Мне хотелось одним ударом свалить его с ног, чтобы его плешивая башка стукнулась об пол. Мне казалось, что я уже слышу его фальшивые причитания: «Я всего лишь делаю свою работу». Фальшь состояла в том, что если бы он по-настоящему старался выявить потенциальных террористов, то не стал бы тратить время и казённые деньги на издевательство над моей мамой. Он вовсе не «делал свою работу». Он упивался властью.
* * *
Шли дни, и поднятый журналистской братией тарарам понемногу стихал. Кевин и Шон упоминались в новостях все реже. Звонки, соболезнования по электронной почте и пожертвования тоже начали сходить на нет. Горячая линия едва теплилась, жёлтые ленты выцвели и истрепались, плакаты с изображением мальчиков исчезли из витрин магазинов, а их место заняли программы хоровой музыки, объявления о пропавших собаках и бюллетени общества «Бег ради здоровья».
Полиция тем временем «делала всё возможное», что в переводе на нормальный язык означало «кое-что». Пока шла проработка очередной версии, во мне каждый раз теплилась надежда, и это продолжалось до тех пор, пока Шоффлер не объявлял, что копы снова оказались в тупике.
Как-то вечером детектив заскочил к нам с упаковкой китайской еды и сказал, что полиция изучает людей или, скорее, инфраструктуру «Праздника Ренессанса» и, в частности, ищет высокого человека, рассылая куда только можно рисунки, описание собаки и тому подобное.
— Вы просто не поверите, — добавил он, — сколько поклонников средневековья обитает в этой стране.
— И сколько среди них «Дудочников в пёстром наряде»? — спросила Лиз.
— Не надо представлять его только в этом образе, — произнёс детектив, перестав на минуту жевать. — Костюм он мог использовать для маскировки. Это почти то же, что и человек в униформе. Возьмём, например, квартирную кражу, ограбление банка или нечто подобное. Вы можете мне не поверить, но свидетели преступления говорят лишь о человеке в униформе посыльной службы, комбинезоне автомеханика или синей робе водопроводчика.
— Ну а как же с Дудочником? — прервал я его теоретические рассуждения. — Что-нибудь удалось выяснить?
— Пока ничего, — поморщился Шоффлер, — если не считать нескольких явлений Элвиса Пресли народу.
* * *
Большую часть недели я проводил в Кромвеле в обществе самых упорных волонтёров, собиравшихся каждый божий день, чтобы, несмотря на безумную жару, продолжить поиски. Я с радостью проделывал длинный путь, поскольку это было подобием каких-то активных действий. Кроме того, мне хотелось выбраться из дома.
Но однажды, продираясь через густой подлесок, я вдруг понял, что участвую в поисках, не надеясь найти следы детей и даже не боясь случайно на них наткнуться. Я уже не верил, что под опавшими листьями и ветками мы вдруг увидим их маленькие разлагающиеся тела. А вот Лиз представляла все совершенно в ином свете. Она вела поиски с яростным упорством, и я понимал, что именно она рассчитывает найти.
Лично я считал, что мальчики находятся у Дудочника, кем бы тот ни был. Я верил, что Кевин и Шон живы, не опасаясь очередных обвинений в беспочвенных иллюзиях и вопреки собственным сомнениям. Для Лиз поиски в компании добровольцев были своего рода ритуалом, воплощением её преданности мальчикам. Это очень походило на религиозный экстаз или паломничество по святым местам.
Некоторые волонтёры меня настораживали. Я не понимал рвения, с которым они вели поиски. Меня удивляла их неукротимая готовность продираться через заросли ядовитого плюща, отмахиваясь от назойливых насекомых. К этому времени я знал почти их всех. Большинство этих людей принадлежало к категории энтузиастов, из тех, что собирают средства на борьбу с раком груди или строительство детской площадки. А часть волонтёров меня просто тревожила. Меня, например, беспокоил неукротимый огонь, пылавший в глазах одного из мужчин, и смущал религиозный фанатизм пары женщин.
