А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Как я могу это уточнить?
Полицейский повернулся к человеку, сидевшему на скамейке.
– Эй, Бердс!
– Хм-м? – Мужчина не отрывал взгляда от комикса.
– Вот этот парень. Он что-то мне тут насочинял про статью.
– Я не сочиняю! – возразил Мейнард.
– Конечно. У вас есть декларируемый товар?
– Ну... – вспомнив слова Бакстера, Мейнард прикинулся смущенным. – Да, если уж вы об этом упомянули.
– Что именно?
Очень осторожно Мейнард полез в свой ранец.
– Я и представления не имел, что это нелегально, пока пилот мне не сказал. – Он достал номер “Хастлера”. – Надеюсь, вы не думаете, что я собирался нарушать ваши законы.
– Ваше счастье, что вы об этом сказали, – ответил полицейский. – Если бы я нашел это в вашей сумке, это вам обошлось бы в пятьдесят долларов штрафа.
– Да, сэр, – сказал Мейнард.
Уполномоченный дочитал комикс и, расправив свою долговязую фигуру, встал со скамейки. Он был примерно одного с Мейнардом возраста и роста, но сложением напоминал скелет. Если Мейнард справедливо считал себя сухощавым, то Мейкпис рядом с ним выглядел истощенным. Его лицо представляло собой череп, обернутый в черную кожу, а руки были сочленением костей. На голове – огромная прическа в африканском стиле; Мейнард подумал, что любой сильный ветер несомненно сшибет его с ног.
– Здравствуйте, сэр. Меня зовут Блэр Мейнард. Мейкпис неохотно протянул руку, как бы опасаясь, что слишком сильное рукопожатие переломает ему все пальцы.
– Бэрруд Мейкпис, – сказал он. – Легче называть меня Бердс. – Он взглянул на Юстина. – Ваш спутник?
– Юстин.
Мейкпис пожал мальчику руку.
– Эвви не сказала мне, что у вас здесь за дело.
– Я не успел ей сказать. Связь была прервана.
– Мы здесь не очень жалуем прессу.
– Да?
– Они, конечно, могут приезжать. Не поймите меня неправильно. Но мы больше не стараемся ради них. Несколько раз постарались, и получили только пощечину.
– Не могу поверить.
– Поверьте. Они приезжают сюда, ведут себя, как и вы, дружелюбно и вежливо, сообщают нам, что собираются писать статью об этом неиспорченном рае – как будто бы каждый из них открывает нас впервые. Они едят бесплатно, бесплатно катаются на лодках, и что угодно другое, а, возвращаясь, они пишут статью о нищете, насекомых и негритятах. Ну их к черту. Пусть ездят в Нассау. – Мейкпис взял себя в руки. – Так что, приятель-репортер, о чем же ваша статья?
– Во-первых, – ответил Мейнард, – я пишу не о туризме. Во-вторых, мне ничего не нужно бесплатно.
– Единственный способ, которым вы меня заставите в это поверить, – сказал Мейкпис улыбнувшись, – это угостить меня ленчем.
Они поехали в открытом джипе Мейкписа. Дорога когда-то была мощеной, но теперь можно было поспорить, состояла ли она из выбоин в полотне мостовой, или из кусков отмостки, окружавших забитые грязью рытвины. Когда мимо проезжала встречная машина, она окатывала джип вихрящимся облаком пыли.
Мейкпис свернул с главной дороги и поехал по двум параллельным колеям, ведущим вверх, к выстроившимся в ряд бунгало на холме. Из вывески следовало, что это мотель “Воронье гнездо”. В самом большом бунгало располагались бар и столовая.
Мейкпис провел их через столовую наружу, на террасу, с которой открывался вид на полукруглую бухту.
– Я подумал, что ваш... репортер... может быть, захочет искупаться.
Мейнард обратился к Юстину:
– Что ты скажешь?
– Конечно. А я могу съесть чизбургер?
Мейнард передал ему ранец.
– Раздевалка за углом, – сказал Мейкпис. – Плоты на берегу.
Когда Юстин убежал, и они заказали напитки, Мейнард рассказал Мейкпису, зачем он приехал на эти острова. Он привел цифры, касающиеся пропавших без вести судов, и объяснения их пропажи, предлагаемые Береговой Охраной. Наконец он сказал, что пропажа более чем сотни судов все еще не имеет объяснения; и большинство из них пропали в районе островов Терке и Кайкос.
