— Там участвуют только профессиональные жокеи, можете быть спокойны, никто укропчика не собирал.
— Так вот откуда все слухи поползли! Ни с того ни с сего появились сомнения, будет ли она первой!
Сообщение об укропчике я передала исключительно самым проверенным людям, чтобы они успели поставить как надо. Я заранее пригрозила им убийством за раскрытие этого секрета посторонним. Меня лично беспокоил Сарновский на Коллагене, что-то в этом было. Лошадь класса дерби, он должен соперничать с Флоренцией…
— Он едет в Вену, — коротко сообщил мне Метя. — Тут он скачет просто для разминки. В Вене у него шансы только как у фукса, и здесь Йонтек его не покажет!
Флоренция спокойно шагала по паддоку, потом внезапно рассердилась, заволновалась, стала ржать и попыталась удрать. Зигмусь злился и чуть не плакал. Он грозил кулаком своим коллегам, а те крутили пальцем у виска. Я не могла ничего, понять, пока по лестнице не взбежала Моника, готовая расплакаться.
— Вы себе представляете, что они сделали?! Нажрались мятных конфет! В весовой! Весь паддок ими смердит! Да нет, не специально, им ничего подобного в голову бы не пришло! Куявский их угощал, а он вполне порядочный парень! Случайность, но какая ужасная!
Она возмущённо добавила, что Гжесь минуту назад подслушал разговор возле колонн. Геннадий разговаривал с ломжинцем. Они показывали на Флоренцию и взаимно уверяли друг друга, что Флоренция сегодня не в форме. Прибыль им гарантирована, как в банке…
Я ещё больше разволновалась. Какая кошмарная лошадь! Со вчерашнего дня делает все, что может, чтобы вогнать в гроб меня и остальных игроков…
Перед стартовыми боксами Флоренция кружила несколько поодаль от остальных лошадей. Я надеялась, что эти мятные конфетки из жокеев выветрятся, ведь во время скачки они их не жрут, это уж точно. Однако выветрились они, видимо, не совсем, потому что в бокс Флоренция вошла крайне неохотно, да ещё и пыталась укусить помощника судьи: должно быть, Куявский угостил и его. Убью я этого Болека, Вальдемару скажу, чтобы убил его при первой же возможности, но не стану называть причину, потому что, не дай Бог, все узнают про мяту…
— Старт, — сказал рупор. — Ведёт Тартар, за ним Магнолия…
Флоренция, как обычно, выстрелила вперёд, но не пожелала присоединиться к основной группе. Она упрямо отказывалась с ними скакать, не из-за лошадей, конечно, а из-за этих мятных жокеев. Зигмусь её не принуждал, пустил по внешней дорожке. Он знал, что делает. Струя запаха тянется за табуном, а не впереди. Вокруг меня стоял рёв и визг, я не могла разобрать, что слышу, и вся окаменела.
Когда Флоренция вышла Из поворота, у неё было четвёртое место, а скакала она почти возле самой сетки ограждения. На прямой Зигмусь не пытался перейти на другую дорожку, оставил её на внешней, и только легко послал её вперёд движением корпуса и лёгким хлопком по шее. Погода была прекрасная, в бинокль я отлично видела каждую мелочь и даже успела вознести благодарственную молитву, что Флоренция не выкинула этот номер, когда на ней сидела я… Она и без того мчалась галопом, но вдруг в ней словно что-то взорвалось, она вытянулась и полетела над турфом, не касаясь земли копытами. Боже, какая же у неё скорость! Она пролетела мимо остальных лошадей, словно те стояли на месте, вот так же некогда скакала Флоренс в Копенгагене…
Возле меня люди орали только два слова:
— Магнолия!.. Марлин!.. Магнолия!.. Марлин!..
— Двести тринадцать! Двести тринадцать! — ревел незнакомец за барьерчиком не хуже иерихонской трубы.
— Флоренция!! — выл Метя. — Давай, Флоренция!
