— Жаль, конечно. Вы ее хорошо знали? Она ваша подруга?
— Почти не знала. Но ее убили.
— Убили?
— Да. Рядом с домом Терри. Полиция убеждена, что убийца — он.
— Понимаю, — медленно проговорил Броуди.
— Я знаю, что это не так. Однако полицейские не сомневаются, что я в плену параноидальной фантазии. И для них это очередное доказательство: мол, Терри меня избивал, а я превратила заурядную историю домашних ссор и скандалов в героическую сагу о похищении. А он продолжал в своем духе и укокошил следующую подружку.
— Но он не убивал?
— Терри никого бы не смог убить.
— Многие из тех, кто, кажется, не может обидеть и мухи, способны убить человека.
— Полицейские говорят то же самое. Но я его знаю. Если бы он ее убил, то умер бы от сознания вины и набрал бы 999. И уж точно не волочил бы труп подальше от своего подъезда. А если бы захотел его спрятать, чего он, конечно, не делал, потому что прежде всего не убивал, то тогда бы...
— Не забывайте, я не полицейский.
— Извините. Просто все так навалилось. Постоянно думаю о бедном дурачке Терри. И конечно, о Салли. Но во всем этом есть кое-что еще. Салли была похожа на меня. То есть на меня до того, как я постриглась. — Я видела, как переменилось лицо Бена. — Меня не покидает чувство, что на ее месте должна была оказаться я.
— О! — только и произнес он.
— Тот человек на свободе и ищет меня. И будьте уверены, когда-нибудь найдет.
— Но полиция не принимает ваших опасений всерьез?
— Нет. Однако я их не виню. Не уверена, что мне самой в подобной ситуации удалось бы принимать себя всерьез.
— Понимаю.
— Вы мне верите?
— Да.
— По большому счету? То есть всему, что я говорю?
— Абсолютно.
— И это не просто слова?
— Нет.
Я подняла на него глаза. Бен не дрогнул и не отвернулся.
— Спасибо, — поблагодарила я, взяла кружку и допила горячий шоколад. Внезапно я почувствовала себя гораздо лучше. — Можно, я воспользуюсь ванной, а потом поеду домой? Мне не следовало к вам врываться. Это глупо с моей стороны.
— На втором этаже. Первая дверь, — сказал Бен.
Поднимаясь по лестнице, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Я воспользовалась туалетом и плеснула воды на свое запаршивевшее лицо. У меня был вид прыщавой школьницы. Потом вышла из ванной, закрыла за собой дверь и стала спускаться по лестнице. Красивый дом. Интересно, жила ли здесь когда-нибудь женщина? На стенах картины, много книг. На повороте лестницы в алькове растение в горшке. Я замерла и уставилась на старый шишковатый ствол и темно-зеленые листья. Наклонилась, ткнула пальцем в покрытую мхом землю, села и уронила голову на руки. Я не знала, что мне делать: хохотать, кричать или плакать. Но вместо этого встала, очень медленно преодолела остаток лестницы и вошла на кухню. Бен все еще сидел за столом, ничего не делал — просто смотрел в пространство. Он тоже выглядел усталым. Усталым и немного подавленным.
Словно в моем собственном сне о жизни, в которой я некогда обитала, но теперь не помнила, я обошла стол и приложила ладонь к его лицу. Его выражение смягчилось.
— Вот так все и было? — спросила я и поцеловала его в уголок губ. Бен закрыл глаза. Я дотронулась губами до век, потом рта. По телу пробежало тепло. — Так?
— Нет.
— А как?
— Ты сказала, что у тебя отвратительно на душе. Говорила о Терри. Тогда я взял тебя за руку. — Бен взял меня за руку и через всю кухню подвел к висевшему на стене большому, в полный рост, зеркалу. И поставил перед ним, чтобы я смотрела на себя — растерзанную, запаршивевшую Эбигейл. А сам встал за плечом, и мы ловили взгляды друг друга в амальгаме. — Я подвел тебя сюда, заставил посмотреть на себя и сказал, что ты красива.
— Словно подобрали на помойке.
— Замолчи, Эбби. Говорю я. Ты и теперь красива. Я сказал тебе это и не сумел остановиться. Поцеловал тебя вот так — в шелковистую шею. Ты наклонила голову.
— А потом? — спросила я, чувствуя, что млею.