– И никто не имеет никакого представления, как или почему они пропали, – стремясь к тому, чтобы Мейкпис не принял этого на свой счет, Мейнард решил не пересказывать ему предположение Флорио о том, что кто-то, может быть, захватывает эти суда.
Мейкпис не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Его интерес был только проявлением вежливости.
– Да, это загадка, – заметил он. – Я понимаю.
– Каков здесь может быть ответ, как вы думаете?
– Я? – Мейкписа удивило, что этот вопрос задают ему. – Почему вы спрашиваете меня? Я не имею об этом никакого понятия.
– Это вас не волнует?
– Разве это должно меня волновать?
– У вас возникла соответствующая репутация... – Мейнард сделал паузу, затем продолжил, – ... не у вас лично, но у этого района... эта часть света стала опасной. В этом нет ничего хорошего.
Мейкпис рассмеялся.
– Этот район опасен уже триста пятьдесят лет. Сначала здесь были контрабандисты, перевозившие ром и оружие, потом пираты, браконьеры, а теперь те, кто занимается наркотиками. Мы не изменились, изменились яхтсмены. Они считают, что здесь для них создана игровая площадка. Что ж, они дураки. Я могу дать на ваш вопрос простой ответ: эти суда пропали, и эти люди мертвы.
– И вас не интересует, как это произошло?
– Нет. Какая разница, как вы умираете? Вы мертвы. Вы также можете меня спросить, будет ли война между Россией и Штатами. Почему это должно меня волновать? Я ничего с этим не могу поделать, и никаким серьезным образом это на нас не повлияет. Если Штаты завтра взорвутся, многие из нас будут голодать. Мы голодали и раньше. Все равно кто-то всегда выживает.
– Но ведь и вы за это отвечаете...
– За что? За то, чтобы парень, напяливший на себя костюм моряка, хорошо провел свой отпуск? Нет. Я уполномоченный здесь. На этом крошечном острове. – Мейкпис постучал ногой по полу. – Так же, как мухи являются уполномоченными над кучей дерьма. Этим мы и являемся, как вы знаете, – кучей дерьма. Большая часть мира вообще не знает о нашем существовании, а те, кто знает, считают нас нецивилизованными дикарями из джунглей. Это не наша вина. Мы прибыли сюда как рабы, нас и держали за рабов, и вбивали в нас, что это наша судьба. Мне удалось избежать такой судьбы: мать послала меня в Нассау, чтобы учиться. Я выучился. Я узнал, что самая лучшая работа, на которую я могу надеяться, – это официант, или бармен, или водитель такси, или, если у меня есть связи, на стройке. Потом Багамские острова стали свободными, и у всех появилась надежда. Надежда! – Мейкпис скептически улыбнулся. – Белых людей у власти заменили черные, которым надо было доказать, какие они гордые, какие независимые. Они чуть не угробили страну.
Так что я сказал себе: “Бердс, возвращайся обратно на Кайкос и покажи им, как это делается”. Я вернулся и кое-кого здесь приструнил. Мы бросали то там, то здесь “молотовские коктейли”, и англичане сказали “гудбай”. И вот я уполномоченная главная муха на одной маленькой лепешке. У меня здесь несколько сотен жителей. Большинство не умеют читать. Те, кто не работает на государственной службе, ловят рыбу – их так много, что рыбу почти везде уже повыловили, и через несколько лет ее вообще не будет.
У них нет надежды на что-нибудь лучшее. Мы даем им право голоса, и они голосуют, но им не за что голосовать. Они обладают всеми свободами, какие только пожелают, но вы не можете есть свободу. – Мейкпис сделал паузу. – И вы хотите, чтобы я беспокоился, когда убивают какого-нибудь толстозадого янки?
– Туризм, – сказал Мейнард. – Это старый ответ, но им вы можете кормиться.
– Так оно и происходит, в некоторой степени, но мы мало что можем предложить. Одиночество и чистую воду. Насекомых. Мы отстаем лет на сто.
– Люди будут платить уже за одно это.
– Я знаю, – Мейкпис улыбнулся. – У нас бывают туристы. И постоянно идут разговоры о больших американских компаниях, которые приедут и построят площадки для гольфа, теннисные корты и клубы на побережье. Если такое когда-нибудь случится, некоторое время у нас будут деньги, а затем кто-нибудь скинет правительство, вышибет всех янки и поставит местных управлять всем этим. Через пять лет это опять станет кучей дерьма.