Меня интересовал их образ жизни с учётом времени, которое они тратят на общественные дела. Иногда я даже думал, что кто-то из них мог быть причастен к похищению и теперь информирует Дудочника обо всех наших действиях. Стыдясь своих подозрений, я тем не менее составил досье с их именами, адресами, роде занятий, семейном положении, доходах, причудах и хобби. Все эти данные я отправил частному детективу Мэри Макгафферти.
* * *
Наши с Лиз отношения продолжали ухудшаться. Первые несколько дней после похищения детей мы находили некоторое утешение в обществе друг друга. Ведь это, что ни говори, была наша общая потеря.
Но эта относительная близость давно исчезла, и на смену ей пришла отчуждённость, постепенно перераставшая в нечто ещё менее дружелюбное. Когда мы оказывались в одной комнате, она, как мне казалось, с большим трудом удерживалась от желания подняться со стула и уйти. Если наши глаза случайно встречались, Лиз немедленно отводила взгляд.
За всем этим стоял один неоспоримый факт: в глубине души во всём случившемся она обвиняла меня. И это всё чаще и чаще проявлялось в виде различных сценариев, начинавшихся с «если бы».
Я убеждал себя, что это всего лишь типичная реакция на любую катастрофу. Пережив первоначальный шок, родственники жертвы начинают размышлять, каким образом можно было бы предотвратить потерю. Я помню это по тем материалам, которые мне довелось готовить, — пожар в ночном клубе в штате Род-Айленд, гибель реактивного самолёта во Флориде, взрыв космического челнока «Челленджер». «Событие носит столь трагический характер, потому что оно не должно было произойти». Подобные соображения играют заметную роль в нашей судебной системе, и обвинения предъявляются ещё до того, как успевает погаснуть пламя. Это называется «поиски виновного».
Наш случай не требовал ни расследования, ни реконструкции событий. Я выступал в роли живого воплощения «человеческой ошибки» и в глазах жены из лица, способного предотвратить катастрофу, постепенно превращался в главную её причину.
* * *
Центр розыска пропавших детей организовал акцию по сбору средств, и мы с Лиз приняли в ней участие. Отказаться было невозможно, но само мероприятие вызывало у меня тошноту. Лиз и я сидели на подиуме среди других жертв подобного несчастья. На груди некоторых родителей висели похожие на удостоверения личности ламинированные фотографии их детишек. Галерея радостных улыбок и сверкающих глаз разрывала душу.
Множество незнакомых людей всегда стремились помочь таким, как мы, но нечто в этой «акции» заставляло меня скрипеть от злости зубами. Создавалось впечатление, что некоторые родители пришли сюда лишь для того, чтобы погреться в лучах всенародной известности.
Основной спич произнесла мать-одиночка по имени Мелинда. Она поведала нам душераздирающую историю о похищении своей восьмилетней дочери. Это было незатейливое, но продуманное повествование прирождённого рассказчика. Во всех нужных местах она для достижения максимального эффекта выдерживала паузы. Через восемь лет после исчезновения останки девочки были найдены в земле на заднем дворе соседнего дома.
— Все толкуют о том, что за год злодеи похищают и убивают около сотни детей, — говорила Мелинда. — Несмотря на самое широкое освещение в средствах массовой информации, эти преступления крайне редки. Ребёнок скорее может погибнуть от удара молнии. — Она выдержала паузу и добавила: — И эта молния ударила в некоторых из нас.
Мелинда возложила скрещённые ладони на грудь в области сердца, а мы, сидящие на подиуме, печально склонили головы. Одна из женщин всхлипнула.
