Хоть бы ты оказался дома, когда он позвонит в следующий раз, тогда сам увидишь, говорила она ему, наверное. Если только он позвонит, он ведь уже узнал от тебя все, что хотел, выяснил, что я здесь живу. Но не забывай, что он спрашивал о Даниеле Санта-Кларе, а не об Антонио Кларо. А вот это действительно странно. Второй и более важной причиной было то соображение, что его первоначальная идея оказалась совершенно правильной, а именно, что надо подготовить почву, прежде чем сделать следующий шаг, подождать, когда закончатся занятия и экзамены и потом, на свежую голову, создать новую стратегию приступа и осады. Правда, его ожидает скучнейшее задание, данное ему директором, но почти за три месяца каникул он найдет время и соберется с духом, чтобы его выполнить. Возможно, ему удастся также выполнить обещание, данное матери, и провести с ней несколько дней, если, конечно, подтвердится его почти полная уверенность в том, что актер с женой не поедут отдыхать в ближайшее время, об этом свидетельствует вопрос, который задала жена, думая, что говорит с мужем: съемки задерживаются, ясно как дважды два четыре, что он снимается в новом фильме, и если, как можно судить по комедии «Богиня сцены», его карьера находится сейчас в восходящей фазе, то и время его профессиональной занятости намного превышает то, которое он затрачивал раньше, будучи почти что статистом. Итак, причины, по которым Тертулиано Максимо Афонсо не торопится со звонком, являются, как мы видим, вполне обоснованными и убедительными. И при этом он отнюдь не обречен на бездействие. Его идея поехать посмотреть улицу, где живет Даниел Санта-Клара, оставалась в силе, несмотря на ведро холодной воды, грубо опрокинутое на него здравым смыслом. Он даже считал, что такое предварительное наблюдение оказалось бы весьма полезным для успеха задуманной операции, это как бы подержать руку на пульсе, подобным образом поступали во времена классических старомодных войн, посылая разведчиков с целью выведать силы противника. А что касается безопасности, то он, к счастью, еще не забыл саркастических предположений здравого смысла о возможных последствиях его появления с открытым лицом. Он, конечно, мог бы отрастить усы и бороду, скрыть глаза темными очками, поглубже надвинуть на лоб кепку, но очки и кепка – это одно, их можно в любой момент надеть или снять, а такие волосяные украшения, как усы и борода, совсем другое, по капризу кинокомпании или по причине изменений, в последнюю минуту внесенных в сценарий, они тотчас начали бы расти также и на лице Даниела Санта-Клары. Итак, маскарад, несомненно, необходим, но он должен состоять из накладных съемных деталей, как это делают всегда, когда хотят замаскироваться, тут уж ему придется побороть страх, который он испытал, принявшись воображать катастрофы, которые могут произойти, если он в накладных бороде и усах явится в офис кинокомпании наводить справки об актере Даниеле Санта-Кларе. Как и все обычные люди, он знал о существовании учреждений, специализирующихся на продаже и прокате костюмов, украшений и прочих бутафорских принадлежностей, необходимых как для искусства сценического перевоплощения, так и для шпионской деятельности. Опасность, что в таком магазине его могли бы принять за актера Даниела Санта-Клару, была бы серьезной только в том случае, если бы актеры сами ходили туда с целью приобретения фальшивых бород, усов, париков, бровей, повязок для якобы слепых глаз, бородавок, родинок, прокладок, чтобы сделать более пухлыми щеки, всевозможных утолщений для женщин и для мужчин, не говоря уже о косметических средствах, способных обеспечить любые колористические нюансы по желанию клиента. Но это исключено. Любая уважающая себя кинокомпания имеет на своих складах все, что может ей понадобиться, если чего-то вдруг не окажется, оно будет куплено, а если имеют место бюджетные затруднения или если руководство решит, что не стоит приобретать то, что можно взять