Не ей, а вообще.
- Да много чего. - «Сдавать, так по всем параграфам», - все еще не теряя надежды выпутаться и обезопасить себя от Полякова, решил Олег. - Во-первых, Вадим пригрозил Арабу отдать девушку в обработку сифилитикам, завести на нее уголовное дело. В общем, в таком вот духе.
Шерстнев не верил своим ушам. Ведь он запретил Полякову вступать в контакт с Радзянским, поскольку факторов давления на Льва было предостаточно, с этим справился бы один Хачиров. А они...
- ...мать их, устроили цирк! - в продолжение мысли зло выругался старик. - Когда это было?
- Что? - не понял Олег.
- Когда Поляков угрожал Радзянскому?
- Когда Араб приехал из командировки и докладывал Хачирову. В тот же день Руслан и раскрыл перед ним все карты. А во время разговора Полякова, Араба и Хачирова я стоял позади Радзянского и слышал каждое слово.
- А ну-ка расскажи подробней, - потребовал Шерстнев; и по мере того как углублялся в детали Олег, все больше представлял себе дальнейшие действия Радзянского. И на душе у него становилось спокойней, потому что поможет ему не кто иной, как Левушка Радзянский. А сам Шерстнев в очередной раз докажет Руслану Хачирову, что головы у них набиты дерьмом, что они не способны додуматься до чего-нибудь полезного. Без Шерстнева, то бишь без головы, они - задницы. Даже больше: они трупы. И только Василий Ефимович в состоянии предотвратить еще одну трагедию. Пусть Руслан не уповает на надежную охрану, крепкие стены и цепных собак - Араб убьет его. Но прежде устранит Полякова, поскольку угрозы из уст начальника милиции прозвучали недвусмысленно. И ответ Араба будет только один. Его не зря назвали планировщиком, он уйдет от любой опеки, сколько людей ни приставляй к нему, он останется также и вне подозрений. Поляков усложнил ему задачу, но невольно расширил фронт действий, а где больше простора, там больше комбинаций. Сейчас бесполезно гадать, каким образом Лев Радзянский собирается устранить Полякова, время и обстоятельства обязательно наведут его на определенную мысль.
Василий Ефимович достаточно знал своего ученика, чтобы встать на его место и с высокой точностью представить его настроение, ход мыслей, что он и сделал, не забыв похвалить себя старой истиной: «Умные люди приходят к одинаковым мыслям».
Он мог предупредить Полякова о смертельной опасности, нависшей над ним. Однако в этом случае все, что пришло на ум старому чекисту чуть ранее, потеряло бы свою силу.
Жизнь снова возвращалась к старику, лицо посвежело, глаза ожили, губы тронула легкая улыбка. И она не ускользнула от Олега. Он молча, кивком, словно они с Шерстневым были старинными приятелями, спросил: «Ну, чего ты там надумал, старина?»
- Так, - Шерстнев приободрялся на глазах, - я все понял. Осталось выяснить твой интерес в этом деле.
- В смысле?
- Будем называть вещи своими именами, Олег. Почему ты сдаешь мне Полякова? - В эти слова Шерстнев вложил ту интонацию, которая стала понятна оперативнику: фраза «сдаешь мне» говорила едва ли не о всесилии старика, о его непререкаемом авторитете, о его влиянии и на Хачирова, и на Полякова, которые если и признавали авторитеты, то предпочитали молчать об этом.
- Последнее время у нас с ним натянутые отношения, - ответил Олег.
- Это не ответ.
- Хорошо. Откровенность за откровенность: я не хочу получить пулю в затылок.
- И ты рассчитываешь на мою помощь, - то ли спросил, то ли резюмировал Шерстнев. - Что ж, это справедливо. Пожалуй, я могу гарантировать тебе безопасность. Если ты согласишься и дальше помогать мне. А относительно меня не беспокойся, через недельку я уеду, и ты можешь сказать самому себе: «До бога высоко, до царя далеко».
- Но Поляков останется, - осторожно напомнил Олег.
- Я этого не говорил. - И снова улыбка тронула сухие губы старика.
От этой улыбки Скачкову стало не по себе. Если физиономию Полякова он сравнивал с крысиной, то весь облик старика напомнил ему ядовитую змею, которая своим шипением успокаивает, чтобы нанести разящий удар.