— Когда ударяет молния, — хрипло произнесла Мелинда, — смерть наступает быстро. Семьдесят четыре процента этих детей — и моя дочурка Бонни была среди них — погибают в течение трёх часов после похищения. Среди всех похищенных детей подавляющее большинство, а именно семьдесят шесть процентов, составляют девочки, средний возраст которых одиннадцать лет. В восьмидесяти процентах случаев похищение происходит в радиусе четверти мили от дома. Поэтому не думайте, что ваше дитя находится в безопасности, если играет на зелёной лужайке перед домом или катается на велосипеде в вашем квартале. Большинство автомобильных наездов, между прочим, тоже случается в радиусе одной мили от жилья ребёнка. Огромное число несчастных случаев происходит и в самом доме. Наши дома, леди и джентльмены, возможно, и являются нашими крепостями, но они вовсе не неприступны.
Когда она для вящего эффекта выдерживала очередную паузу, я подумал, что Кевин и Шон никак не вписываются в типичную картину. Во-первых, они не девочки. Во-вторых, значительно младше усреднённой жертвы и, в-третьих, их похитили на расстоянии более чем пятьдесят миль от дома. Кроме того, их двое.
— Итак, нам нужны средства, чтобы реагировать немедленно, — возобновила свой монолог Мелинда.
Время для просьбы раскошелиться было выбрано безукоризненно, и я не удивился, услышав, что она делает успешную карьеру в рекламном бизнесе и состряпала книгу под названием «Как нам уберечь своих деток». Книга, как оказалось, содержит массу ценных советов, как защитить детей от хищников, в то же время не напугав их до безумия. И её, как сказала Мелинда, можно приобрести прямо сейчас рядом с банкетным залом. Десять процентов от суммы продаж должно было поступить на счёт «Центра».
После того как разошлась публика, родители и родственники пропавших детей объединились для общей молитвы. Мы расселись на складных стульях, взявшись за руки. Оказавшийся рядом мужчина сжал мне руку с такой силой, что пальцы практически онемели. После минуты молчания каждый из нас поведал о своём несчастье.
Я ушёл, осознав, что большинство членов молитвенного кружка оплакивает пропавших детей. Они пришли, чтобы совместно противостоять боли от непоправимой потери своих детей. Несмотря на мистическую веру в чудо, эти люди, подобно родителям без вести пропавших во Вьетнаме, считали детей мёртвыми и не пытались найти «своих любимых». Им надо было совсем иное. Это иное называлось «финалом». Другими словами, этим людям нужны были лишь «останки». Свидетельство смерти.
— Я не могу здесь оставаться, — прошептал я на ухо жене. — Они считают, что их дети умерли.
Когда я поднялся, она пошла за мной следом. Но вовсе не потому, что хотела этого.
— Простите… Простите… — бормотала она, когда я, выдернув ладонь из руки соседа, направился к двери.
В машине она осуждающе посмотрела на меня и сухо сказала:
— Кто ты такой, Алекс, чтобы осуждать их за то, что они пытаются справиться со своей потерей?
— Они считают, что их дети мертвы, а я так не думаю.
Лиз разрыдалась.
— Я возвращаюсь в Мэн, — глядя на свои ногти, объявила она вечером и снова разрыдалась.
На следующий день Лиз уехала.
* * *
Работа. Хотя Ал и сказал, узнав об исчезновении близнецов, что я могу забыть о работе на тот срок, какой мне потребуется, на прошлой неделе я получил по электронной почте письмо с просьбой «прояснить свои планы». Мне было предложено решить, возвращаюсь я на работу (по крайней мере не на полный рабочий день) или беру отпуск без сохранения содержания с указанием времени ухода и примерной даты возвращения. Мелким шрифтом сообщалось, что, учитывая обстоятельства, студия будет мне «помогать», даже в том случае, если я выберу «отпуск». На «помощь» они согласны, но, поскольку моё длительное отсутствие вынудит их искать замену, о «вознаграждении» не было и речи.
