Но дед, воодушевленный паникой в рядах противника, на этом не успокоился.
– Я тебя не первый раз тут вижу, – иерихонил он, нелицеприятно тыча обличающим перстом в одного из перекупщиков. – И тебя тоже, и тебя! А вы куда смотрите, – повернулся он к товароведам, не сбавляя обвинительного пафоса, – когда на ваших глазах всякая шваль деньги государственные к себе в карман тащит?
Очередь невнятно, но в целом одобрительно зашумела. Ко всему, видимо, привычные товароведы продолжали молча, не отвлекаясь, делать свое дело. Коршуны с индифферентными лицами рассосались кто куда: к выходу, к прилавкам с технической литературой, самые смелые пристроились переждать лихое время в конце очереди. И тут на авансцене появилось новое действующее лицо: дородная женщина, перед которой, инстинктивно чувствуя в ней начальника, расступались даже случайные покупатели.
– Так, – звучно произнесла она, полководческим взором оглядывая поле сражения, – всех, кроме сдатчиков, прошу отойти от покупки. – И, поскольку я остался единственным, кто не успел благоразумно ретироваться, сурово обратилась ко мне: – Вы сдаете, гражданин?
– Нет, – вынужден был честно признать я.
– Тогда проходите, или придется сейчас вызвать наряд. Я вдруг подумал, что здесь есть мой шанс.
– А что такое? – спросил я громко и нахально. – Нигде не написано, что тут стоять нельзя!
Она посмотрела на меня удивленно, видно, такая реакция не была характерна для вечно закомплексованных перед лицом представителей администрации коршунов. Но Мое лицо было ей не знакомо, и она, пожав округлыми плечами, прошла мимо, сметая перед собой остатки разбитой армии противника.
Постояв еще немного, чтобы соблюсти достоинство, я тоже двинулся в сторону выхода. У дверей стояла знакомая мне парочка: молодой блондин в очках с затемненными линзами и неопределенного возраста горбун, рыхлый лицом, на котором выделялся большой пористый носище. Я независимо остановился подле них, разминая сигарету.
– Зря ты с ней цепляешься, – криво ухмыляясь, не глядя на меня, сказал носатый. – С нее станется милицию вызвать.
– Да кто она такая, чтоб тут распоряжаться! – заметил я пренебрежительно.
Они переглянулись иронически, покачали головами, как бы говоря мне: молодой ты еще, не в меру горячий, а в нашем деле надо уметь смиряться, кричат – молчи, гонят – иди... Главное, опять вернуться.
– Это завотделом покупки, – снисходительно разъяснил блондин. И добавил как заповедь: – Говорят тебе, не вяжись с ней.
Северин уже ждал меня возле автоматов. Я кратко пересказал ему, что успел увидеть и понять. Он хмыкнул:
– У меня работка была поприятнее. Там наверху такие девчонки за прилавками стоят! Хочешь, познакомлю? Я терпеливо переждал, пока закончится вся эта обычная болтовня, без которой Северин не в состоянии, кажется, перейти к делу, и коротко поинтересовался:
– Ну?
– Ни того ни другого не знают, – удрученно развел руками Стас. – Я так понял, что они с высоты своего прилавка всю эту шушеру презирают. В магазине те почти ничего не покупают, больше норовят перед магазином. У них серьезные люди в авторитете – доктора, академики, художники, писатели, крупные коллекционеры. Я тут, грешным делом, позаписал кое-кого на всякий случай...
Северин вытащил блокнот, принялся суетливо листать его, что-то бормоча себе под нос. Я уже понял, что он тоже, как видно, ничего существенного не добыл. Но оказалось, что от усталости я потерял бдительность и подзабыл, с кем имею дело.
– Вот!.. – воскликнул он, найдя нужную страничку. – Вот, например, Потапенко, собиратель раритетов. Интересуется запрещенными и изъятыми книгами восемнадцатого и девятнадцатого веков, прижизненными изданиями классиков, автографами, ну, еще много чем. И можешь себе представить, у меня дома как раз валяется для него парочка редких изданий басен Крылова! Извини, ничего лучше из школьной программы вспомнить не мог. Так что телефончик Николая Ивановича у нас в блокнотике имеется, и даже есть от кого обратиться: Ира из Дома книги! Только чур, – предупреждающе поднял руку Стас, – не говорить, что Николай Иванович – имя-отчество редкое только в Полинезии. Это я и сам знаю.