"Как бы не нажить себе еще одного «друга», - кисло усмехнулся он.
Шерстнев заметил его гримасу и успокоил как мог:
- Меня не бойся. Пока. Я скажу тебе, когда будет можно. - После непродолжительной паузы он переспросил: - Значит, при Полякове ты вроде телохранителя... Сделаем вот что... Мне будет нужен человек - покататься по городу, свозить туда, показать то... Хачирову я скажу, что ты мне подходишь. Мы с тобой по дороге нашли общий язык и так далее. Понял, о чем я толкую?
- Да, - кивнул Олег.
- Вот и хорошо. А сейчас трогай. Когда приедем, веди себя так, чтобы Поляков ничего не заподозрил. - «Третий радующийся» - как нельзя кстати Василию Ефимовичу припомнилось древнее изречение. Шерстнев, оказавшийся между двух огней - Поляковым и Радзянским, - являлся третьим лицом, извлекающим пользу из борьбы двух противников.
Глава 10
Наваждение
32
За день до возвращения Радзянского из Каира Борис Левин поселился в доме, построенном в стиле бунгало, по всей видимости, на месте старого, поскольку фундамент из речного камня был основательно подточен сырыми ветрами, чего не скажешь о стенах, которые выглядели свежо.
Дом стоял в центре большого участка, сплошь засаженного яблонями, сливами и вишнями. На цепи сидел здоровенный пес неизвестной породы, скорее всего помесь овчарки с московской сторожевой. Левин, несмотря на заверения Кости Шерстнева, внука Василия Ефимовича, что пес смирный и не тронет, так и не решился отпустить его с цепи. Он выносил ему еду, ставил миску на безопасном расстоянии и подталкивал палкой, на которую собака реагировала соответствующим образом.
Борис торопил время: скорее бы уж все закончилось. Он прикинул, что Араб провозится минимум две недели.
Здесь ему хватало всего: свежие овощи, фрукты, парное мясо и пиво Борис покупал на рынке, недалеко от станции, где изредка останавливались проносящиеся со свистом электрички, и в пятнадцати минутах ходьбы от дачи Шерстнева.
Покончив с ужином, который он устроил в уютной беседке, сплошь увитой плющом, Левин закурил и откинулся в шезлонге, предаваясь воспоминаниям. После приличной порции жаренного на решетке мяса, спрыснутого лимонным соком, клонило в сон, да еще пиво которое он употреблял в огромных количествах, делало веки тяжелыми, а голову неподъемной.
Он выпил еще бутылку крепленого пива, затем, качнув отяжелевшей головой, в поисках еще одной бутылки пошарил возле шезлонга. Не найдя, чем то ли взбодрить себя, то ли окончательно погрузиться в дрему, встал, едва не опрокинув легкий шезлонг, и, покачиваясь, направился за пивом в дом.
Вечерело, густой сад проглотил склонившееся к горизонту солнце, и над деревьями повис красноватый ореол, с каждой минутой теряющий свою окраску. И небо теряло свой традиционный голубой цвет, на востоке оно уже стало серым, а ближе к западу смешалось с лучами уходящего солнца и стало похоже на недозрелый апельсин.
Вместе с шипением пива, вырвавшегося из бутылки, Левин услышал злобный лай собаки. Он выглянул в окно, сдвигая в сторону тюлевую занавеску, и увидел человека, неторопливо шагающего по тропинке, замысловато проложенной между деревьями. Затуманенным взглядом Борис проследил за неясным силуэтом, шагнувшим мимо собаки и поднявшимся на террасу, и встретил его в распахнутой настежь двери комнаты.
Первая мысль - Лев Радзянский. Борис ожидал услышать насмешливое: «Привет, Боря! Вот ты и стал моим клиентом. Не молчи, друг, поздоровайся со старым приятелем. Я все провода оборвал, названивая тебе. Хорошо устроился». И вместо того, чтобы обвести руками просторную комнату, в которой витал кисловатый запах пива с примесью свежеструганой доски, призрачный облик Араба остался недвижим.
Почему он тратит время на пустые разговоры, почему застыл в ожидании? Он должен выложить на стол склянку с сакситоксином, шприц и моток капроновой веревки. «Я предлагаю тебе на выбор два варианта: либо ты закатываешь рукав и делаешь себе инъекцию, либо просовываешь в петлю голову».