Практически все сходились во мнении, что возвращение на работу будет для меня «лучшим исходом». Работа, как утверждали эти люди, отвлечёт меня от грустных размышлений и даст «терапевтический эффект». Одним словом, все рассуждения сводились к следующему: я буду так занят, что времени на думы о пропавших сыновьях у меня не останется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
* * *
Шли дни, и поднятый журналистской братией тарарам понемногу стихал. Кевин и Шон упоминались в новостях все реже. Звонки, соболезнования по электронной почте и пожертвования тоже начали сходить на нет. Горячая линия едва теплилась, жёлтые ленты выцвели и истрепались, плакаты с изображением мальчиков исчезли из витрин магазинов, а их место заняли программы хоровой музыки, объявления о пропавших собаках и бюллетени общества «Бег ради здоровья».
Полиция тем временем «делала всё возможное», что в переводе на нормальный язык означало «кое-что». Пока шла проработка очередной версии, во мне каждый раз теплилась надежда, и это продолжалось до тех пор, пока Шоффлер не объявлял, что копы снова оказались в тупике.
Как-то вечером детектив заскочил к нам с упаковкой китайской еды и сказал, что полиция изучает людей или, скорее, инфраструктуру «Праздника Ренессанса» и, в частности, ищет высокого человека, рассылая куда только можно рисунки, описание собаки и тому подобное.
— Вы просто не поверите, — добавил он, — сколько поклонников средневековья обитает в этой стране.
— И сколько среди них «Дудочников в пёстром наряде»? — спросила Лиз.
— Не надо представлять его только в этом образе, — произнёс детектив, перестав на минуту жевать. — Костюм он мог использовать для маскировки. Это почти то же, что и человек в униформе. Возьмём, например, квартирную кражу, ограбление банка или нечто подобное. Вы можете мне не поверить, но свидетели преступления говорят лишь о человеке в униформе посыльной службы, комбинезоне автомеханика или синей робе водопроводчика.
— Ну а как же с Дудочником? — прервал я его теоретические рассуждения. — Что-нибудь удалось выяснить?
— Пока ничего, — поморщился Шоффлер, — если не считать нескольких явлений Элвиса Пресли народу.
* * *
Большую часть недели я проводил в Кромвеле в обществе самых упорных волонтёров, собиравшихся каждый божий день, чтобы, несмотря на безумную жару, продолжить поиски. Я с радостью проделывал длинный путь, поскольку это было подобием каких-то активных действий. Кроме того, мне хотелось выбраться из дома.
Но однажды, продираясь через густой подлесок, я вдруг понял, что участвую в поисках, не надеясь найти следы детей и даже не боясь случайно на них наткнуться. Я уже не верил, что под опавшими листьями и ветками мы вдруг увидим их маленькие разлагающиеся тела. А вот Лиз представляла все совершенно в ином свете. Она вела поиски с яростным упорством, и я понимал, что именно она рассчитывает найти.
Лично я считал, что мальчики находятся у Дудочника, кем бы тот ни был. Я верил, что Кевин и Шон живы, не опасаясь очередных обвинений в беспочвенных иллюзиях и вопреки собственным сомнениям. Для Лиз поиски в компании добровольцев были своего рода ритуалом, воплощением её преданности мальчикам. Это очень походило на религиозный экстаз или паломничество по святым местам.
Некоторые волонтёры меня настораживали. Я не понимал рвения, с которым они вели поиски. Меня удивляла их неукротимая готовность продираться через заросли ядовитого плюща, отмахиваясь от назойливых насекомых. К этому времени я знал почти их всех. Большинство этих людей принадлежало к категории энтузиастов, из тех, что собирают средства на борьбу с раком груди или строительство детской площадки. А часть волонтёров меня просто тревожила. Меня, например, беспокоил неукротимый огонь, пылавший в глазах одного из мужчин, и смущал религиозный фанатизм пары женщин.
