Она раскачивала тело вперед-назад и вверх-вниз, словно пытаясь разломать клетку.
Но клетка даже не пошелохнулась.
Почему-то я ожидал увидеть Конни грязной. Но она выглядела чистой. Чистой, но блестящей от покрывшего ее тело пота.
– Руперт! – рявкнула на меня Кимберли. – Погаси свет! Его могут увидеть из дома!
Большой палец оставался на месте, держа открытым газовый клапан, и огонек продолжал гореть.
Конни прекратила дергаться и трясти клетку. Вопить она тоже перестала. Но вниз не спускалась. Вися на прутьях, она переводила дыхание и ухмылялась.
Она забралась слишком высоко, чтобы я мог разглядеть старую рану на ее плече, оставшуюся еще с тех времен, когда Тельма сбросила на нее камень с водопада. Короткие белокурые волосы Конни были мокрыми и приклеились к голове, но на них я совсем не заметил крови.
И лицо было в порядке.
Если не обращать внимания на широко раскрытые безумные глаза и закушенные губы. Если не обращать внимания на ее звериный оскал.
А это означало, что ее лицо берегли.
Но от шеи и ниже ее голая кожа представляла собой настоящую карту синяков, свежих ссадин, струпьев, рубцов, царапин и порезов.
Почерк Уэзли и Тельмы.
Я застонал от увиденного.
– Боже мой, Конни, – пробормотал я.
– Красивая, как картинка, – пробормотала она, и, склонив голову набок, облизала губы. – Поцелуешь меня?
– Тебе лучше уносить отсюда ноги, Руп. Они могли услышать крики. Если они выглянут и увидят твою зажигалку...
– Иди сюда, – позвала Конни. – Иди, иди, иди. – Глядя на меня с вожделением, она прижалась к прутьям бедрами. Кто-то выбрил ей лобок, и вместо срамных волос блестела гладкая кожа. – Подойди и чмокни меня. Чмокни в губки.
И, словно в наказание за мое бесстыдство, за то, что я смотрел на то, на что смотреть мне не полагалось, зажигалка неожиданно погасла.
И на всех нас опустилась тьма.
Сняв палец с газового клапана, я приготовился было вновь зажечь зажигалку.
– Уходи! – воскликнула Кимберли. – Уходи скорее!
– Нет, нет, нет, – запротестовала Конни. – Иди сюда. Сюда, сюда, Рупи. У меня есть для тебя кое-что.
– Руперт, – позвала Билли из своей дальней клетки. – Покинь нас. Немедленно. Беги. Если ты попадешь им в руки, мы пропали. И у нас не останется даже надежды.
Отвернувшись от клетки Конни, я бросил взгляд в темноту. В джунглях и вдоль дорожки кое-где виднелись пятна лунного света – и больше ничего, кроме черноты и смутных серых теней. Никаких признаков дома или людей.
Звуков было много, но все они были лесными.
Ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало приближение человека.
Но, если бы Уэзли и Тельма догадались о моем присутствии, они вряд ли кинулись на меня с криками и размахивая факелом. Они бы подкрались в темноте и тихо.
Возможно, мне уже поздно было спасаться.
– У меня есть для тебя кое-что, Рули. Подойди чуточку ближе. Или ты испугался? Ты ведь не боишься меня, нет? Я тебе ничего не сделаю. Обещаю. Ты почувствуешь себя на небесах.
– Всем до свидания, – сказал я.
– О нет, ты не сделаешь этого! – закричала Конни.
А я уже спешил прочь от ее клетки. За моей спиной Конни пронзительно верещала, бесилась и обзывала меня ужасными словами.
На пути в логово
Пробираясь сквозь джунгли буквально на ощупь, я наконец добрался до границы участка, окружающего особняк, и, не выходя из зарослей, пригнулся пониже и выглянул.
После почти абсолютной темноты у клеток освещенные лунным светом лужайка и сам дом казались поразительно яркими.
Нигде ни следа Уэзли или Тельмы.
Последний раз я видел их входящими в дом. Были ли они все еще внутри?
Где-то там, за моей спиной, Конни продолжала выкрикивать что-то наподобие: “Ах ты, ублюдок, а ну вернись!” Билли и Кимберли что-то говорили, видимо, пытаясь вразумить ее. Их голоса и дикий визг Конни смешивались с обычными пронзительными криками и воплями обитателей джунглей.