Безвыходная ситуация подтолкнула Левина на активные, точнее, на бесшабашные действия, граничащие с отчаянием, поскольку тягаться силами с Радзянским было по меньшей мере глупо.
Борис прыгнул неожиданно, словно чья-то сильная рука швырнула его от окна. Он замахнулся бутылкой, пытаясь в прыжке попасть Льву в голову. Но не попал. Опрокидывая стул, он оказался у входной двери. Мгновенно ориентируясь, попытался выскочить во двор, но та же сильная рука скрутила его, колено надавило в середину спины, причиняя адскую боль.
- Стой, стой, Лев!..
- Борис Михайлович! Что с вами? - Костя Шерстнев ослабил хватку и сильным движением перевернул Левина на спину. - Борис Михайлович, это я, Костя. - Вглядевшись в мутные, подернутые болезненной синевой глаза Левина, Костя покачал головой: - Да вы никак нажрались, поручик.
Костя учился на четвертом курсе МГУ. Он не был похож на отца или деда, скорее - на мать: круглолицый, чернявый, с улыбчивыми карими глазами. Дед запретил внуку появляться на даче, тем самым лишив его «базы», где он с однокурсниками устраивал вечеринки. Вот и сейчас он приехал не один: в машине сидели его девушка и приятель с подругой. Костя решил проверить, гостюет ли Борис Михайлович или уже съехал.
И вот сейчас, глядя на Левина, убеждался, что тот действительно «съехал» или близок к помешательству: ни с того ни сего бросился на хозяина с бутылкой, целясь ею в голову!
- Эй, Борис Михайлович! Вас метраж не удовлетворил, что ли? Или обои в комнате не понравились? - На всякий случай Костя придерживал разбушевавшегося гостя за руку.
- Костя?! - С трудом, но достаточно быстро Левин начал приходить в себя. - О черт... Рад тебя видеть.
- Я вижу. Можно отпускать?
- Да, я встану. Извини, что-то пригрезилось.
Косте впору рассмеяться над наивными словами гостя, но глаза его оставались настороженными, в любую секунду он готов был к очередному нападению. И вообще ему было не по себе, впервые парень сталкивался с человеком, у которого шляпа набекрень.
- Хорошие у вас грезы! Вы сегодня в зоопарк не ездили?
- Почему в зоопарк?
- Судя по вашим крикам, вам пригрезился лев. А вы решили остановить его бутылкой: «Стой, стой, лев!»
«Что это на меня нашло?» - недоумевал Левин, но ответ знал: Лев Радзянский. Человек, которого он продал, не выходил из головы ни на минуту. И Борис ждал его, вздрагивал от каждого постороннего звука, резко оборачивался на лай собаки. Знал, что Лев поступит по справедливости, но прежде узнает всю правду; на то, чтобы самому прийти к бывшему другу, Борису не хватало силы воли. А ведь в последнем случае Левин мог рассчитывать на снисхождение Араба. Это «снисхождение» не унизило бы до конца, но как посмотреть в глаза товарищу? Так и так встречи не избежать, однако Борис оттягивал этот момент, одурманивая себя спиртным. И вот, похоже, прозвучал контрольный звонок.
Западная часть неба, проглядывающая за садом, темнела на глазах, теряя оранжевые полутона, деревья сбросили с себя ауру канувших за горизонт солнечных лучей, и все в округе стало погружаться в наступающие сумерки.
Темнело и в комнате. Но оба - и Борис, и Костя - видели друг друга отчетливо.
- Ты ночевать останешься? - спросил Левин, поднимая с пола бутылку и допивая остатки пива.
- Хотел было, - неопределенно ответил парень. - Теперь поедем в другое место.
- Так ты не один?
- Нет, не один.
- С подругой? - попробовал угадать Борис и надолго задумался. Хмель прошел, но голова была тяжелой, соображал он с трудом. Наверное, от этого да еще чувствуя полную опустошенность, с отчаянием он принял решение: - Никуда не уезжайте. Мне самому нужно съездить в одно место.
- Надолго?
Борис неопределенно покачал головой:
- Не знаю. - Потом, спохватившись, добавил: - До утра меня точно не будет. Так что...