напрокат, то это нисколько не унизит ее в глазах общества. Рачительные хозяйки с приходом весны и наступлением солнечных дней закладывают в ломбард одеяла и прочие теплые вещи, и это нисколько не лишает их уважения общества, прекрасно знающего, что такое материальные трудности. Можно, конечно, сомневаться, подумал ли сам Тертулиано Максимо Афонсо в данный момент о том, что мы только что написали, начиная со слова «рачительные» и кончая словом «трудности», но поскольку и эти слова, и все, что можно прочитать между ними, является самой что ни на есть святой и чистой истиной, скорее всего, подумал. Во всяком случае, теперь мы можем успокоиться, ибо знаем, что должно произойти в ближайшее время, видимо, Тертулиано Максимо Афонсо безо всяких опасений отправится в магазин, торгующий маскарадными принадлежностями, чтобы выбрать и приобрести бороду, больше всего подходящую к его лицу, но при этом он будет вынужден самым решительным образом, даже если ему предложат весьма соблазнительную скидку в цене, отказаться от бородки, которую обычно называют «гуляй-вошка» и которая превратила бы его в элегантного законодателя мод, поскольку, к сожалению, ее форма от уха до уха и малая длина волос, уж не говоря о том, что она совершенно не закрывает верхнюю губу, безжалостно выставили бы на всеобщее обозрение черты, которые он желал скрыть. По причинам противоположного свойства следовало отвергнуть и слишком длинную бороду, даже не принадлежащую к типу апостольской, чтобы избежать ненужного внимания любопытствующих. Наиболее подходящей для его целей была бы борода скорее короткая, нежели длинная, но при этом густая, надежно закрывающая лицо. А потом Тертулиано Максимо Афонсо проведет много часов, упражняясь перед зеркалом в ванной комнате, накладывая на лицо и вновь снимая тончайшую пленку, на которой укреплены волосы, как можно точнее пригоняя ее к своим собственным низко спускающимся на висках волосам и к очертаниям скул, ушей и губ, особенно губ, они должны свободно двигаться, ведь ему придется разговаривать, возможно, есть и даже, кто его знает, целоваться. Когда он впервые увидел в зеркале свою новую физиономию, то ощутил мощный внутренний толчок, шок, нервную судорогу в области солнечного сплетения, которая в последнее время была ему так хорошо знакома, причиной данного шока оказалось не только то, что он увидел себя не таким, как раньше, иным, это было вполне естественно, принимая во внимание ситуацию, в которой ему теперь приходилось жить, и его новое восприятие себя самого, но, что особенно интересно, у него возникло впечатление, что он наконец-то обрел свою собственную, истинную сущность. Это впечатление было столь сильным, столь захватывающим, радостным, что он испытал непреодолимую потребность сохранить, увековечить свой новый образ, поэтому с величайшими предосторожностями, стараясь не встретиться ни с кем из знакомых, вышел из дому и направился в фотоателье подальше от квартала, в котором жил, намереваясь заказать портрет. Его не устраивало стандартное освещение и слепой автоматизм мгновенной фотографии, он хотел получить тщательно выполненный портрет, который ему было бы приятно рассматривать, глядя на который он мог бы с удовлетворением сказать: вот я какой. Он заплатил наценку за срочность и сел в ожидании своей очереди. Служащему, который посоветовал ему пока погулять: ваше время подойдет не так скоро, он ответил, что предпочитает ждать здесь, и, неизвестно зачем, прибавил: мне нужен портрет для подарка. Иногда он подносил руки к бороде и слегка поглаживал ее, проверяя, все ли на месте, потом снова принимался листать лежавшие на столе фотографические журналы. Когда он вышел из ателье, у него было полдюжины фотографий среднего формата, которые он решил уничтожить, чтобы не ощущать себя размноженным, и одна увеличенная. Он вошел в ближайший торговый центр, закрылся в туалете и там, вдали от нескромных взоров, снял свой маскарад. Если бы