Едва ли их можно было бы услышать из дома. Даже первый и самый громкий душераздирающий крик Конни вероятно остался незамеченным Уэзли и Тельмой. Они могли бы уловить какой-то шум, если бы стояли тихо и прислушивались возле открытого окна в одной из комнат, выходящих в сторону джунглей. Но это было маловероятно. В таком огромном доме скорее всего они находились в каком-либо другом месте.
И вряд ли они стояли тихо, напряженно прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Нет, наверняка они в это время чем-то занимались. Ходили по дому, разговаривали, спали или делали что-нибудь другое.
Так что едва ли они услышали Конни.
Больше шансов было на то, что они заметили огонек моей зажигалки. Для такого крохотного язычка пламени дырка, проколотая им в темноте, была поразительно огромной. Клетки от лужайки отделяла довольно узкая полоска джунглей, так что, если кроны деревьев не слишком густые, свет зажигалки мог быть виден из дома.
Но его можно было бы заметить лишь в том случае, если бы Уэзли или Тельма смотрели в это время из выходящего на эту сторону окна.
Так что, спустя какое-то время, я пришел к заключению, что мы переоценили опасность, и мне можно было остаться с девчонками.
Но береженого Бог бережет.
А я – их единственный шанс.
К тому же, может и к лучшему, что я ушел именно тогда. С Конни начало твориться что-то неладное, и неизвестно, чем все это могло кончиться.
После моего ухода ее состояние улучшилось, и вскоре она успокоилась. Через пятнадцать минут до меня уже не доносились ничьи голоса.
Кроме того, за это время стало ясно, что никто не появился, чтобы проверить пленниц.
И теперь я пытался решить, что же делать дальше?
Похоже, возможных вариантов было три:
1. Ничего не делать.
2. Незаметно прокрасться к клетке Билли.
3. Тайком забраться в дом.
Ничего не делать – звучало неплохо. Этот вариант грозил мне минимальными неприятностями – в том числе и летальными. Пока бы я прятался в джунглях, шанс остаться в живых был бы довольно высок. Возможно, это была и самая разумная линия поведения, поскольку я не знал в точности, где могли находиться Уэзли и Тельма.
Но искушение вернуться к клетке Билли было очень велико. Если бы мне удалось сделать это тайком и привлечь ее внимание так, чтобы другие ни о чем не догадались... Боже мой, даже подумать страшно, что могло произойти. От одних мыслей об этом я пришел в сильное возбуждение.
Но почему ограничивать себя одной Билли? Я мог бы подкрасться к любой из клеток. Разумеется, только не к Конни. А как насчет Кимберли? Вот было бы здорово! Нет. Эта вся в делах. Кимберли может схватить за руку, но баловством заниматься не захочет. А если нанести визит Эрин? Эрин мне понравилась. Похоже, и я ей тоже.
Слишком юная, возразил я самому себе. С ней ничего нельзя делать.
Кто это сказал? Она всего на четыре года моложе меня. Это не так много. Когда мне будет тридцать, ей будет двадцать шесть.
Но сейчас ей только четырнадцать. Ну и что? В некоторых странах в четырнадцать лет люди вступают в брак.
И я представил себя возле клетки Эрин. Как я прикасаюсь к ней в темноте, как мы исследуем друг друга через прутья клетки. Мысленно я почти начал ощущать гладкую теплоту ее небольших заостренных грудей.
Но чем больше я возбуждался, тем острее чувствовал свою вину.
Нельзя позволять себе возвращаться тайком к клеткам.
Если я пойду к Билли, то вполне могу потом оказаться и у Эрин.
А это будет очень скверный поступок, несмотря на все доводы, которые я приводил себе в его оправдание. Как я вообще мог подумать о том, чтобы попытаться соблазнить Эрин? Чем же я в таком случае лучше Уэзли?
Я был зол на себя.
Может быть, мне захотелось наказать себя за то великое искушение, которое я испытывал по отношению к Эрин. Или порочное побуждение воспользоваться ее беспомощным положением, словно лучом прожектора, указало на то, что было верным и что необходимо было сделать.
