но, будучи
природным атлетом, отличался в любой спортивной игре, если
только она не требовала от него чрезмерных физических усилий.
Купался он и зимой и летом, а так как я и сам завзятый
купальщик, то мы часто встречались с ним на берегу.
В описываемую минуту мы увидели самого Макферсона. Его
голова показалась из-за края обрыва, у которого кончалась
тропка. Через мгновение он появился во весь рост, пошатываясь,
как пьяный. Затем вскинул руки и со страшным воплем упал ничком
на землю. Мы со Стэкхерстом бросились к нему - он был от нас
ярдах в пятидесяти - и перевернем его на спину. Наш друг был
по всем признакам при последнем издыхании. Ничего иного не
могли означать остекленевшие, ввалившиеся глаза и посиневшее
лицо. На одну секунду в его глазах мелькнуло сознание, он
исступленно силился предостеречь нас. Он что-то невнятно,
судорожно прокричал, но я расслышал в его вопле всего два
слова: "львиная грива". Эти слова ничего мне не говорили, но
ослышаться я не мог. В то же мгновение Макферсон приподнялся,
вскинул руки и упал на бок. Он был мертв.
Мой спутник остолбенел от неожиданного страшного зрелища;
у меня же, разумеется, все чувства мгновенно обострились, и не
зря: я сразу понял, что мы оказались свидетелями какого-то
совершенно необычайного происшествия. Макферсон был в одних
брюках и в накинутом на голое тело макинтоше, а на ногах у него
были незашнурованные парусиновые туфли. Когда он упал, пальто
соскользнуло, обнажив торс. Мы онемели от удивления. Его спина
была располосована темно-багровыми рубцами, словно его
исхлестали плетью из тонкой проволоки. Макферсон был, видимо,
замучен и убит каким-то необычайно гибким инструментом, потому
что длинные, резкие рубцы закруглялись со спины и захватывали
плечи и ребра. По подбородку текла кровь из прикушенной от
невыносимой боли нижней губы.
Я опустился на колени, а Стэкхерст, стоя, склонился над
трупом, когда на нас упала чья-то тень, и, оглянувшись, мы
увидели, что к нам подошел Ян Мэрдок. Мэрдок преподавал в школе
математику; это был высокий, худощавый брюнет, настолько
нелюдимый и замкнутый, что не было человека, который мог бы
назвать себя его другом. Казалось, он витал в отвлеченных
сферах иррациональных чисел и конических сечений, мало чем
интересуясь в повседневной жизни. Он слыл среди учеников
чудаком и мог бы легко оказаться посмешищем, не будь в его
жилах примеси какой-то чужеземной крови, проявлявшейся не
только в черных, как уголь, глазах и смуглой коже, но и во
вспышках ярости, которые нельзя было назван иначе, как дикими.
Однажды на него набросилась собачонка Макферсона; Мэрдок
схватил ее и вышвырнул в окно, разбив зеркальное стекло; за
такое поведение Стэкхерст, конечно, не преминул бы его уволить,
не дорожи он им как отличным преподавателем. Такова
характеристика странного, сложного человека, подошедшего к нам
в эту минуту. Казалось, он был вполне искренне потрясен видом
мертвого тела, хота случай с собачонкой вряд ли мог
свидетельствовать о большой симпатии между ним и покойником.
- Бедняга! Бедняга! Не могу ли я что-нибудь сделать? Чем
мне помочь вам?
- Вы были с ним? Не расскажете ли вы, что здесь
произошло?
- Нет, нет, я поздно встал сегодня. И еще не купался. Я
только иду из школы. Чем я могу быть вам полезен?
- Бегите скорее в Фулворт и немедленно известите полицию.