- Как хотите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
- Да много чего. - «Сдавать, так по всем параграфам», - все еще не теряя надежды выпутаться и обезопасить себя от Полякова, решил Олег. - Во-первых, Вадим пригрозил Арабу отдать девушку в обработку сифилитикам, завести на нее уголовное дело. В общем, в таком вот духе.
Шерстнев не верил своим ушам. Ведь он запретил Полякову вступать в контакт с Радзянским, поскольку факторов давления на Льва было предостаточно, с этим справился бы один Хачиров. А они...
- ...мать их, устроили цирк! - в продолжение мысли зло выругался старик. - Когда это было?
- Что? - не понял Олег.
- Когда Поляков угрожал Радзянскому?
- Когда Араб приехал из командировки и докладывал Хачирову. В тот же день Руслан и раскрыл перед ним все карты. А во время разговора Полякова, Араба и Хачирова я стоял позади Радзянского и слышал каждое слово.
- А ну-ка расскажи подробней, - потребовал Шерстнев; и по мере того как углублялся в детали Олег, все больше представлял себе дальнейшие действия Радзянского. И на душе у него становилось спокойней, потому что поможет ему не кто иной, как Левушка Радзянский. А сам Шерстнев в очередной раз докажет Руслану Хачирову, что головы у них набиты дерьмом, что они не способны додуматься до чего-нибудь полезного. Без Шерстнева, то бишь без головы, они - задницы. Даже больше: они трупы. И только Василий Ефимович в состоянии предотвратить еще одну трагедию. Пусть Руслан не уповает на надежную охрану, крепкие стены и цепных собак - Араб убьет его. Но прежде устранит Полякова, поскольку угрозы из уст начальника милиции прозвучали недвусмысленно. И ответ Араба будет только один. Его не зря назвали планировщиком, он уйдет от любой опеки, сколько людей ни приставляй к нему, он останется также и вне подозрений. Поляков усложнил ему задачу, но невольно расширил фронт действий, а где больше простора, там больше комбинаций. Сейчас бесполезно гадать, каким образом Лев Радзянский собирается устранить Полякова, время и обстоятельства обязательно наведут его на определенную мысль.
Василий Ефимович достаточно знал своего ученика, чтобы встать на его место и с высокой точностью представить его настроение, ход мыслей, что он и сделал, не забыв похвалить себя старой истиной: «Умные люди приходят к одинаковым мыслям».
Он мог предупредить Полякова о смертельной опасности, нависшей над ним. Однако в этом случае все, что пришло на ум старому чекисту чуть ранее, потеряло бы свою силу.
Жизнь снова возвращалась к старику, лицо посвежело, глаза ожили, губы тронула легкая улыбка. И она не ускользнула от Олега. Он молча, кивком, словно они с Шерстневым были старинными приятелями, спросил: «Ну, чего ты там надумал, старина?»
- Так, - Шерстнев приободрялся на глазах, - я все понял. Осталось выяснить твой интерес в этом деле.
- В смысле?
- Будем называть вещи своими именами, Олег. Почему ты сдаешь мне Полякова? - В эти слова Шерстнев вложил ту интонацию, которая стала понятна оперативнику: фраза «сдаешь мне» говорила едва ли не о всесилии старика, о его непререкаемом авторитете, о его влиянии и на Хачирова, и на Полякова, которые если и признавали авторитеты, то предпочитали молчать об этом.
- Последнее время у нас с ним натянутые отношения, - ответил Олег.
- Это не ответ.
- Хорошо. Откровенность за откровенность: я не хочу получить пулю в затылок.
- И ты рассчитываешь на мою помощь, - то ли спросил, то ли резюмировал Шерстнев. - Что ж, это справедливо. Пожалуй, я могу гарантировать тебе безопасность. Если ты согласишься и дальше помогать мне. А относительно меня не беспокойся, через недельку я уеду, и ты можешь сказать самому себе: «До бога высоко, до царя далеко».
- Но Поляков останется, - осторожно напомнил Олег.
- Я этого не говорил. - И снова улыбка тронула сухие губы старика.
От этой улыбки Скачкову стало не по себе. Если физиономию Полякова он сравнивал с крысиной, то весь облик старика напомнил ему ядовитую змею, которая своим шипением успокаивает, чтобы нанести разящий удар.