Флоренция была первой уже за пятьдесят метров до финиша. Полубезумный от этих мятных конфет Зигмусь, должно быть, не отдавал себе отчёта, что все время посылал Флоренцию вперёд, при этом он выглядел так, словно у него самого вдруг выросли крылья и несли его вместе с лошадью. Он выиграл на два корпуса впереди остальных и опомнился только после второго поворота за финишем. В своём безграничном счастье я ещё успела заметить, в каком порядке пришли остальные лошади. Все было, как мы и думали. Магнолия и Альмина впереди. Вишняк на Марлине должен был прийти четвёртым, но был настолько в этом уверен, что стал тормозить слишком рано, и Куявский на финише опередил его буквально на ноздрю.
Четвёртое место пришлось устанавливать при помощи фотофиниша.
— Сударь, почему вы орали «двести тринадцать»? — прокричала я через декоративную растительность соседу за барьерчиком.
— Это номер моей квартиры! — крикнул мне этот тип в ответ. — Он мне всегда счастье приносит!
Как оказалось, никто не угадал квинты, а триплет, который состоял из одних фаворитов, принёс весьма маленький выигрыш.
Все это я передала вечером Янушу, вежливо спросив, какая им с того будет польза. Он не мог мне на это толком ответить, зато рассказал обо всех достижениях полиции до сих пор.
Пуля, которую вынули из кассира, была выпущена из того же самого оружия, что и пуля, вынутая из председателя совета. Зато пуля из покойника под вешалкой оказалась из другого пистолета. Один из добытых в лошадиной эпопее пистолетов подходил к пулям от кассира и пана Кшися, однако вся штука была в том, что никому из бывших нелегальных владельцев оружия нельзя было вменить в вину ни убийства, ни попытки такового. Самой большой глупостью было забрать у негодяев их оружие и оставить на нем собственные следы. Если бы кто-нибудь упёрся в отпечатки пальцев, оказалось бы, что стрелял Вишняк. На самом деле после нападения нельзя было трогать оружие, надо было оставить нападавших в компосте, приготовленном под шампиньоны, и вызвать полицию.
— Надо было! — фыркнула я в этом месте. — Полицию!.. Ха-ха-ха! И четверо самых лучших жокеев отправились бы сидеть за хулиганство!
— Моё мнение о нашем кодексе полностью совпадает с твоим, — со вздохом сказал мой личный полицейский. — Не мучай ты меня. Сесть бы они не сели, хотя дело бы на них завели…
Слегка оглушённая мафия как-то регенерировала, самые мерзкие злодеи все-таки оставались на свободе и рвались мошенничать, к тому же их охранял кто-то из властей. Закон тут, разумеется, был бессилен. Закон обязан схватить за руку стреляющего убийцу, но в этой руке должно все время оставаться оружие, иначе… Иначе закон ничего не может поделать…
— А шантаж и принуждение? — мрачно спросила я. — В начале сезона было полным-полно таких случаев, а сейчас что-то притихло. Что-нибудь раскрыто?
— Да, конечно. Главным образом благодаря Гжесю. В некоторой степени с этим делом покончила Флоренция…
— Что-что?.. Это как же понимать?
— Уж так вышло, что появился дополнительный элемент. Убийство кассира им боком вышло. Они вроде как хотели подчинить себе весь обслуживающий персонал касс, но этой цели достичь не смогли. Совсем наоборот: они спровоцировали бунт и сами создали себе трудности. Но основной причиной их неприятностей была Флоренция, потому что она копытами потоптала застрельщика. Её жертва — это как раз был их главный заплечных дел мастер, исключительно агрессивный и жестокий, грубая сила. Остальные тоже, конечно, хороши, но не в такой степени. Может быть, они больше боятся. Кроме того, ходят слухи, что всем этим предприятием руководил как раз тот покойник за вешалкой…
— Как это? — поразилась я. — Весь народ его видел и никто ничего не говорил?
— Не видели его. То есть видели как игрока, а не как агрессора и бандита. Он руководил всем этим делом, а в нападениях лично не участвовал. Зато забирал себе выигранные деньги и не отсылал, как положено. На расстоянии от своих хозяев они все тут распустились и почувствовали полную безнаказанность. Приехал босс и стал наводить порядок, этот тип как раз хотел отыграться в той скачке с Гельвецией и вернуть деньги, но у него не вышло. Ты же сама говорила, что тогда были очень высокие ставки…
Я замечательно все это помнила, сумма свыше ста миллионов перешла на следующий день, ипподром просто с ума сошёл, на четвёрку все ставили как сумасшедшие, выиграли же фавориты.