У меня, однако, не возникло никакого желания умалять северинские достижения: сегодня их набралось у нас так немного. В крайнем случае это подстегнуло во мне угасший было к вечеру здоровый дух соревнования, и я предложил:
– Не желаешь ли в таком разе пойти познакомиться еще с одной дамой?
– О! – обрадовался Северин. – В тебе проснулся мужчина?
– Когда ты ее увидишь, – пообещал я, – ты поймешь, что во мне проснулся лев.
В своем маленьком кабинете без окон заведующая покупкой Лия Семеновна Штоклова производила еще более внушительное впечатление, чем в торговом зале. В обрамлении штабелей только что купленных книг она восседала за столом, занимая почти все оставшееся пространство.
– Извините, – сказала она мне, возвращая наши удостоверения. Впрочем, смущения никакого на ее круглом лице не было. – Сами видите: воюем...
– Вот-вот, – подхватил Северин. – Мы и хотим вам помочь. Скажите, вы их всех, перекупщиков этих, по именам знаете?
Штоклова иронически усмехнулась и покачала головой:
– Не надо, ребята, делать из меня дурочку. Слава Богу, двадцать пять лет книгами торгую. И ни разу не видела, чтобы уголовный розыск помогал мне со спекулянтами бороться. Говорите прямо, чего надо.
Мы с Севериным переглянулись, я чуть заметно пожал плечами, дескать, я не против, решай сам, и Стас сказал в лоб:
– Алик по кличке Лошадь, Сережа по кличке Джим.
– По кличкам точно не знаю. По крайней мере, этих. В лицо-то все они мне известны, наверняка тут крутятся. По именам... Алик? Сережа? Если в вы фамилию дали, можно было бы по квитанциям посмотреть. Там и адрес есть, и все паспортные данные...
– А имя-отчество в квитанциях фиксируется? – наудачу спросил я.
– Только инициалы... Но вот что, если вам так нужно, могу к завтрашнему дню поспрашивать кое у кого. Оставьте телефон.
– Только у нас просьба, никому... – понизив голос, доверительно начал Северин, но она остановила его:
– Ладно, знаю, не первый день замужем, как говорится... – И добавила усмехнувшись: – Что-то в последнее время всех наша букторговля заинтересовала...
– Кого еще? – автоматически, скорее по профессиональной привычке никакую информацию не оставлять в незаконченном виде спросил я, протягивая ей бумажку с телефоном.
– Из газеты, теперь вот вы...
Мы со Стасом замерли. Первым открыл рот Северин.
– А, – произнес он небрежно. – Троепольская, наверное. Да?
– Фамилию не помню, помню только, что молоденькая.
Я вдруг решил, что зря мы действительно играем в игры с этой немолодой, видавшей всякое женщиной, и вытащил из кармана фотокарточку Ольги.
– Она, – сказала Штоклова.
– Что ее интересовало?
– Да вот тоже расспрашивала, как мы боремся с перекупщиками. А как мы боремся? Да никак! Гоняем, а толку мало. Ну милицию вызовешь, заберут иного, совсем обнаглевшего, подержат час да отпустят. За нарушение правил торговли, сами знаете, штраф великий – один рубль. А на спекуляции их не поймаешь, они купят тут, а продадут-то совсем в другом месте. Только и берем голосом, гласностью, как теперь говорят...
– Про кого-нибудь конкретно она расспрашивала?
– Нет. Вот книги ее какие-то интересовали. Из тех, что у нас наверху лежат. Спрашивала, можно ли выяснить, кто их сдал. Я ей объяснила, что в принципе можно, если квитанции поднять. Но мы все квитанции свозим в Мосбуккнигу, я ей адрес дала и с тех пор больше ее не видела.
Северин вынул блокнот Троепольской.
– Посмотрите, не об этих книгах шла речь?
Она полистала блокнот.
– Вот эта у нас лежала, эта, эта... Две уже купили, кажется, одна пока есть.
– А цифры, наверное, номера квитанций?
– Да. Они пишутся рядом с ценой, а за ними через дробь – месяц и год приемки.
