По его спине пробежал легкий холодок страха, и он подумал, в такие вещи лучше не углубляться, лучше оставить все как есть, ибо в противном случае существует опасность, что и другие тоже станут что-то такое подозревать, и, что уже совсем плохо, он и сам начнет замечать по их глазам наличие какого-то скрытого отклонения, которым отмечены все смертные и которое только и ждет, нетерпеливо покусывая ногти, того дня, когда оно сможет вырваться наружу и заявить: а вот и я. Непосильный гнет глубоких раздумий, сосредоточенных на возможности существования абсолютно идентичных двойников, что было скорее интуитивной догадкой, нежели знанием, облеченным в слова, заставил его медленно склонить голову, и сон, которому предстояло продолжить свойственными ему методами умственную работу, совершавшуюся до этого в состоянии бодрствования, овладел его утомленным телом и помог поудобней устроиться на диванных подушках. Но это не был покой, заслуживающий и оправдывающий столь сладкое наименование, через несколько минут, открыв глаза, Тертулиано Максимо Афонсо, словно говорящая кукла, у которой испортился механизм, повторил несколько другими словами свой недавний вопрос: а что это такое, быть ошибкой. И он пожал плечами, словно потеряв к этой проблеме всякий интерес. Что вполне понятно, причиной могла быть его крайняя усталость или, наоборот, благотворное действие недолгого сна, но его безразличие неуместно и неприемлемо, ибо и нам, и прежде всего ему самому хорошо известно, что вопрос остается пока еще без ответа, он все еще таится там, в видеомагнитофоне, и он тоже ждет, он выразил себя в словах, которые не были услышаны, но они имеются в диалоге из сценария фильма. Кто-то из нас жертва ошибки, вот что сказал дежурный администратор Тертулиано Максимо Афонсо, обращаясь к актрисе, игравшей роль Инес де Кастро, объясняя, что ей оставлен номер двенадцать-восемнадцать. Сколько в этом уравнении неизвестных, спросил учитель истории учителя математики, вновь переступив порог сна. Коллега, владеющий числами, не ответил на этот вопрос, он только сделал нетерпеливый жест и сказал: поговорим потом, а теперь отдыхайте, постарайтесь заснуть, вам это необходимо. Сейчас и самому Тертулиано Максимо Афонсо больше всего хотелось заснуть, но сон не шел к нему. Вскоре он вновь открыл глаза, ему в голову пришла блестящая мысль, пусть коллега-математик скажет, с какой целью он посоветовал ему посмотреть «Упорный охотник подстрелит дичь», ведь фильм был малоинтересным, он чудом продержался целых пять лет, посредственная лента, не приносящая дохода, почти наверняка обречена на забвение, а то и на уничтожение, возможно, отсрочка вызвана любопытством горстки зрителей, слышавших разговоры о культовом кино и решивших, что это оно и есть. Первое неизвестное, которое ему необходимо найти в этом запутанном уравнении, состояло в том, заметил ли коллега-математик пресловутое сходство, и если да, то почему не предупредил его, хотя бы в форме шутливой угрозы: берегитесь, вам предстоит испытать потрясение. И хотя он не верит в Судьбу, ту, главную, которая, в отличие от других, ей подчиненных, почтительно пишется с большой буквы, Тертулиано Максимо Афонсо не может отвязаться от мысли, что все эти случайности и совпадения в своей совокупности очень даже могли бы соответствовать какому-то еще не расшифрованному нами, но уже существующему где-то плану, его исполнение и результаты уже записаны в скрижалях, тех самых, куда указанная Судьба, если мы все-таки допустим, что она действительно существует и управляет нами, внесла, еще в самом начале времен, точную дату, когда с нашей головы упадет первый волос, а также дату, когда погаснет наша последняя улыбка. Тертулиано Максимо Афонсо уже не лежит на диване, теперь он уже стоит на ногах, настолько твердо, насколько это возможно после ночи, в которую он испытал такую бурю чувств, как никогда ранее в своей жизни, и, ощущая, что голова у него идет кругом, глядит через оконное стекло на небо. Ночь все еще висела над крышами города; уличные фонари еще