– А как прошла беседа с Крамером? – спросил Болен, желая поддержать разговор, а заодно и удовлетворить свое любопытство. – Впечатляющий молодой человек, не правда ли? Все еще немного с молоком на губах.
Рошек, всецело поглощенный своими мыслями, снова пристально взглянул на Болена.
– Беседа с Крамером? Прошла очень хорошо. Я его уволил. – И, заметив тревогу на лице Болена, добавил: – Я знаю, он твой протеже, но у меня не оставалось выбора. У него хватило наглости явиться в мой кабинет, смотреть мне прямо в глаза и поучать, как мне следует вести свой бизнес. В жизни не встречал подобного нахальства. Его, должно быть, в свое время мало пороли.
Болен с минуту долго смотрел перед собой.
– Никаким уж особенным моим протеже этот юнец не был. – Он старался говорить небрежным тоном. – Просто показался смышленым и серьезным. Я полагал, он сможет дорасти до ценного сотрудника. Удивляюсь, неужели он сказал нечто такое, что тебя взбесило?
Болена интересовало, не стоит ли попытаться убедить Рошека отменить увольнение, по крайней мере, до тех пор, пока не удастся оценить ситуацию на плотине. Необходимость экстренных мер сомнительна, но если бы что-то случилось... Пресса могла бы узнать, что некий человек, попытавшийся подать сигнал тревоги, уволен за свое неравнодушие.
– Так ли уж необходимо выгонять его? – рискнул спросить он. – Это немного смахивает на крайность.
Болен напрягся на случай возможного взрыва. В последние несколько лет даже легчайший намек на то, что какое-либо из решений Рошека кажется Болену не абсолютно совершенным, мог вызвать вулканическую реакцию. Но Рошек ответил спокойно:
– Надо было либо уволить, либо передать фирму ему, чтобы он управлял ею по-своему, а мне вернуться в чертежный отдел. Возможно, я был несколько жестковат с ним. Он принялся что-то болтать о своей смехотворной компьютерной модели, и это было больше, чем я мог вынести. Я сказал, чтобы он не совал своего носа в то, чего не понимает и что его не касается, а он повысил на меня голос, что в его положении не слишком остроумно. Ему следовало бы знать, что я не выношу этого. Дабы услышать самого себя, мне пришлось орать. Я уже много лет ни на кого не кричал... хочу сказать, не кричал по-настоящему. Мне это почти понравилось. – Рошек передернулся от страха, когда Болен, резко повысив скорость, прорвался в небольшую брешь в соседнем ряду. – Герман, не мог бы ты снизить скорость процентов на сорок – пятьдесят? Ты ведь не Пол Ньюмен. Взгляни в зеркало, сам убедишься.
Болен снял ногу с педали акселератора, перебрался в правый ряд и проехал на запад к бульвару Санта-Моника. Оба опустили защитные козырьки, чтобы заслониться от лучей заходящего солнца.
– А мне скорее нравится энтузиазм этого Крамера, – сказал Болен. – Его увольнение может плохо отразиться на делах фирмы. Я вот что думаю...
– Нам надо обсудить проблемы посерьезнее. Тебе и Кальвину, возможно, придется самим управлять делами в ближайшие несколько лет.
После неожиданного заявления Рошек рассказал о встрече с помощником президента. Он отмахнулся от попыток Болена поздравить его, подчеркнув, что назначение еще только, возможно, предстоит.
– Рассматриваются и другие кандидатуры. Я, правда, верю, что мои шансы повыше. Не должно быть никакой негативной гласной информации о нашей фирме. Не должно быть никакого колоритного моего со Стеллой бракоразводного процесса, что в данный момент моя главная проблема.
– Боже мой, Теодор! Стелла хочет развестись?
– Не отводи глаз от дороги. Да, она обрушила это на меня прошлой ночью в Вашингтоне. Ее доводы выглядят надуманными. Я не буду докучать, излагая их, скажу только, что кое-какие причины у нее имеются. Сегодня вечером я должен использовать единственную, последнюю возможность отговорить ее от этого шага.
– Неудивительно, что сегодня днем ты был таким тихим! Я-то думал, плохо себя чувствуешь.