Я посмотрел: все даты относились к текущему месяцу. И спросил:
– Давно она у вас была?
– Дней десять назад, – прикинув что-то, ответила
Штоклова и вдруг проницательно поинтересовалась:
Случилось чего с ней?
– Сами пока толком не знаем, – уклончиво ответил Северин.
Хотя, в сущности, это было истинной правдой. Когда мы подкатили к отделению, Балакин сидел, развалившись, на лавочке при входе и откровенно нежился в лучах заходящего солнца.
– Ты посмотри на него, – мрачно сказал Стас, выходя из машины. – Вот закончим это дело, и не забыть провести проверку, как у них в районе с профилактикой преступности. Достаточно ли загружены все работники по линии ОУР.:.
Но Балакин в ответ откровенно сладко потянулся, встал со скамейки и сделал приглашающий жест в сторону входа.
– Ладно, выкладывай новости, – буркнул Северин, тяжело опускаясь на стул в балакинском кабинете. Я сел напротив, вдруг почувствовав, как гудят ноги. Глядя на ползущую в разные стороны хитрую Митину ухмылку, я уже тоже не сомневался, что новости есть.
– Во-первых, звонил Гужонкин, – начал Балакин. – Сумка ничего существенного не дала. Зато дал плащ, который лежал в ней. Помните, синий, скомканный? В правом кармане обнаружены остатки белого порошка. Правда, совсем немного, несколько крупинок, они их сейчас исследуют. Но Гужонкин уже сейчас почти не сомневается, что это морфин.
– Так-так, – забарабанил пальцами по столу Северин. – Если это во-первых, значит, есть и во-вторых?
– Есть и в-третьих, – бодро заверил его Митя. – Но я по порядку. В квартире №32 дома №16, в той комнате, где был обнаружен труп, с 1946 по 1980 год проживала семья Яроповых. Яропов Кирилл Трофимович, 1899 года рождения, скончался в мае 1968 года; Яропова Анна Кузьминична, 1906 года рождения, умерла в доме для престарелых в феврале 1977 года; Яропов Илья Кириллович, 1938 года рождения, в 1980 году выписан с указанного адреса в связи с осуждением по статьям – обращаю ваше просвещенное внимание; 224, часть 2 – изготовление, хранение и сбыт наркотиков в крупных размерах и 226-1 – организация или содержание притона для потребления наркотиков.
– Сильно, сильно, – одобрительно проворчал Северин. – Давай дальше.
– Дальше нужно было немного раскинуть мозгами, – скромно продолжал Балакин. – Чуть-чуть, самую малость. Ровно столько, чтобы сопоставить эти крупинки с “куклой”, которую мы с Невмяновым обнаружили у моего Копцова. Помнишь, Шура, я еще удивлялся, что ж такое надо было покупать? А ведь на сто тысяч даже по оптовой цене сухого морфина надо каких-нибудь граммов четыреста-пятьсот! Как идея?
– Класс! – не удержались мы с Севериным в один голос, а Стас добавил:
– Ну, Митенька, если ты и в-третьих что-нибудь подобное выдашь, будем тебя сегодня качать.
– В-третьих, я не только головой все это время работал, но и ногами. В частности, прокатился на улицу Матросская Тишина, где в следственном изоляторе находится сейчас наш друг Иван Данилович Копцов. Он сейчас такой тихий, такой благостный! А главное, разговорчивый. Вы, конечно, еще сами с ним поработаете, но я пока на всякий случай взял от него приметы хозяина “куклы”. Это мужчина ростом примерно 180-185 сантиметров, широкий в плечах, но чуть сутулый, с длинными, как показалось Копцову, руками. Одет в белую рубашку и серые неприметные брюки. На голове кепка, надвинутая на самые глаза. Мужчина оставил “дипломат”, дал Копцову 25 рублей и ушел. Было это в день убийства, около девятнадцати часов.
– Не хитрит инвалид? – спросил Северин.
– Не похоже, – покачал головой Балакин. – Какой смысл? Он клянется, что первый раз в жизни его видел. Я ему, между прочим, кое на что намекнул. Зачем в его-то положении еще путаться в дело об убийстве, наркотиках и крупном мошенничестве?
– Постой, – сказал я. – А как он к нему попал, если раньше они не были знакомы?