кто-нибудь видел, как в туалет вошел бородатый мужчина, он вряд ли признал бы его в человеке с чисто выбритым лицом, который вышел оттуда через пять минут. Люди обычно не замечают, во что одеты бородачи, а конверт, который он раньше держал в руке и по которому его можно было бы узнать, теперь надежно спрятан между пиджаком и рубашкой. Тертулиано Максимо Афонсо, до сего дня мирный преподаватель истории в средней школе, только что показал нам, что он наделен недюжинным талантом для того, чтобы стать профессионалом в одной из двух взаимоисключающих областей, преступником или идущим по его следу полицейским. В свое время мы узнаем, чему именно он отдаст предпочтение. Вернувшись домой, он прежде всего сжег в мойке для посуды маленькие дубликаты увеличенной фотографии, открыл кран и смыл пепел, а потом, вдоволь налюбовавшись своим новым тайным образом, опять положил портрет в конверт и спрятал его на книжной полке за книгой по истории промышленной революции, которую он никогда не читал.
Прошло еще несколько дней, учебный год закончился, был принят последний экзамен и выставлен последний переходный балл, коллега-математик попрощался, сказав: я еду в отпуск, но потом, если вам что-нибудь понадобится, звоните и будьте осторожны, очень осторожны, директор напомнил ему: не забывайте о нашей договоренности, когда я вернусь после каникул, я позвоню узнать, как двигается работа, если надумаете уехать из города, вы ведь тоже имеете право на отдых, оставьте мне на автоответчике свой номер. В один из этих дней Тертулиано Максимо Афонсо пригласил Марию да Пас поужинать, ему наконец стало стыдно за то, как он себя с ней ведет, надо было проявить деликатность, поблагодарить ее и дать какое-то объяснение по поводу результатов письма, даже если бы его пришлось выдумать. Они встретились в ресторане, она немного опоздала, сев за столик, она извинилась, задержка произошла из-за матери. Глядя на них, никто бы не сказал, что они любовники, хотя, возможно, и догадался бы, что недавно они ими были и еще не совсем привыкли к своему новому положению, к тому, что теперь они безразличны друг другу или делают вид, что безразличны. Они произнесли несколько стандартных фраз: как поживаешь. А у тебя как дела. Много работы. У меня тоже, и пока Тертулиано Максимо Афонсо в очередной раз колебался, не зная, какое следует придать направление их разговору, она опередила его и прямо взяла быка за рога, спросив: это письмо удовлетворило тебя, ты получил из него нужную информацию. Да, сказал он, отдавая себе отчет в том, что его ответ был в одно и то же время и правдивым и лживым. А мне показалось, что нет. Почему. Слишком уж оно тоненькое. Не понимаю. Если мне не изменяет память, тебе нужно было много подробных данных, они бы просто не уместились на одном-единственном листке, который лежал в том конверте. Откуда ты знаешь, что там всего один листок, ты его раскрыла, неожиданно резко спросил Тертулиано Максимо Афонсо, заранее зная, какой он получит ответ. Мария да Пас посмотрела ему прямо в глаза и спокойно сказала: нет, и ты обязан был это знать. Прошу тебя, прости, у меня случайно вырвалось, я сказал, не подумав. Я могу простить тебя, если ты настаиваешь, но боюсь, что не смогу пойти дальше. Куда дальше. Например, забыть, что ты считаешь меня способной раскрыть письмо, пришедшее тебе. В глубине души ты прекрасно понимаешь, что я так не думаю. В глубине Души я знаю, что ты ничего обо мне не знаешь. Если бы я не доверял тебе, я бы не попросил у тебя разрешения написать письмо от твоего имени. Мое письмо было только маской, твоей маской. На что ты намекаешь, я же тебе объяснил, по какой причине решил поступить именно так. Объяснил. И ты согласилась. Да, согласилась. Так значит. Значит, теперь я жду, чтобы ты показал мне полученную информацию, не потому, что она меня интересует, а потому, что ты, насколько я понимаю, обязан это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47