– Нет-нет. Мне плохо при мыслях о будущем, которое эта неблагодарная сука – извини, но именно так я теперь о ней думаю – навязывает мне. Если подаст заявление в суд и потребует, чтобы я был привлечен как ответчик, тогда, думаю, мои шансы получить это назначение станут равны нулю. У меня создалось впечатление, что в Вашингтоне предпочитают жен, умеющих давать званые вечера, а не клеветать на мужей. Я не могу позволить ей разорить меня и нашу фирму. И я ей этого НЕ ПОЗВОЛЮ.
«Мерседес» сделал несколько поворотов по улицам, обсаженным двенадцатиметровыми пальмами. Дом Рошека был в испанском стиле: толстые стены, красная черепичная крыша и широкая лужайка, по краям которой высажены кактусы и другие суккуленты. Автомобиль проскользнул вверх по изогнутому въезду и остановился у парадного входа. За двустворчатой кованой металлической калиткой виднелась двустворчатая же резная деревянная дверь.
– Подожди, пока не убедишься, что я уже внутри, – попросил Рошек, пытаясь сообразить, как расстегивается ремень безопасности. – Она могла поменять замки.
– Хочешь, подкачу туда твое кресло?
– Нет, дай уж мне самому побороться с ним. Если она наблюдает из окна, возможно, почувствует прилив сострадания. Ты только достань из машины кресло и подай костыли. Как, черт подери, ты расстегиваешь эти ремни?
Болен дотянулся до него и нажал разъединительную защелку. Коленный и плечевой ремни спокойно оттянулись к своим коробочкам.
– Ты, Теодор, никогда не ладил с мелкими механическими устройствами, ведь так? Если какая-нибудь штука не состоит из минимум пятисот движущихся частей или если она не стоит десяти миллионов долларов, она не удостаивается твоего внимания.
– Тогда почему же я не уделяю побольше внимания своей жене? Она, возможно, стоила мне десяти миллионов долларов. Конечно, у нее только одна движущаяся часть. Рот.
Болен обошел автомобиль, достал с заднего сиденья складное инвалидное кресло и привел его в рабочее состояние. Рошеку удалось самостоятельно выбраться из машины и забраться в кресло, а Болен, передавая костыли, решил в последний раз рискнуть коснуться вопроса о Крамере и о плотине:
– А ты случайно не взглянул хоть мельком на данные о протечке воды, которые собрал Крамер? Он говорил, что собирался узнать твое мнение о них.
– Он дал какой-то листок бумаги, – сказал Рошек, поворачивая свое кресло в сторону от машины. – Я его скомкал. Болен печально покачал головой.
– Протечка довольно высока. Возможно, следует сделать дополнительную заливку жидким раствором. Я звонил Джефферсу вчера вечером и просил посмотреть, что делается в нижних галереях.
Рошек взглянул на Болена с легким раздражением.
– Ну и что он обнаружил?
– С минуту на минуту жду звонка.
– Дай знать, что он скажет. А сейчас извини, мне надо отправиться на свидание с любимой женой.
Болен коснулся руки Рошека, задерживая.
– Все-таки нужно учесть возможность того, что Крамер ненароком наткнулся на что-то серьезное.
– Черт тебя побери, Герман, ты на чьей стороне: моей или этого проклятого сосунка?
– Я на твоей стороне и на стороне фирмы, – сказал Болен ровным голосом. – Но могли появиться новые протечки, а это потребует заливки жидким раствором, реставрации дренажной системы, понижения уровня водохранилища и мало ли чего еще. Мы можем спокойно проделать все эти ремонтные операции, не ставя в известность общественность, при условии, что у нас не будет рассерженного уволенного служащего, который станет повсюду бегать и вопить об этом. Крамер может заявиться в какую-нибудь газету и за наш счет сделать из себя героя. Нам, как ты сказал, не нужна никакая скверная гласность.
Рошек обмяк в кресле.
– О Господи, – сказал он сквозь зубы, – будто мне и без того не о чем думать.
– Предположим, я сообщу, что ты хочешь дать ему еще один шанс.