– Вот! – Балакин торжественно поднял палец. – Очень верный вопрос!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Я тебя не первый раз тут вижу, – иерихонил он, нелицеприятно тыча обличающим перстом в одного из перекупщиков. – И тебя тоже, и тебя! А вы куда смотрите, – повернулся он к товароведам, не сбавляя обвинительного пафоса, – когда на ваших глазах всякая шваль деньги государственные к себе в карман тащит?
Очередь невнятно, но в целом одобрительно зашумела. Ко всему, видимо, привычные товароведы продолжали молча, не отвлекаясь, делать свое дело. Коршуны с индифферентными лицами рассосались кто куда: к выходу, к прилавкам с технической литературой, самые смелые пристроились переждать лихое время в конце очереди. И тут на авансцене появилось новое действующее лицо: дородная женщина, перед которой, инстинктивно чувствуя в ней начальника, расступались даже случайные покупатели.
– Так, – звучно произнесла она, полководческим взором оглядывая поле сражения, – всех, кроме сдатчиков, прошу отойти от покупки. – И, поскольку я остался единственным, кто не успел благоразумно ретироваться, сурово обратилась ко мне: – Вы сдаете, гражданин?
– Нет, – вынужден был честно признать я.
– Тогда проходите, или придется сейчас вызвать наряд. Я вдруг подумал, что здесь есть мой шанс.
– А что такое? – спросил я громко и нахально. – Нигде не написано, что тут стоять нельзя!
Она посмотрела на меня удивленно, видно, такая реакция не была характерна для вечно закомплексованных перед лицом представителей администрации коршунов. Но Мое лицо было ей не знакомо, и она, пожав округлыми плечами, прошла мимо, сметая перед собой остатки разбитой армии противника.
Постояв еще немного, чтобы соблюсти достоинство, я тоже двинулся в сторону выхода. У дверей стояла знакомая мне парочка: молодой блондин в очках с затемненными линзами и неопределенного возраста горбун, рыхлый лицом, на котором выделялся большой пористый носище. Я независимо остановился подле них, разминая сигарету.
– Зря ты с ней цепляешься, – криво ухмыляясь, не глядя на меня, сказал носатый. – С нее станется милицию вызвать.
– Да кто она такая, чтоб тут распоряжаться! – заметил я пренебрежительно.
Они переглянулись иронически, покачали головами, как бы говоря мне: молодой ты еще, не в меру горячий, а в нашем деле надо уметь смиряться, кричат – молчи, гонят – иди... Главное, опять вернуться.
– Это завотделом покупки, – снисходительно разъяснил блондин. И добавил как заповедь: – Говорят тебе, не вяжись с ней.
Северин уже ждал меня возле автоматов. Я кратко пересказал ему, что успел увидеть и понять. Он хмыкнул:
– У меня работка была поприятнее. Там наверху такие девчонки за прилавками стоят! Хочешь, познакомлю? Я терпеливо переждал, пока закончится вся эта обычная болтовня, без которой Северин не в состоянии, кажется, перейти к делу, и коротко поинтересовался:
– Ну?
– Ни того ни другого не знают, – удрученно развел руками Стас. – Я так понял, что они с высоты своего прилавка всю эту шушеру презирают. В магазине те почти ничего не покупают, больше норовят перед магазином. У них серьезные люди в авторитете – доктора, академики, художники, писатели, крупные коллекционеры. Я тут, грешным делом, позаписал кое-кого на всякий случай...
Северин вытащил блокнот, принялся суетливо листать его, что-то бормоча себе под нос. Я уже понял, что он тоже, как видно, ничего существенного не добыл. Но оказалось, что от усталости я потерял бдительность и подзабыл, с кем имею дело.
– Вот!.. – воскликнул он, найдя нужную страничку. – Вот, например, Потапенко, собиратель раритетов. Интересуется запрещенными и изъятыми книгами восемнадцатого и девятнадцатого веков, прижизненными изданиями классиков, автографами, ну, еще много чем. И можешь себе представить, у меня дома как раз валяется для него парочка редких изданий басен Крылова! Извини, ничего лучше из школьной программы вспомнить не мог. Так что телефончик Николая Ивановича у нас в блокнотике имеется, и даже есть от кого обратиться: Ира из Дома книги! Только чур, – предупреждающе поднял руку Стас, – не говорить, что Николай Иванович – имя-отчество редкое только в Полинезии. Это я и сам знаю.
