрече на вечер. Надеюсь, вы не будете скучать, если я вас на сегодня покину?
Она молча кивнула.
Бонд немедленно воспользовался тем, что Матис направился к телефонной кабине возле стойки:
— Если вы вынуждены провести этот вечер в одиночестве, может быть, согласитесь поужинать со мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Бонд не разделял его веселья.
— Дьявол, зачем это? Что тут может женщина? Они что, думают, мы на пикнике?
— Успокойтесь, дорогой Джеймс. Ваша коллега серьезна ровно настолько, насколько это необходимо, и холодна, уверяю вас, как ледышка. По-французски она говорит как француженка, дело знает до тонкостей. Прикрытие у нее самое подходящее. Что может быть естественнее, если вы, ямайский миллионер... — Матис почтительно кашлянул, — горячая кровь и все такое прочее... познакомитесь здесь с красивой девушкой! Да без спутницы вы будете выглядеть словно голый!
— Есть еще сюрпризы? — буркнул Бонд.
— Мелочи. Намбер уже поселился на вилле. Это в пятнадцати километрах отсюда по дороге вдоль берега. С ним живут два телохранителя. Ребята, похоже, способные. Один из них навестил небольшой пансионат, где два дня назад объявились трое, если по документам, то чехов-апатридов, хотя наш человек утверждает, что говорят они по-болгарски. Болгары появляются здесь не всякий день, нам привычнее турки и югославы. Не сократы, но исполнительны. Русские используют их для несложных убийств и дают подержать свечку в более сложных делах.
— Большое спасибо. Хорошо, если бы дело пришлось иметь только с ними, — сказал Бонд и спросил: — Что еще?
— Все. Приходите перед обедом в бар отеля «Эрмитаж» на смотрины. Пригласите девушку поужинать — так вам будет удобнее взять ее с собой в казино. Я там буду с парочкой отличных ребят. Да, забыл! В отеле живет американец Лейтер. Он из отделения ЦРУ в Фонтенбло. Лондон просил вам это передать. Он классный парень и может нам быть полезен.
Из динамика послышалась итальянская речь, и Матис выключил приемник. Они еще немного поговорили о покупке и о ее оплате, попрощались, и Матис откланялся.
Бонд сел у окна и сосредоточился. То, что сообщил Матис, не обнадеживало. Его вычислили и вели настоящие профессионалы. Возможно, они попытаются вывести его из игры еще до того, как он сядет с Намбером за стол. У русских нет предрассудков по поводу ликвидации агентов. А теперь еще эта красотка. Он вздохнул Женщины нужны для отдыха. В работе их прелести и чувства только помеха. Одни заботы.
— Идиоты, — сказал Бонд и, вспомнив о Мюнцах, повторил громче: — Идиоты! — и вышел из номера.
5. Девушка из центра
Когда Бонд вышел из «Сплендида», часы на башне мэрии отбивали полдень. В воздухе стоял густой запах хвои — рядом была сосновая роща; сад вокруг казино, свежеполитый, с аккуратными цветниками и удобно проложенными дорожками, посыпанными каменной крошкой, придавал этим декорациям ненавязчивую условность, более подходящую для балета, чем для мелодрамы.
День выдался солнечным, во всем чувствовалось какое-то искрящееся веселье — возможно, этот маленький курортный городок после стольких лет упадка действительно начинал новую эру популярности и процветания.
Руаяль-лез-O, расположенный в устье Соммы, в том месте, где ровный берег с песчаными пляжами еще не уперся в тянущиеся до самого Гавра белые утесы плато, почти повторил судьбу Трувилля. Маленькая рыбацкая деревушка, когда-то называвшаяся просто Руаяль, превратилась в изысканный курорт еще при Наполеоне III Мода на него, однако, держалась недолго Так же, как в свое время Довилль после долгой борьбы разорил Трувилль, Туке практически уничтожил Руаяль.
В начале века, когда дела курортного городка шли очень плохо, поскольку в моду вошло совмещать светское безделье с лечением минеральными водами, неподалеку от Руаяля на холмах был открыт источник щелочной воды, полезной при заболеваниях печени. Как известно, французы все до единого страдают печенью, и Руаяль не замедлили превратить в Руаяль-лез-О, что значит Руаяль-на-водах, а сама вода «Руаяль», разлитая по бутылкам-торпедам, появилась в меню гостиниц и вагонов-ресторанов и незаметно пробралась в реестр лечебных вод.