— Поцеловал вот так и стал ласкать. — Говоря это, Бен начал расстегивать пуговицы на моей рубашке.
— Так? — невнятно пробормотала я.
Бен расстегнул бюстгальтер, вытянул его вперед и положил ладони мне на груди. Его мягкие губы касались моей шеи, но не столько целовали, сколько поглаживали.
— Так, — подтвердил он.
Я хотела что-то сказать, но не могла. Его правая рука поглаживала мой живот и медленно спускалась все ниже. Бен ловко расстегнул пуговицу на моих брюках и молнию. Медленно опустился на колени, попутно целуя спину. Положил мне руку на талию и до лодыжек стянул брюки вместе с трусами. Затем снова поднялся и, обняв меня, встал позади.
— Взгляни, — предложил он. И я посмотрела на свое тело, отраженное в зеркале. Затем на него и снова на себя, но уже его глазами.
Когда я заговорила, мой голос был тягучим от возбуждения:
— Я выгляжу непристойно.
— Ты восхитительна.
— И я не могу убежать?
— Нет, не можешь.
— А что я сделала потом?
И он мне показал. Пришлось смешно ковылять в его спальню. Там я упала на кровать, сбросила туфли и оставшуюся одежду. Бен тоже разделся, он не спешил, выдвинул ящик, достал презерватив и разорвал зубами упаковку. Я помогла ему надеть резинку.
— Знаю-знаю, — сказала я. — Нашла среди своего барахла упаковку утреннего контрацептива.
— О Господи, прости, — извинился Бен. — Мы так спешили.
— Уверена, в этом была и моя вина.
— Была. — Теперь и его голос прозвучал хрипло.
Мы взглянули друг на друга. Бен протянул руку и коснулся моего лица, шеи, груди.
— Я думал, больше до тебя никогда не дотронусь.
— Все так и было?
— Да.
— Так?
— Именно. Не останавливайся.
Мы все время смотрели друг на друга. Иногда улыбались. Когда настало время, он вскрикнул, словно от боли. Я притянула его к себе, крепче прижалась, поцеловала влажные волосы и призналась:
— Лучше не бывает.
Бен коснулся губами жилки у меня на шее и что-то промычал.
— Что это было?
— Я сказал, что не проходило ни единого часа, чтобы я не скучал по тебе.
— Наверное, и я по тебе скучала, только не знала об этом.
— А как ты догадалась?
— По деревцу бонсай. Какого черта ты мне не сказал?
— Прости, я не знал, как поступить. Хотел, чтобы ты сама что-то почувствовала. Понимаешь?
— Не знаю. Какая-то моя часть только и ждет, чтобы вспылить по-настоящему. Я не шучу. Я собирала себя по кусочкам — все, что до этого растеряла, тыкалась, словно слепая, а ты что-то знал и мог мне помочь, но решил не делать этого. Ты знал обо мне такие вещи, о которых я не догадывалась. Можешь вспомнить, как переспал со мной, а я совершенно лишилась памяти. Ты знаешь меня другую — ту, что скрыта покровом, а я тебя другого не знаю. И как мне выяснить, что ты рассказал все? Никак. Ты скрываешь кусочки моей жизни. Разве это правильно?
— Нет.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Извини. Я не представлял, как лучше поступить, — беспомощно пробормотал Бен. — Я хотел признаться, но что бы я сказал?
— Правду. Для начала было бы неплохо.
— Извини, — повторил он.
Я тихонько погладила его грудь. Значит, до того, как меня схватили и бросили в подвал, я была счастлива, потому что ушла от мужчины, который меня бил, уволилась с нелюбимой работы и встретила Бена. С тех пор как я вышла из больницы, меня постоянно преследовали открытия: потерянные дни скрывали чудесные воспоминания. Пропало именно то, что я хотела бы сохранить. Зато осталось то, с чем я с удовольствием бы рассталась. В голове роились мысли или обрывки мыслей. Что-то насчет того, чтобы сказать жизни «да» и не проводить ее остаток в страхе.
* * *
Позже мы вместе приняли ванну. Потом Бен спустился вниз и сделал сандвичи, которые принес на подносе вместе с бутылкой красного вина. Я села, привалившись к подушке.
— Ты всегда готовишь мне еду, — заметила я.
— Раньше мы ели устрицы.
— Неужели? Я люблю устрицы.
— Поэтому мы их и ели. И будем есть снова.
Я схватила его руку и поцеловала, а затем откусила от сандвича.