"Как бы не нажить себе еще одного «друга», - кисло усмехнулся он.
Шерстнев заметил его гримасу и успокоил как мог:
- Меня не бойся. Пока. Я скажу тебе, когда будет можно. - После непродолжительной паузы он переспросил: - Значит, при Полякове ты вроде телохранителя... Сделаем вот что... Мне будет нужен человек - покататься по городу, свозить туда, показать то... Хачирову я скажу, что ты мне подходишь. Мы с тобой по дороге нашли общий язык и так далее. Понял, о чем я толкую?
- Да, - кивнул Олег.
- Вот и хорошо. А сейчас трогай. Когда приедем, веди себя так, чтобы Поляков ничего не заподозрил. - «Третий радующийся» - как нельзя кстати Василию Ефимовичу припомнилось древнее изречение. Шерстнев, оказавшийся между двух огней - Поляковым и Радзянским, - являлся третьим лицом, извлекающим пользу из борьбы двух противников.
Глава 10
Наваждение
32
За день до возвращения Радзянского из Каира Борис Левин поселился в доме, построенном в стиле бунгало, по всей видимости, на месте старого, поскольку фундамент из речного камня был основательно подточен сырыми ветрами, чего не скажешь о стенах, которые выглядели свежо.
Дом стоял в центре большого участка, сплошь засаженного яблонями, сливами и вишнями. На цепи сидел здоровенный пес неизвестной породы, скорее всего помесь овчарки с московской сторожевой. Левин, несмотря на заверения Кости Шерстнева, внука Василия Ефимовича, что пес смирный и не тронет, так и не решился отпустить его с цепи. Он выносил ему еду, ставил миску на безопасном расстоянии и подталкивал палкой, на которую собака реагировала соответствующим образом.
Борис торопил время: скорее бы уж все закончилось. Он прикинул, что Араб провозится минимум две недели.
Здесь ему хватало всего: свежие овощи, фрукты, парное мясо и пиво Борис покупал на рынке, недалеко от станции, где изредка останавливались проносящиеся со свистом электрички, и в пятнадцати минутах ходьбы от дачи Шерстнева.
Покончив с ужином, который он устроил в уютной беседке, сплошь увитой плющом, Левин закурил и откинулся в шезлонге, предаваясь воспоминаниям. После приличной порции жаренного на решетке мяса, спрыснутого лимонным соком, клонило в сон, да еще пиво которое он употреблял в огромных количествах, делало веки тяжелыми, а голову неподъемной.
Он выпил еще бутылку крепленого пива, затем, качнув отяжелевшей головой, в поисках еще одной бутылки пошарил возле шезлонга. Не найдя, чем то ли взбодрить себя, то ли окончательно погрузиться в дрему, встал, едва не опрокинув легкий шезлонг, и, покачиваясь, направился за пивом в дом.
Вечерело, густой сад проглотил склонившееся к горизонту солнце, и над деревьями повис красноватый ореол, с каждой минутой теряющий свою окраску. И небо теряло свой традиционный голубой цвет, на востоке оно уже стало серым, а ближе к западу смешалось с лучами уходящего солнца и стало похоже на недозрелый апельсин.
Вместе с шипением пива, вырвавшегося из бутылки, Левин услышал злобный лай собаки. Он выглянул в окно, сдвигая в сторону тюлевую занавеску, и увидел человека, неторопливо шагающего по тропинке, замысловато проложенной между деревьями. Затуманенным взглядом Борис проследил за неясным силуэтом, шагнувшим мимо собаки и поднявшимся на террасу, и встретил его в распахнутой настежь двери комнаты.
Первая мысль - Лев Радзянский. Борис ожидал услышать насмешливое: «Привет, Боря! Вот ты и стал моим клиентом. Не молчи, друг, поздоровайся со старым приятелем. Я все провода оборвал, названивая тебе. Хорошо устроился». И вместо того, чтобы обвести руками просторную комнату, в которой витал кисловатый запах пива с примесью свежеструганой доски, призрачный облик Араба остался недвижим.
Почему он тратит время на пустые разговоры, почему застыл в ожидании? Он должен выложить на стол склянку с сакситоксином, шприц и моток капроновой веревки. «Я предлагаю тебе на выбор два варианта: либо ты закатываешь рукав и делаешь себе инъекцию, либо просовываешь в петлю голову».