Да, я вернусь к клеткам. Но сделаю это тогда, когда в руке у меня будет связка ключей Уэзли.
И не раньше.
Трех вариантов больше не существовало.
Остался только один.
Номер третий: тайком проникнуть в дом.
Не выходя из темных джунглей, я пошел по периметру лужайки и дошел до участка, примыкающего к боковой стороне дома.
И стал вглядываться.
Прямо передо мной, на расстоянии небольшой пробежки, было окно, через которое я наблюдал за издевательствами над Эрин.
Окно было темным.
Впрочем, света не было нигде. Никаких признаков Уэзли или Тельмы я не заметил. Но они несомненно находились где-то в доме. Я ведь видел, как они входили, и не было никаких оснований думать, что они из него вышли.
Но они могли это сделать.
И могут быть где угодно.
Дожидаться удобного случая, чтобы напасть на меня.
Выскочив из укрытия, я стремглав понесся по высокой траве. Испуг был настолько велик, что мое сознание расщепилось и я разделился надвое: одна моя половина совершала эту безумно-опасную пробежку, тогда как другая изумленно наблюдала за первой с расстояния, как бы насмехаясь над ее глупостью. “Так-так, сам лезешь на рожон”, – подумал я. Но я все бежал и остановился только у боковой стены дома. Прислонившись к ней плечом, я стал судорожно глотать воздух. Дыхание, впрочем, восстановилось довольно быстро, только вот сердце упорно отказывалось притормозить и стучало, как бешеное. Потому что знало, что ожидает нас впереди.
Бросок через газон был самой безопасной частью операции.
Шагнув к окну, я прильнул лицом к сетке и заглянул вовнутрь.
И ничего не увидел.
Вернее, увидел многое. Это была совсем не та темнота, которая окружала клетки. Комнату заливала серая мгла – лунный свет, сочившийся через окно и растекавшийся вокруг.
Его было вполне достаточно, чтобы показать мне, что комната заполнена темнотой.
Темноты было предостаточно, чтобы спрятать двоих – или даже двадцатерых.
Ощупав низ сетки, я обнаружил пару прорезов, которые я сделал прошлый раз бритвой. А что, если и Тельма их нашла? И тут же пожалел, что подумал об этом. Если она или Уэзли заметили дело моих рук на сетке, они догадаются, что у них побывал незваный гость. И подготовятся к его встрече.
Но они, вероятно, ничего не заметили. Скорее всего они больше не заходили в эту комнату, после того как в ней побывала Тельма, чтобы собрать одежду, задуть свечи и все такое.
Просунув указательные пальцы в прорези и согнув их вниз, я потянул сетку на себя.
Через несколько секунд я просунул внутрь голову. Без сетки видимость значительно улучшилась.
Темноту теперь я видел намного яснее.
Я стоял и разглядывал комнату, а сетка лежала у меня на затылке.
Вокруг одни черные пятна.
Но вроде ничего не двигалось.
В воздухе висел какой-то прогорклый и гадкий запах сигарет. И еще пахло свечами и кровью. Или мне это показалось – последние два запаха могли существовать лишь в моем воображении.
Я представил себе сидящих посреди комнаты на полу со скрещенными ногами Уэзли и Тельму. Как они улыбаются и терпеливо дожидаются, пока я войду в их логово.
С этой лунной подсветкой меня легко было разглядеть. Я был словно черный бюст Палласа, поставленный на подоконник.
И все же я взял да и полез в окно.
Другое Я, как мне показалось, осталось стоять в сторонке, неодобрительно покачивая головой и словно предостерегая: не сносить тебе головы.
Рюкзачок на спине создавал определенные трудности, и мне пришлось локтем немного отодвинуть сетку, чтобы он не зацепился. Но в конце концов я перелез через подоконник и опустился в комнате.
И тут же шагнул в сторону от окна, чтобы за спиной оказалась стена.
Затем постоял неподвижно, прислушиваясь к звукам в доме. Единственные человеческие звуки исходили от меня: шум дыхания и биение сердца, да еще временами урчание в животе.
Слишком долго уже я не ел.
Еда была у меня с собой, но сейчас было не самое подходящее время для приема пищи.
Я запустил руку в правый передний карман шорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59