Не сказав ни слова, Мэрдок поспешно направился в Фулворт,
а я тотчас же принялся изучать место происшествия, в то время
как потрясенный Стэкхерст остался у тела. Первым моим делом
было, конечно, убедиться, нет ли еще кого-нибудь на пляже. С
обрыва, откуда спускалась тропка, берег, видимый на всем
протяжении, казался совершенно безлюдным, если не считать
двух-трех темных фигур, шагавших вдалеке по направлению к
Фулворту. Закончив осмотр берега, я начал медленно спускаться
по тропке. Почва здесь была с примесью глины и мягкого мергеля,
и то тут, то там мне попадались следы одного и того же
человека, идущие и под гору и в гору. Никто больше по тропке в
это утро не спускался. В одном месте я заметил отпечаток ладони
с расположенными вверх по тропе пальцами. Это могло значить
только, что несчастный Макферсон упал, поднимаясь в гору. Я
заметил также круглые впадины, позволявшие предположить, что он
несколько раз падал на колени. Внизу, где тропка обрывалась,
была довольно большая лагуна, образованная отступившим
приливом. На берегу этой лагуны Макферсон разделся: тут же, на
камне, лежало его полотенце. Оно было аккуратно сложено и
оказалось сухим, так что, судя по всему, Макферсон не успел
окунуться. Кружа во всех направлениях по твердой гальке, я
обнаружил на пляже несколько песчаных проплешин со следами
парусиновых туфель и голых ступней Макферсона. Последнее
наблюдение показывало, что он должен был вот-вот броситься в
воду, а сухое полотенце говорило, что он этого сделать не
успел.
Тут-то и коренилась загадка всего происшествия - самого
необычайного из всех, с которыми я когда-либо сталкивался.
Человек пробыл на пляже самое большее четверть часа. В этом не
могло быть сомнения, потому что Стэкхерст шел вслед за ним от
самой школы. Человек собрался купаться и уже разделся, о чем
свидетельствовали следы голых ступней. Затем внезапно он снова
натянул на себя макинтош, не успев окунуться или, во всяком
случае, не вытеревшись. Он не смог выполнить свое намерение и
выкупаться потому, что был каким-то необъяснимым и
нечеловеческим способом исхлестан и истерзан так, что до крови
прикусил от невыносимой боли губу и у него еле достало сил,
чтобы отползти от воды и умереть. Кто был виновником этого
зверского убийства? Правда, у подножия утесов были небольшие
гроты и пещеры, но они были хорошо освещены низко стоявшим
утренним солнцем и не могли служить убежищем. Кроме того, как я
уже сказал, вдалеке на берегу виднелось несколько темных фигур.
Они были слишком далеко, чтобы их можно было заподозрить в
прикосновенности к преступлению, и к тому же их отделяла от
Макферсона широкая, подходившая к самому подножию обрыва
лагуна, в которой он собирался купаться. Недалеко в море
виднелись две-три рыбачьи лодки. Я мог хорошо разглядеть
сидевших в них людей. Итак, мне открывалось несколько путей
расследования дела, но ни один из них не сулил успеха.
Когда я в конце концов вернулся к трупу, я увидел, что
вокруг него собралась группа случайных прохожих. Тут же
находился, конечно, и Стэкхерст и только что подоспевший Ян
Мэрдок в сопровождении сельского констебля Андерсона -
толстяка с рыжими усами, низкорослой суссекской породы,
наделенной под неповоротливой, угрюмой внешностью незаурядным
здравым смыслом. Он выслушал нас, записал наши показания, потом
отозвал меня в сторону.
- Я был бы признателен вам за совет, мистер Холмс. Одному
мне с этим сложным делом не справиться, а если я что напутаю,
мне влетит от Льюиса.
Я посоветовал ему, во-первых, послать за своим
непосредственным начальником, во-вторых, до прибытия начальства
не переносит ни тела, ни вещей и, по возможности, не топтаться
зря у трупа, чтобы не путать следов. Сам я тем временем обыскал
карманы покойного. Я нашел в них носовой платок, большой
перочинный нож и маленький бумажник. Из бумажника выскользнул
листок бумаги, который я раздернул и вручил констеблю. На
листке небрежным женским почерком было написано: "Не
беспокойся, жди меня. Моди". Судя по всему, это была любовная
записка, но в ней не указывалось ни время, ни место свидания.