У меня, однако, не возникло никакого желания умалять северинские достижения: сегодня их набралось у нас так немного. В крайнем случае это подстегнуло во мне угасший было к вечеру здоровый дух соревнования, и я предложил:
– Не желаешь ли в таком разе пойти познакомиться еще с одной дамой?
– О! – обрадовался Северин. – В тебе проснулся мужчина?
– Когда ты ее увидишь, – пообещал я, – ты поймешь, что во мне проснулся лев.
В своем маленьком кабинете без окон заведующая покупкой Лия Семеновна Штоклова производила еще более внушительное впечатление, чем в торговом зале. В обрамлении штабелей только что купленных книг она восседала за столом, занимая почти все оставшееся пространство.
– Извините, – сказала она мне, возвращая наши удостоверения. Впрочем, смущения никакого на ее круглом лице не было. – Сами видите: воюем...
– Вот-вот, – подхватил Северин. – Мы и хотим вам помочь. Скажите, вы их всех, перекупщиков этих, по именам знаете?
Штоклова иронически усмехнулась и покачала головой:
– Не надо, ребята, делать из меня дурочку. Слава Богу, двадцать пять лет книгами торгую. И ни разу не видела, чтобы уголовный розыск помогал мне со спекулянтами бороться. Говорите прямо, чего надо.
Мы с Севериным переглянулись, я чуть заметно пожал плечами, дескать, я не против, решай сам, и Стас сказал в лоб:
– Алик по кличке Лошадь, Сережа по кличке Джим.
– По кличкам точно не знаю. По крайней мере, этих. В лицо-то все они мне известны, наверняка тут крутятся. По именам... Алик? Сережа? Если в вы фамилию дали, можно было бы по квитанциям посмотреть. Там и адрес есть, и все паспортные данные...
– А имя-отчество в квитанциях фиксируется? – наудачу спросил я.
– Только инициалы... Но вот что, если вам так нужно, могу к завтрашнему дню поспрашивать кое у кого. Оставьте телефон.
– Только у нас просьба, никому... – понизив голос, доверительно начал Северин, но она остановила его:
– Ладно, знаю, не первый день замужем, как говорится... – И добавила усмехнувшись: – Что-то в последнее время всех наша букторговля заинтересовала...
– Кого еще? – автоматически, скорее по профессиональной привычке никакую информацию не оставлять в незаконченном виде спросил я, протягивая ей бумажку с телефоном.
– Из газеты, теперь вот вы...
Мы со Стасом замерли. Первым открыл рот Северин.
– А, – произнес он небрежно. – Троепольская, наверное. Да?
– Фамилию не помню, помню только, что молоденькая.
Я вдруг решил, что зря мы действительно играем в игры с этой немолодой, видавшей всякое женщиной, и вытащил из кармана фотокарточку Ольги.
– Она, – сказала Штоклова.
– Что ее интересовало?
– Да вот тоже расспрашивала, как мы боремся с перекупщиками. А как мы боремся? Да никак! Гоняем, а толку мало. Ну милицию вызовешь, заберут иного, совсем обнаглевшего, подержат час да отпустят. За нарушение правил торговли, сами знаете, штраф великий – один рубль. А на спекуляции их не поймаешь, они купят тут, а продадут-то совсем в другом месте. Только и берем голосом, гласностью, как теперь говорят...
– Про кого-нибудь конкретно она расспрашивала?
– Нет. Вот книги ее какие-то интересовали. Из тех, что у нас наверху лежат. Спрашивала, можно ли выяснить, кто их сдал. Я ей объяснила, что в принципе можно, если квитанции поднять. Но мы все квитанции свозим в Мосбуккнигу, я ей адрес дала и с тех пор больше ее не видела.
Северин вынул блокнот Троепольской.
– Посмотрите, не об этих книгах шла речь?
Она полистала блокнот.
– Вот эта у нас лежала, эта, эта... Две уже купили, кажется, одна пока есть.
– А цифры, наверное, номера квитанций?
– Да. Они пишутся рядом с ценой, а за ними через дробь – месяц и год приемки.
Я посмотрел: все даты относились к текущему месяцу. И спросил:
– Давно она у вас была?