– Ты имеешь в виду – принять обратно? Извиниться перед ним? Мое положение не настолько безнадежно.
– Да тебе даже не придется встречаться с ним. Я скажу ему, что ты, мол, согласился назначить его в наш лондонский филиал. Я еще не встречал человека, который не скакнул бы с радостью в Лондон. Это отвлечёт его мысли от ущелья Сьерра. А через полгодика или через год, когда это уже не будет выглядеть связанным с неполадками на плотине... даже если там есть какие-либо неполадки, мы его уволим.
– Ладно. Это мне нравится. Только не упоминай больше его имени в моем присутствии.
Болен вернулся на место водителя. Он понаблюдал, как Рошек толчком распахивает калитку, вкатывается в дверь и ищет свой ключ. Когда дверь наконец распахнулась, Рошек обернулся и многозначительно изрек:
– Пожелай мне удачи.
Болен успокаивающе помахал, а потом отпустил тормоза и покатился вниз по въезду, к улице.
Направляясь на восток от Санта-Моники к автостраде, он наметил в уме порядок дел, за которые примется, когда доберется до конторы, ибо усвоил, что время используется наиболее эффективно, когда приоритеты определены заранее: сначала дела срочные, которыми нужно заняться немедленно, затем те, что не особенно пострадают от небольшой задержки, и наконец с «блуждающим сроком» (термин составителей графиков работ). А уже затем можно наброситься на дела в приоритетной последовательности. В первую очередь он позвонит Крамеру и сообщит «хорошие новости». Потом разыщет Джефферса, где бы тот ни оказался. И, наконец, выделит себе полчаса – и ни минутой больше! – чтобы помечтать о том, как он станет руководить фирмой в отсутствие Рошека.

Часть вторая
Гонка
Глава 13
Из старенького «мустанга» Фила, не подвергаясь неустранимой тряске, можно было выжать не более ста пятнадцати километров в час, поэтому он и придерживался такой скорости, не забывая поглядывать одним глазом в зеркальце заднего обзора: нет ли признаков дорожной полиции. В скоростном авто он мог бы с абсолютной безопасностью ехать вдвое быстрее, так как междуштатное шоссе номер пять, проложенное по центральной долине Калифорнии, было шире, прямее и глаже любой другой автострады. Пожалуй, даже слишком широкое и прямое. Водители впадали в азарт, разжигаемый монотонностью, своеобразной гонки за лидером. Автомобили, невинно припаркованные у обочины, порой подвергались неоднократным наездам сзади.
Вероятность того, что Фил задремлет и попытается прокатиться по какой-нибудь припаркованной машине, была очень небольшой. Слишком возбужденный важностью своей миссии и слишком осведомленный о значении местности, через которую проезжал, ибо о ней часто рассказывал его отец, он вел машину, сжимая рулевое колесо обеими руками и наклонившись вперед в подсознательном усилии заставить машину мчаться быстрее своих возможностей. Он замечал каждый дорожный знак, каждую черту ландшафта, удивленный тем, сколь многое кажется ему неуловимо знакомым. Как следовало из отцовских рассказов, Центральная долина была колыбелью технического прогресса и своего рода выставкой инженерных достижений.
Отец Фила, Карл Крамер, был смотрителем дорог в округе Сэджвик. Такая работа весьма престижна в окрестностях Вичиты, однако, как обнаружил Фил, став служащим фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц», для уха калифорнийца это звучало забавно и провинциально. Фил любил своего отца, восхищался им и всегда сильно по нему скучал. Порядочность, сердечность постоянно погруженного в раздумья трудолюбивого отца казались такими же прирожденными, как тембр голоса или цвет глаз. Круг его интересов выходил далеко за пределы обязанностей мужа, отца и окружного инженера. Он всерьез изучал историю инженерного дела. Человек, как он утверждал, не вправе считать себя образованным, пока не изучит историю собственной профессии. Он сам был одним из самых образованных людей в мире. Едва ли проходил год без того, чтобы университеты, высшие учебные заведения города Канзас и штата Канзас не предлагали ему разработать курс истории техники для инженерных факультетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44