Однако борьба с такими опытными и сплоченными противниками, как минеральные воды «Виши», «Перье» и «Витель», длилась недолго. Последовал период судебных разбирательств; множество людей потеряли много денег, и очень скоро продажа воды ограничилась пределами городка и близлежащих селений. Бюджет курорта вынужден был отныне ограничиться тем, что оставляли здесь летом отпускники-французы и редкие англичане, зимой — тем, что зарабатывала местная рыбацкая флотилия. Живописно облупившееся казино, в барачном здании которого все еще витал дух роскоши викторианской эпохи, подбирало крохи со столов казино в Туке.
После войны вторую жизнь обрели Брайтон, Ницца. Ностальгия по временам позолоты и роскоши становилась источником дохода. В 1950 году к Руаялю вдруг проявил интерес некий парижский синдикат, распоряжающийся средствами бывших вишистов. Казино было отреставрировано, его бело-золотой фасад подновили, салоны отделали в бледно-серые тона с бордовыми коврами и занавесями. Потолки украсили громадные люстры. Были приведены в порядок сады, заработали фонтаны, вновь открылись оба больших отеля — «Сплендид» и «Эрмитаж».
Даже городок и старый порт постарались изобразить — в который уже раз — приветливую улыбку. На центральной улице появились витрины парижских ювелиров, которые, несмотря на быстротечность курортного сезона, открыли в бесплатно предоставленных им помещениях свои салоны.
Вот тогда-то и был приглашен в Руаяль-лез-О синдикат «Мохаммед Эли», взявшийся организовать крупную карточную партию. Городские власти очень надеялись, что со временем удастся вынудить Туке поделиться частью своих громадных доходов.
Бонд смотрел на залитый солнцем городок и думал о том, сколь странно и нелепо его задание, и о том, что мрачная роль, которую он должен сыграть, по сути, оскорбление для остальных актеров, занятых в этой драме.
Расправив плечи, он отогнал от себя эти мысли, вызванные минутной слабостью, и, вернувшись к отелю, спустился по эстакаде в подземный гараж. До встречи в «Эрмитаже» он решил совершить небольшую прогулку на машине вдоль побережья, взглянув на виллу Намбера, а на обратном пути доехать до автострады, ведущей в Париж.
В отношении машин Бонд придерживался самых консервативных взглядов. Еще в 1933 году он приобрел одну из последних моделей «Бентли», почти новую, с турбонаддувом «Амхерст Виллиерс». Всю войну она простояла в надежном месте, и каждый год ее осматривал бывший механик с заводов «Бентли», работавший в гараже неподалеку от дома Бонда в Челси; этот старик относился к машине с ревностным вниманием.
Бонд водил машину агрессивно, испытывая при езде почти физическое наслаждение. Его «Бентли» стального цвета был с откидным — действительно откидным! — верхом и мог держать скорость 145 километров в час с запасом мощности еще на полсотни километров.
Бонд вывел машину из гаража, проскочил эстакаду и через секунду уже несся по бульвару, откуда свернул на оживленную заднюю улочку и поехал вдоль дюн по направлению к югу.
Через час Бонд вошел в бар «Эрмитажа» и сел за столик у одного из больших окон.
Бар напоминал выставку тех в высшей степени мужских игрушек, которые символизируют во Франции благополучие: жесткошерстные таксы, лежащие у ног своих хозяев, медовый аромат английского табака, всевозможные зажигалки на столиках перед посетителями. Все вокруг было либо светлого лакированного дерева, либо кожаным, с медными заклепками. Шторы и ковры одного, голубого, цвета. Официанты в белых куртках с золотыми эполетами. Бонд заказал себе «американо» и стал рассматривать посетителей, одетых, все как один, элегантно, но без чувства меры. Как видно, все это были парижане. За столиками оживленно беседовали, похоже, о чем-то исключительно важном, — в баре царила атмосфера, обычная для всех баров в час аперитива. Мужчины то и дело заказывали себе новые четверти шампанского, женщины пили сухой «мартини».