– Веселенькие вы перспективы рисуете.
– Я реалистично смотрю на вещи. Не имеет смысла даже жить в таком месте, не говоря о том, чтобы стать нацией. Природа заселила эти места только насекомыми.
Официантка принесла им еду – рыбную похлебку, оладьи с моллюсками и, для Юстина, тонкий серый квадратик отбивного мяса с нашлепкой из сыра, завернутый в хлеб.
Мейнард, взглянув в сторону берега, увидел, как Юстин появился из-за закругления бухты и быстро, с помощью весла, повел резиновый плот к берегу. Он свистнул сквозь зубы, и Юстин помахал рукой.
– Вы не найдете ответов на свои вопросы о пропавших судах, – сказал Мейкпис, – по крайней мере, здесь. Здесь почти все или ничего не знают, или ничего не хотят знать. Нет смысла расспрашивать о вещах, с которыми вы ничего не можете поделать. Я вовсе не утверждаю, что никто не знает, но у этих людей нет причин, чтобы беседовать с вами. Если пара человек и знают, то они знают потому, что имеют в этом деле свою долю, или что-нибудь другое, им не имеет смысла посвящать вас в свои дела. Лично я сомневаюсь, что в этом что-то может быть. Такие вещи случаются. Случается и хорошее, и плохое, и такое, чего никто не понимает. Все бывает. – Мейкпис пожал плечами. – Жизнь не стоит на месте.
Юстин подошел к столу, завернутый в пляжное полотенце. В ужасе он уставился на вязкую лепешку, лежавшую перед ним на блюде. Шепотом он спросил отца:
– Что это такое?
– Ты просил чизбургер.
– Он ужасен!
– Ешь.
– Я умру от голода, и ты будешь виноват.
– Ешь.
– У меня может случиться понос. – Юстин ткнул пальцем в вязкий хлеб. Он взглянул на Мейкписа. – Что там за корабль?
– Не знаю. Где?
– За поворотом. Там корабль, наполовину утонувший в песке. – Мейкпис подозвал официантку. Он заговорил с ней на островном диалекте.
– Что там за судно на берегу?
– Не знаю, приятель. Оно там уже месяц или больше.
– Там есть что-нибудь ценное?
– Оно ободрано дочиста. Его, должно быть, выбросили, как на свалку.
– Никто не выбрасывает суда.
– А это кто-то выбросил. Разбил его и выбросил.
– Ладно, – Мейкпис отпустил официантку и обратился к Мейнарду. – Мы можем взглянуть на него.
После ленча они спустились к бухте и, обогнув скалистый мыс, добрались до длинного прямого участка с белым песком.
Судно располагалось выше уровня воды при приливе, и засело в дюнах: прибой загнал его на берег, так что киль застрял в песке. Оно лежало на боку, палуба была наклонена в сторону моря. Когда-то это судно было тридцати– или тридцатипятифутовой парусной яхтой, с рубкой (теперь отсутствовавшей) и одной мачтой (тоже отсутствовавшей). Впереди крышка люка была выдрана, палуба вокруг нее расколота в щепки с помощью топора.
Мейнард стряхнул песок с кокпита. Рулевое колесо исчезло, все бронзовые и хромированные детали сняты, и даже крепительные планки выдраны из палубы. Корпус был в дырах от болтов. Мейнард отвернулся, но, краем глаза заметив какое-то несообразие, посмотрел снова. Одна из дыр была больше других, и в ней что-то чернело. Он сказал Юстину:
– У тебя нож с собой? Ты не можешь вытащить то, что там торчит?
Юстин встал на колени и своим большим складным ножом стал резать дерево. Ему потребовалось несколько минут, чтобы расширить и углубить отверстие, и еще несколько, чтобы выковырять предмет из дерева. Он работал терпеливо, не спеша.
– Это шарик, – сказал он, кладя его отцу на ладонь. – Он тяжелый.
Мейнард кивнул.
– Это свинец. – Он обратился к Мейкпису. – Каковы у вас законы насчет огнестрельного оружия?
– Простые. Оно под запретом.
– А как насчет древностей? Кремниевые ружья, капсюльные...?
– Их никто и не видал. А почему вы спрашиваете?
– Это пуля, – сказал Мейнард, перекатывая ее между пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36