— Именно он поставил тогда бешеные деньги, — продолжал Януш. — Тот тип хотел взять как минимум половину денег со всего ипподрома. Разумеется, это была бы только часть его долга, но она могла спасти ему жизнь. Не вышло, а босс — человек безжалостный. Вот так их бизнес остался сперва без рук, а потом и без головы. Кстати, эти сведения совершенно конфиденциальны. Гжесь получил их как сообщник, официально никто ничего не скажет и ни в чем не признается…
Я слушала с большим удовольствием. В связи с Флоренцией я вспомнила про мяту, потом, по ассоциации, про петрушку, потом про укроп и, естественно, вспомнила, что обещала Марии привезти ей зелёный лук. У меня все это совершенно вылетело из головы, едва я уехала с ипподрома. Мария уехала чуть раньше, она с кем-то должна была встретиться, а я обещала нарвать у себя на участке луку и привезти ей на следующий день. Я сама на себя рассердилась, потому что теперь предстояло в разгар дня ехать рвать лук, а жара царила просто тропическая. Надо было бы сделать это сегодня, но теперь уже стало совершенно темно. Ничего не поделаешь….
Из-за дурацкого лука мне пришлось пока что отказаться от следственных разговоров: нужно было наметить лошадей на завтра. Я с большой неохотой смирилась с мыслью, что завтра придётся вставать очень рано и ехать на ипподром кружным путём.
Участок у меня на Окенче, около аэродрома. Маленький такой, обыкновенный огородик. Некогда он принадлежал всей семье. В прошлом году он был ещё целиком моим, но с этого года я передала его младшему поколению, потому что потеряла всяческое терпение. Однако в определённой степени право пользования за мной ещё оставалось, и мы с Марией посадили там лук. Лук этот вырос, самые роскошные экземпляры уже можно было употреблять. Мария вечером в воскресенье ждала каких-то гостей, для счастья ей не хватало только луку, при этом времени у неё было мало, так что я предложила, что лук ей привезу. Зачем только я возложила на себя эту тягостную обязанность?!
Поехала я пораньше, не только из-за лука, но и потому, что мне хотелось собрать немножко малины. В зарослях я провела час с лишком, чуть не померла от перегрева, но сделала все необходимое. С мисочкой малины и пакетом лука я, полуживая, отправилась на скачки.
Было летнее воскресенье. Город совершенно опустел. Я спокойно ехала по улице Сасанки, догоняя какую-то машину, единственную на всей дороге в тот момент, и вдруг сообразила, что вижу перед собой нечто странное. Машину передо мной швырнуло на самую середину дороги, она вернулась на правую сторону, резко притормозила и съехала вправо на обочину, в неглубокую канавку. Я машинально притормозила. В машине что-то происходило, похоже было, что пассажиры дерутся, что-то бабахнуло — раз, другой, третий. Кто-то выскочил и понёсся в мою сторону. Я чуть не померла на месте, потому что увидела, что в мою сторону несётся окровавленное страшное пугало. За пугалом выскочил кто-то ещё, поднял руку, и что-то бухнуло!
Ax ты, хам неумытый!
Из остолбенелого ужаса меня вывело возмущение. С ума сошёл, сволочь такая, он же в меня стреляет! Да что тут вообще творится, на этой спокойной безлюдной улице?!
Истекающее красной юшкой пугало бежало по канавке. Это была не совсем канавка, скорее склон, за которым расстилалась травянистая равнина. Пугало убегало, а второе существо, тоже мало похожее на человека, гналось за ним. Второй раз оно выстрелило вроде мимо. Существо было явно в нерабочей форме, потому что на ходу шаталось и спотыкалось, но с убийственной яростью продолжало гнаться за первым пугалом. Я стояла, держа машину на холостом ходу, и чувствовала, что должна что-нибудь сделать. Вероятно, я окончательно одурела от жары, потому что, не колеблясь, переключила скорость на первую и съехала вниз, на эту травянистую равнину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37