Констебль вложил записку обратно в бумажник и вместе с прочими
вещами водворил в карман макинтоша. Затем, поскольку никаких
новых улик не обнаруживалось, я пошел домой завтракать,
предварительно распорядившись о тщательном обследовании
подножия утесов.
Часа через два ко мне зашел Стэкхерст и сказал, что тело
перенесено в школу, где будет производиться дознание. Он
сообщил мне несколько весьма важных и знаменательных фактов.
Как я и ожидал, в пещерках под обрывом ничего не нашли, но
Стэкхерст просмотрел бумаги в столе Макферсона и среди них
обнаружил несколько писем, свидетельствующих о взаимной
склонности между покойным и некой мисс Мод Беллами из Фулворта.
Таким образом стало известно, кто писал записку, найденную в
кармане Макферсона.
- Письма у полиции, - пояснил Стэкхерст, - я не смог
принести их. Они, несомненно, свидетельствуют о серьезном
романе. Но я не вижу оснований связывать эти отношения со
страшным происшествием, если не считать того, что дама
назначила ему свидание.
- Вряд ли, однако, свидание было назначено на берегу, где
все вы обычно купаетесь, - заметил я.
- Да, это чистая случайность, что Макферсона не
сопровождали несколько учеников.
- Такая ли уж случайность?
- Их задержал Ян Мэрдок, - сказал Стэкхерст. - Он
настоял на проведении перед завтраком занятий по алгебре.
Бедный малый, он страшно подавлен случившимся!
- Хотя, сколько мне известно, они не были особенно
дружны.
- Да, первое время, но вот уже год или больше того, как
Мэрдок сошелся с Макферсоном, насколько он вообще только
способен с кем-нибудь сойтись. Он не очень-то общителен по
природе.
- Так я и думал. Я припоминаю ваш рассказ о том, как он
расправился с собачонкой покойного.
- Ну, это - дело прошлое.
- Но такой поступок мог, пожалуй, вызвать мстительные
чувства.
- Нет, нет, я уверен в их искренней дружбе.
- Ну что ж, тогда перейдем к сердечным делам. Знакомы ли
вы с дамой?
- Ее знают все. Она славится своей красотой по всей нашей
округе, она писаная красавица, Холмс, кого ни спроси. Я знал,
что она нравится Макферсону, но не предполагал, что дело зашло
так далеко, как это явствует из писем.
- Кто же она?
- Дочь старого Тома Беллами, владельца всех прогулочных
лодок и купален в Фулворте. Начал он с простого рыбака, а
теперь он человек с положением. В деле ему помогает его сын
Уильям.
- Не сходить ли нам в Фулворт повидать их?
- Под каким предлогом?
- О, предлог легко найти. Не мог же в конце концов наш
несчастный друг покончить с собой, прибегнув к такому страшному
способу самоубийства! Ведь плеть, которой он исстеган, должна
была находиться в чьей-то руке, если допустить, что убийство
совершено с помощью плети. Круг знакомых Макферсона в этом
малолюдном месте, конечно, невелик. Давайте займемся всеми его
знакомыми, и, досконально изучив их, мы наверное, нащупаем
мотив преступления, а это, в свою очередь, поможет нам найти
преступника.
Что могло бы быть для нас приятнее прогулки по холмам,
заросшим душистым чебрецом, не будь мы так потрясены страшной
трагедией, разыгравшейся на наших глазах! Деревня Фулворт
расположена в небольшой впадине, полукругом опоясывающей бухту.
За рядом старых домишек, вверх по склону, построено несколько
современных домов. К одному из таких домов и повел меня
Стэкхерст.
- Вот и "Гавань", как называет свой участок Беллами. Вон
тот дом, с угловой башенкой и с черепичной крышей. Неплохо для
человека, начавшего с ничего... Посмотрите-ка! Это еще что
такое?
Садовая калитка "Гавани" открылась, и из нее вышел
человек. Трудно было бы не признать в его высокой, угловатой
фигуре математика Яна Мэрдока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206