Безвыходная ситуация подтолкнула Левина на активные, точнее, на бесшабашные действия, граничащие с отчаянием, поскольку тягаться силами с Радзянским было по меньшей мере глупо.
Борис прыгнул неожиданно, словно чья-то сильная рука швырнула его от окна. Он замахнулся бутылкой, пытаясь в прыжке попасть Льву в голову. Но не попал. Опрокидывая стул, он оказался у входной двери. Мгновенно ориентируясь, попытался выскочить во двор, но та же сильная рука скрутила его, колено надавило в середину спины, причиняя адскую боль.
- Стой, стой, Лев!..
- Борис Михайлович! Что с вами? - Костя Шерстнев ослабил хватку и сильным движением перевернул Левина на спину. - Борис Михайлович, это я, Костя. - Вглядевшись в мутные, подернутые болезненной синевой глаза Левина, Костя покачал головой: - Да вы никак нажрались, поручик.
Костя учился на четвертом курсе МГУ. Он не был похож на отца или деда, скорее - на мать: круглолицый, чернявый, с улыбчивыми карими глазами. Дед запретил внуку появляться на даче, тем самым лишив его «базы», где он с однокурсниками устраивал вечеринки. Вот и сейчас он приехал не один: в машине сидели его девушка и приятель с подругой. Костя решил проверить, гостюет ли Борис Михайлович или уже съехал.
И вот сейчас, глядя на Левина, убеждался, что тот действительно «съехал» или близок к помешательству: ни с того ни сего бросился на хозяина с бутылкой, целясь ею в голову!
- Эй, Борис Михайлович! Вас метраж не удовлетворил, что ли? Или обои в комнате не понравились? - На всякий случай Костя придерживал разбушевавшегося гостя за руку.
- Костя?! - С трудом, но достаточно быстро Левин начал приходить в себя. - О черт... Рад тебя видеть.
- Я вижу. Можно отпускать?
- Да, я встану. Извини, что-то пригрезилось.
Косте впору рассмеяться над наивными словами гостя, но глаза его оставались настороженными, в любую секунду он готов был к очередному нападению. И вообще ему было не по себе, впервые парень сталкивался с человеком, у которого шляпа набекрень.
- Хорошие у вас грезы! Вы сегодня в зоопарк не ездили?
- Почему в зоопарк?
- Судя по вашим крикам, вам пригрезился лев. А вы решили остановить его бутылкой: «Стой, стой, лев!»
«Что это на меня нашло?» - недоумевал Левин, но ответ знал: Лев Радзянский. Человек, которого он продал, не выходил из головы ни на минуту. И Борис ждал его, вздрагивал от каждого постороннего звука, резко оборачивался на лай собаки. Знал, что Лев поступит по справедливости, но прежде узнает всю правду; на то, чтобы самому прийти к бывшему другу, Борису не хватало силы воли. А ведь в последнем случае Левин мог рассчитывать на снисхождение Араба. Это «снисхождение» не унизило бы до конца, но как посмотреть в глаза товарищу? Так и так встречи не избежать, однако Борис оттягивал этот момент, одурманивая себя спиртным. И вот, похоже, прозвучал контрольный звонок.
Западная часть неба, проглядывающая за садом, темнела на глазах, теряя оранжевые полутона, деревья сбросили с себя ауру канувших за горизонт солнечных лучей, и все в округе стало погружаться в наступающие сумерки.
Темнело и в комнате. Но оба - и Борис, и Костя - видели друг друга отчетливо.
- Ты ночевать останешься? - спросил Левин, поднимая с пола бутылку и допивая остатки пива.
- Хотел было, - неопределенно ответил парень. - Теперь поедем в другое место.
- Так ты не один?
- Нет, не один.
- С подругой? - попробовал угадать Борис и надолго задумался. Хмель прошел, но голова была тяжелой, соображал он с трудом. Наверное, от этого да еще чувствуя полную опустошенность, с отчаянием он принял решение: - Никуда не уезжайте. Мне самому нужно съездить в одно место.
- Надолго?
Борис неопределенно покачал головой:
- Не знаю. - Потом, спохватившись, добавил: - До утра меня точно не будет. Так что...
- Как хотите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52