Меня интересовал их образ жизни с учётом времени, которое они тратят на общественные дела. Иногда я даже думал, что кто-то из них мог быть причастен к похищению и теперь информирует Дудочника обо всех наших действиях. Стыдясь своих подозрений, я тем не менее составил досье с их именами, адресами, роде занятий, семейном положении, доходах, причудах и хобби. Все эти данные я отправил частному детективу Мэри Макгафферти.
* * *
Наши с Лиз отношения продолжали ухудшаться. Первые несколько дней после похищения детей мы находили некоторое утешение в обществе друг друга. Ведь это, что ни говори, была наша общая потеря.
Но эта относительная близость давно исчезла, и на смену ей пришла отчуждённость, постепенно перераставшая в нечто ещё менее дружелюбное. Когда мы оказывались в одной комнате, она, как мне казалось, с большим трудом удерживалась от желания подняться со стула и уйти. Если наши глаза случайно встречались, Лиз немедленно отводила взгляд.
За всем этим стоял один неоспоримый факт: в глубине души во всём случившемся она обвиняла меня. И это всё чаще и чаще проявлялось в виде различных сценариев, начинавшихся с «если бы».
Я убеждал себя, что это всего лишь типичная реакция на любую катастрофу. Пережив первоначальный шок, родственники жертвы начинают размышлять, каким образом можно было бы предотвратить потерю. Я помню это по тем материалам, которые мне довелось готовить, — пожар в ночном клубе в штате Род-Айленд, гибель реактивного самолёта во Флориде, взрыв космического челнока «Челленджер». «Событие носит столь трагический характер, потому что оно не должно было произойти». Подобные соображения играют заметную роль в нашей судебной системе, и обвинения предъявляются ещё до того, как успевает погаснуть пламя. Это называется «поиски виновного».
Наш случай не требовал ни расследования, ни реконструкции событий. Я выступал в роли живого воплощения «человеческой ошибки» и в глазах жены из лица, способного предотвратить катастрофу, постепенно превращался в главную её причину.
* * *
Центр розыска пропавших детей организовал акцию по сбору средств, и мы с Лиз приняли в ней участие. Отказаться было невозможно, но само мероприятие вызывало у меня тошноту. Лиз и я сидели на подиуме среди других жертв подобного несчастья. На груди некоторых родителей висели похожие на удостоверения личности ламинированные фотографии их детишек. Галерея радостных улыбок и сверкающих глаз разрывала душу.
Множество незнакомых людей всегда стремились помочь таким, как мы, но нечто в этой «акции» заставляло меня скрипеть от злости зубами. Создавалось впечатление, что некоторые родители пришли сюда лишь для того, чтобы погреться в лучах всенародной известности.
Основной спич произнесла мать-одиночка по имени Мелинда. Она поведала нам душераздирающую историю о похищении своей восьмилетней дочери. Это было незатейливое, но продуманное повествование прирождённого рассказчика. Во всех нужных местах она для достижения максимального эффекта выдерживала паузы. Через восемь лет после исчезновения останки девочки были найдены в земле на заднем дворе соседнего дома.
— Все толкуют о том, что за год злодеи похищают и убивают около сотни детей, — говорила Мелинда. — Несмотря на самое широкое освещение в средствах массовой информации, эти преступления крайне редки. Ребёнок скорее может погибнуть от удара молнии. — Она выдержала паузу и добавила: — И эта молния ударила в некоторых из нас.
Мелинда возложила скрещённые ладони на грудь в области сердца, а мы, сидящие на подиуме, печально склонили головы. Одна из женщин всхлипнула.