горели, но первая смутная бледность утра уже тронула зыбкой прозрачностью высокий небосвод. Значит, сегодня не наступит конец мира, ведь было бы непростительной расточительностью заставить солнце взойти просто так, только для того, чтобы в преддверии небытия присутствовало то, что дало начало всему сущему, и, хотя логическая связь между одним и другим была не очень ясной и еще менее очевидной, появившийся наконец-то здравый смысл Тертулиано Максимо Афонсо дал ему совет, в котором он очень нуждался с того самого мига, когда на экране телевизора возникло лицо дежурного администратора: если ты считаешь, что должен попросить объяснений у твоего коллеги, то не теряй времени, хватит мучиться нерешенными вопросами и сомнениями, но смотри, не очень-то болтай, следи за своими словами и помни, у тебя в руках горячая картофелина, брось ее, если не хочешь обжечься, сегодня же верни кассету в магазин, поставь точку, покончи с этой тайной прежде, чем она начнет подбрасывать тебе такие сюрпризы, такие вещи, о которых ты бы предпочел ничего не знать, не видеть их и не слышать, не иметь с ними никакого дела, и потом, если мы допустим, что существует некто, являющийся твоей точной копией, видимо, так оно и есть, то ты совершенно не обязан искать его, он существует, но ты не знал его, ты существуешь, но он не знает тебя, вы с ним никогда не виделись, никогда не встречались. А если я его все-таки встречу, столкнусь с ним на улице, вставил словечко Тертулиано Максимо Афонсо. Ты отвернешься, я тебя не видел, я тебя не узнал. А если он ко мне обратится. Если он хоть чуточку благоразумен, он сделает то же самое, что и ты. Нельзя требовать ото всех, чтобы они были благоразумными. Именно поэтому мир таков, каков он есть. Но ты не ответил на мой вопрос. Какой. Что мне делать, если он ко мне обратится. Ты скажешь, какое странное совпадение, какое фатальное, невероятное, все, что придет тебе в голову, но именно совпадение, и ты прекратишь разговор. Как, безо всяких объяснений. Безо всяких объяснений. Но это невежливо, грубо. Иногда приходится поступать именно так, выбирать из двух зол меньшее, ты же знаешь, одно слово влечет за собой другое, за первой встречей приходит вторая, третья, и ты начнешь рассказывать незнакомому человеку свою жизнь, ты уже достаточно прожил, чтобы понять: с незнакомыми, с чужими надо держать ухо востро, когда речь идет о чем-то очень личном, а я не представляю себе ничего более личного, более секретного, чем история, в которую ты собираешься ввязаться. Странно считать чужим человека, который выглядит точь-в-точь как я. Пусть он останется для тебя тем, кем был до сих пор, незнакомцем. Да, но чужим он просто не может быть. Мы все друг другу чужие, даже те, кто сейчас находится здесь. Кого ты имеешь в виду. Нас с тобой, твой здравый смысл и тебя, мы так редко встречаемся и беседуем. Да, нечасто, и, если быть откровенным, от наших встреч мало пользы. По моей вине. И по моей тоже. Мы по самой своей природе вынуждены идти параллельными путями, и расстояние, разделяющее или отдаляющее нас, так велико, что мы почти не слышим друг друга. Сейчас я тебя слышу. Сейчас речь идет о чрезвычайных обстоятельствах, а это сближает. Чему быть, того не миновать. Эта философия мне известна, ее обычно называют предопределением, фатализмом, роком, но на самом деле ты всегда будешь делать то, что захочешь. То, что мне суждено, вот и все. Есть люди, которым безразлично, сделали они что-то или только подумали, что это надо сделать. Вопреки тому, что считает необходимым здравый смысл, проявить твердость воли всегда трудно, гораздо проще быть неуверенным, нерешительным, колеблющимся. Кто бы это говорил. Не удивляйся, все мы постепенно чему-то учимся. Моя миссия закончена, ты все равно поступишь, как тебе заблагорассудится. Вот именно. Что ж, прощай, до следующей встречи, всего хорошего. Возможно, до следующих чрезвычайных обстоятельств. Если успею прийти вовремя. Уличные фонари погасли, движение транспорта становилось все более оживленным, а небо – все более голубым. Как хорошо известно всем нам, каждый вновь рождающийся день для кого-то будет первым, для кого-то последним, а для кого-то – просто очередным. Для учителя истории Тертулиано Максимо Афонсо этот день вряд ли будет последним, но он ни в коем случае не окажется просто очередным. Скажем также, что в нем таится возможность стать для него еще одним первым днем, еще одним началом, еще одним поворотом судьбы. Все зависит от шагов, которые предпримет сегодня Тертулиано Максимо Афонсо. Как говаривали в прошлые времена, процессия должна вот-вот выйти из церкви. Последуем же за ней.