— Mol, j'adore le dry [Я обожаю «драй» (фр.)], — воскликнула радостная юная особа за соседним столом. Ее спутник, несколько не по сезону одетый в безупречный твидовый костюм, смотрел на нее, положив руки на дорогую, увитую плющеной золотой проволокой трость, восхищенными глазами. — Maisle dry fait avecdu Gordon, bienentendu. [Но, разумеется, «драй» с «Гордоном» (фр.)]
— J'accord', Daisy. Maistusais, un zeste de citron... [Я согласен, Дэзи. Но, знаешь, немного лимонной цедры... (фр.)]
Внимание Бонда привлекла показавшаяся на тротуаре высокая фигура Матиса. Вместе с ним шла брюнетка в сером. Матис поддерживал ее под руку, чуть выше локтя, тем не менее они не производили впечатления ни супружеской пары, ни просто близко знакомых; в профиле молодой женщины чувствовалась некоторая ироничная холодность. Бонд видел, как они вошли в бар, но продолжал, соблюдая правила игры, рассматривать прохожих.
— Ну да, это же месье Бонд! — услышал он у себя за спиной радостный голос Матиса. Бонд встал, как и подобало, приятно удивленный.
— Вы один?.. Или вы кого-то ждете?.. Позвольте представить вам коллегу мадемуазель Линд. Дорогая, познакомьтесь, это господин Бонд с Ямайки, я имел удовольствие общаться с ним сегодня утром.
Бонд поклонился радушно, но не без сдержанности, приглашая садиться.
— Я один, и вы доставите мне большое удовольствие, если посидите со мной, — сказал он, поклонившись спутнице Матиса.
Он пододвинул ей стул и, пока Матис и его знакомая устраивались, подозвал официанта. Несмотря на протесты Матиса, он заказал коньяк и «бакарди» для гостьи.
Матис и Бонд громко обменялись несколькими фразами о хорошей погоде и о возрождении Руаяль-лез-О. Девушка сидела молча. Бонд предложил ей сигарету. Она закурила, похвалила табак, но без излишних восторгов; курила она, глубоко и резко затягиваясь. Ее движения были точными, легкими, без намека на самолюбование.
Спутница Матиса произвела на Бонда впечатление. Беседуя с Матисом, он то и дело поворачивался к ней, как бы вежливо приглашая ее к разговору, и с каждым разом находил новое подтверждение первому впечатлению.
Густые, очень темные волосы обрамляли лицо. Они чуть закрывали концами изящную линию подбородка и ровно спадали сзади. При каждом движении волосы рассыпались у нее по лицу, но она не обращала на это никакого внимания. У нее были широко поставленные ярко-голубые глаза; взгляд был прямой, но с оттенком насмешливого равнодушия. На слегка загорелом лице не было косметики, только яркая помада на красивых губах. Короткие ногти без всякого лака как бы подчеркивали сдержанность ее натуры; эта сдержанность чувствовалась во всем, вплоть до скупых движений оголенных рук. Украшения ее тоже нельзя было назвать кричащими — золотая цепочка из широких плоских звеньев на шее и кольцо с топазом на безымянном пальце. Средней длины серое шелковое платье с широким черным ремнем было скроено так, чтобы подчеркнуть восхитительную форму груди. У нее была черная, под цвет ремня, сумочка, рядом на стуле лежала золотистая соломенная шляпка с широкими полями и черной лентой, завязанной сзади в бант. Того же цвета были и туфли.
Бонд был заинтригован ее красотой и манерой держаться. Перспектива работать в паре с ней показалась ему весьма интересной. Хотя... Бонд непроизвольно постучал костяшками пальцев по дереву стола. Заметив несколько озабоченный вид Бонда, Матис встал:
— Прошу извинить, — обратился он к своей спутнице, — мне необходимо позвонить в Дюберн, я должен договориться о встрече на вечер. Надеюсь, вы не будете скучать, если я вас на сегодня покину?
Она молча кивнула.
Бонд немедленно воспользовался тем, что Матис направился к телефонной кабине возле стойки:
— Если вы вынуждены провести этот вечер в одиночестве, может быть, согласитесь поужинать со мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21