— Значит, это случилось в среду вечером? Так?
— В понедельник.
— Ты уверен? Сразу после того, как мы познакомились?
— На все сто.
Я нахмурилась.
— И ты не надел презерватив?
— Надел.
— Ничего не понимаю. Раньше ты сказал...
— Ты приходила еще раз.
— В среду?
— Да.
— Черт побери, ты должен был мне сказать!
— Согласен.
— И тогда ты не...
— Нет.
— Почему?
— Ты пришла внезапно. С деревцем. Мы договорились встретиться следующим вечером — в четверг. Потому что в тот день я пригласил гостей на мою обычную «среду». Клиентов. Они уже явились, когда ты постучала в дверь. Отдала мне деревце, и я тебя поцеловал.
— А затем?
— Поцеловал еще.
— Продолжай.
— Ты расстегнула пуговицы на моей рубашке. Мы слышали, как в соседней комнате разговаривают гости.
— И что дальше?
— Мы отправились в ванную, закрылись и занялись любовью.
— Стоя?
— Да. Все дело заняло секунд тридцать.
— Ну-ка покажи, — попросила я.
* * *
Я осталась у Бена на ночь. Несмотря ни на что, крепко спала, а когда на утро проснулась, почуяла аромат кофе и тостов. Сквозь занавеси синело небо. Я испугалась своего внезапного счастья. Оно было похоже на приход весны.
Глава 19
Мы ели тосты в постели, крошки сыпались на простыни, но Бен опять улегся на подушку, подсунул под подбородок пуховое одеяло и всем своим видом демонстрировал, как ему уютно.
— Разве тебе не надо на работу? — спросила я.
Он перегнулся через меня посмотреть на часы. Удивительно, как быстро привыкаешь к присутствию чужого тела.
— Восемнадцать минут, — сообщил он.
— Не опоздаешь?
— Уже опоздал. Но со мной встречается человек, который приезжает из самого Амстердама. И если меня не будет, я сильно подведу его.
Я его поцеловала — притворилась, что просто клюнула.
— Перестань, — запротестовал Бен, — иначе я никогда не уйду.
— Понимаешь, — прошептала я, потому что мое лицо почти касалось его лица, — если бы я была тобой, а ты мной, я бы решила, что ты сумасшедший. Или я сошла с ума.
— Ты меня потеряла.
— Если бы человек, с которым я познакомилась, исчез, а потом объявился через пару недель, но, судя по всему, не помнил, что со мною знаком, я бы подумала, что он либо ненормальный, либо лгун. Вот и полиция разрывается между этими версиями.
— Сначала я думал, что я сумасшедший. Потом решил, что ты ненормальная. А затем не знал, что и думать. — Бен гладил меня по волосам, и я поеживалась от удовольствия. — Не представлял, что делать, — продолжал он. — Мне казалось, это невозможно объяснять. И я решил, что должен снова тебе понравиться. Не мог же я ляпнуть: «Знаешь, а ты ведь на меня глаз положила, хотя и не помнишь...» Чушь какая-то.
— У тебя не дизайнерские руки.
— Хочешь сказать, слишком грубые и мозолистые?
— Мне нравятся.
Бен принялся с любопытством рассматривать свои руки.
— Я многое делаю сам. Отбираю материал, строгаю, колочу молотком, зачищаю, но мне это нравится. Мой старик был сварщиком. Завел дома мастерскую и все выходные проводил там: сначала разбирал предметы, а потом снова их собирал. Когда я был моложе, пообщаться с отцом можно было единственным способом — пойти туда и постоянно что-нибудь подавать: гаечный ключ или какую-нибудь другую штуковину. В результате я нашел способ зарабатывать на жизнь тем, что отец считал своим хобби.
— А у меня все не так, — ответила я. — И с отцом, и с работой.
— Ты потрясающий специалист. Складываешь все воедино. Нагоняешь на нас смертельный страх.
— Иногда я сама не могу поверить, что я это делаю — или делала. Возьми, например, оценку рисков офиса. Можешь себе представить такое? Если бы это была оценка рисков буровой вышки или полярной экспедиции, но я делала то, что требовали страховые компании. Стала классным экспертом и могла профессионально оценить, что плохого может приключиться с человеком в его кабинете. В прошлом году в Соединенном Королевстве девяносто один конторский служащий пострадал от жидкости для исправления печатных текстов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44