— Когда ударяет молния, — хрипло произнесла Мелинда, — смерть наступает быстро. Семьдесят четыре процента этих детей — и моя дочурка Бонни была среди них — погибают в течение трёх часов после похищения. Среди всех похищенных детей подавляющее большинство, а именно семьдесят шесть процентов, составляют девочки, средний возраст которых одиннадцать лет. В восьмидесяти процентах случаев похищение происходит в радиусе четверти мили от дома. Поэтому не думайте, что ваше дитя находится в безопасности, если играет на зелёной лужайке перед домом или катается на велосипеде в вашем квартале. Большинство автомобильных наездов, между прочим, тоже случается в радиусе одной мили от жилья ребёнка. Огромное число несчастных случаев происходит и в самом доме. Наши дома, леди и джентльмены, возможно, и являются нашими крепостями, но они вовсе не неприступны.
Когда она для вящего эффекта выдерживала очередную паузу, я подумал, что Кевин и Шон никак не вписываются в типичную картину. Во-первых, они не девочки. Во-вторых, значительно младше усреднённой жертвы и, в-третьих, их похитили на расстоянии более чем пятьдесят миль от дома. Кроме того, их двое.
— Итак, нам нужны средства, чтобы реагировать немедленно, — возобновила свой монолог Мелинда.
Время для просьбы раскошелиться было выбрано безукоризненно, и я не удивился, услышав, что она делает успешную карьеру в рекламном бизнесе и состряпала книгу под названием «Как нам уберечь своих деток». Книга, как оказалось, содержит массу ценных советов, как защитить детей от хищников, в то же время не напугав их до безумия. И её, как сказала Мелинда, можно приобрести прямо сейчас рядом с банкетным залом. Десять процентов от суммы продаж должно было поступить на счёт «Центра».
После того как разошлась публика, родители и родственники пропавших детей объединились для общей молитвы. Мы расселись на складных стульях, взявшись за руки. Оказавшийся рядом мужчина сжал мне руку с такой силой, что пальцы практически онемели. После минуты молчания каждый из нас поведал о своём несчастье.
Я ушёл, осознав, что большинство членов молитвенного кружка оплакивает пропавших детей. Они пришли, чтобы совместно противостоять боли от непоправимой потери своих детей. Несмотря на мистическую веру в чудо, эти люди, подобно родителям без вести пропавших во Вьетнаме, считали детей мёртвыми и не пытались найти «своих любимых». Им надо было совсем иное. Это иное называлось «финалом». Другими словами, этим людям нужны были лишь «останки». Свидетельство смерти.
— Я не могу здесь оставаться, — прошептал я на ухо жене. — Они считают, что их дети умерли.
Когда я поднялся, она пошла за мной следом. Но вовсе не потому, что хотела этого.
— Простите… Простите… — бормотала она, когда я, выдернув ладонь из руки соседа, направился к двери.
В машине она осуждающе посмотрела на меня и сухо сказала:
— Кто ты такой, Алекс, чтобы осуждать их за то, что они пытаются справиться со своей потерей?
— Они считают, что их дети мертвы, а я так не думаю.
Лиз разрыдалась.
— Я возвращаюсь в Мэн, — глядя на свои ногти, объявила она вечером и снова разрыдалась.
На следующий день Лиз уехала.
* * *
Работа. Хотя Ал и сказал, узнав об исчезновении близнецов, что я могу забыть о работе на тот срок, какой мне потребуется, на прошлой неделе я получил по электронной почте письмо с просьбой «прояснить свои планы». Мне было предложено решить, возвращаюсь я на работу (по крайней мере не на полный рабочий день) или беру отпуск без сохранения содержания с указанием времени ухода и примерной даты возвращения. Мелким шрифтом сообщалось, что, учитывая обстоятельства, студия будет мне «помогать», даже в том случае, если я выберу «отпуск». На «помощь» они согласны, но, поскольку моё длительное отсутствие вынудит их искать замену, о «вознаграждении» не было и речи.
Практически все сходились во мнении, что возвращение на работу будет для меня «лучшим исходом». Работа, как утверждали эти люди, отвлечёт меня от грустных размышлений и даст «терапевтический эффект». Одним словом, все рассуждения сводились к следующему: я буду так занят, что времени на думы о пропавших сыновьях у меня не останется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71