– Дней десять назад, – прикинув что-то, ответила
Штоклова и вдруг проницательно поинтересовалась:
Случилось чего с ней?
– Сами пока толком не знаем, – уклончиво ответил Северин.
Хотя, в сущности, это было истинной правдой. Когда мы подкатили к отделению, Балакин сидел, развалившись, на лавочке при входе и откровенно нежился в лучах заходящего солнца.
– Ты посмотри на него, – мрачно сказал Стас, выходя из машины. – Вот закончим это дело, и не забыть провести проверку, как у них в районе с профилактикой преступности. Достаточно ли загружены все работники по линии ОУР.:.
Но Балакин в ответ откровенно сладко потянулся, встал со скамейки и сделал приглашающий жест в сторону входа.
– Ладно, выкладывай новости, – буркнул Северин, тяжело опускаясь на стул в балакинском кабинете. Я сел напротив, вдруг почувствовав, как гудят ноги. Глядя на ползущую в разные стороны хитрую Митину ухмылку, я уже тоже не сомневался, что новости есть.
– Во-первых, звонил Гужонкин, – начал Балакин. – Сумка ничего существенного не дала. Зато дал плащ, который лежал в ней. Помните, синий, скомканный? В правом кармане обнаружены остатки белого порошка. Правда, совсем немного, несколько крупинок, они их сейчас исследуют. Но Гужонкин уже сейчас почти не сомневается, что это морфин.
– Так-так, – забарабанил пальцами по столу Северин. – Если это во-первых, значит, есть и во-вторых?
– Есть и в-третьих, – бодро заверил его Митя. – Но я по порядку. В квартире №32 дома №16, в той комнате, где был обнаружен труп, с 1946 по 1980 год проживала семья Яроповых. Яропов Кирилл Трофимович, 1899 года рождения, скончался в мае 1968 года; Яропова Анна Кузьминична, 1906 года рождения, умерла в доме для престарелых в феврале 1977 года; Яропов Илья Кириллович, 1938 года рождения, в 1980 году выписан с указанного адреса в связи с осуждением по статьям – обращаю ваше просвещенное внимание; 224, часть 2 – изготовление, хранение и сбыт наркотиков в крупных размерах и 226-1 – организация или содержание притона для потребления наркотиков.
– Сильно, сильно, – одобрительно проворчал Северин. – Давай дальше.
– Дальше нужно было немного раскинуть мозгами, – скромно продолжал Балакин. – Чуть-чуть, самую малость. Ровно столько, чтобы сопоставить эти крупинки с “куклой”, которую мы с Невмяновым обнаружили у моего Копцова. Помнишь, Шура, я еще удивлялся, что ж такое надо было покупать? А ведь на сто тысяч даже по оптовой цене сухого морфина надо каких-нибудь граммов четыреста-пятьсот! Как идея?
– Класс! – не удержались мы с Севериным в один голос, а Стас добавил:
– Ну, Митенька, если ты и в-третьих что-нибудь подобное выдашь, будем тебя сегодня качать.
– В-третьих, я не только головой все это время работал, но и ногами. В частности, прокатился на улицу Матросская Тишина, где в следственном изоляторе находится сейчас наш друг Иван Данилович Копцов. Он сейчас такой тихий, такой благостный! А главное, разговорчивый. Вы, конечно, еще сами с ним поработаете, но я пока на всякий случай взял от него приметы хозяина “куклы”. Это мужчина ростом примерно 180-185 сантиметров, широкий в плечах, но чуть сутулый, с длинными, как показалось Копцову, руками. Одет в белую рубашку и серые неприметные брюки. На голове кепка, надвинутая на самые глаза. Мужчина оставил “дипломат”, дал Копцову 25 рублей и ушел. Было это в день убийства, около девятнадцати часов.
– Не хитрит инвалид? – спросил Северин.
– Не похоже, – покачал головой Балакин. – Какой смысл? Он клянется, что первый раз в жизни его видел. Я ему, между прочим, кое на что намекнул. Зачем в его-то положении еще путаться в дело об убийстве, наркотиках и крупном мошенничестве?
– Постой, – сказал я. – А как он к нему попал, если раньше они не были знакомы?
– Вот! – Балакин торжественно поднял палец. – Очень верный вопрос!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37