Ну и рожа, проворчал Тертулиано Максимо Афонсо, глянув на себя в зеркало, и был прав. Он проспал не более часа, всю оставшуюся ночь он провел, пытаясь побороть изумление и страх, описанные нами, как может показаться, с излишней подробностью, но она будет вполне простительной, если мы вспомним, что во всей истории человечества, которую так старательно преподает своим ученикам учитель Тертулиано Максимо Афонсо, ни разу не случалось такого, чтобы два совершенно одинаковых человека существовали в одном и том же месте в одно и то же время. В отдаленные исторические эпохи бывали случаи полного физического сходства между двумя людьми, мужчинами или женщинами, но их всегда разделяли десятки, сотни, тысячи лет и десятки, сотни, тысячи километров. Самым поразительным из чудес подобного рода было появление в некоем давно исчезнувшем городе, на одной и той же улице и в одном и том же доме, но в разных семьях, с промежутком в двести пятьдесят лет, двух совершенно одинаковых женщин. Данный факт не отмечен ни в одной хронике, ни в одном устном предании, что вполне понятно, ибо, когда родилась первая из них, никто не знал, что будет еще вторая, а когда появилась вторая, о первой уже давно забыли. Это естественно. Однако, несмотря на полное отсутствие какого-либо документального или свидетельского подтверждения сего факта, мы берем на себя ответственность провозгласить и даже поклясться честью, если будет необходимо, что все, что мы заявили, заявляем или заявим по этому поводу, на самом деле произошло в том исчезнувшем городе. Если история не зарегистрировала какого-либо факта, это еще не означает, что данный факт не имел места. Закончив процедуру утреннего бритья, Тертулиано Максимо Афонсо придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале и нашел, что его физиономия стала выглядеть несколько лучше. По правде говоря, любой беспристрастный наблюдатель, будь то мужчина или женщина, нашел бы достаточно гармоничными черты нашего преподавателя истории, отметив, что легкая асимметрия и едва заметные отклонения в пропорциях играли здесь как бы роль соли, ведь слишком правильные черты лица производят впечатление довольно-таки пресного кушанья. Мы не собираемся утверждать, что у Тертулиано Максимо Афонсо была идеальная мужская внешность, он сам так не считал из скромности, а мы – из стремления к объективности, но будь у него хоть крупица таланта, он мог бы сделать блестящую карьеру в театре, играя главных героев. А где театр, там и кино. И тут необходимо сказать кое-что в скобках. В нашем повествовании есть места, и сейчас перед нами одно из них, в которых любая попытка рассказчика повлиять на чувства и мысли его персонажа должна быть строжайшим образом исключена законами писательского искусства. Несоблюдение по неблагоразумию или из неуважения к людям таких ограничительных правил, которые, существуй они в действительности, были бы, скорее всего, необязательными к исполнению, иногда приводит к тому, что персонаж, вместо того чтобы следовать независимой, свойственной ему линии мыслей и чувств, обусловленной приданным ему статусом, внезапно, подчинившись излишне агрессивному авторскому влиянию, начинает, не выходя, разумеется, полностью за рамки, предусмотренные его создателем, опасно отклоняться от указанной линии, результаты чего могут оказаться неуместными и даже пагубными, именно это и произошло с Тертулиано Максимо Афонсо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47