– А как насчет эмишей?
– Эмиши! – фыркнул Виндзор. – И близко не подходит. Пленники какой-то извращенной версии христианской этики. Нет. Во всем мире ни больше ни меньше, как три с половиной чистых общества. Половина – это группа, живущая глубоко в лесах Озарков, которые все еще говорят на языке времен королевы Елизаветы. Причина того, что они – только половинка, состоит в том, что Англия того времени, в котором они живут, была отлично организованным обществом. Цивилизованным, если желаете. Два самых чистых общества находятся в джунглях Филиппин. Одно из них – это Тасадай, которых открыли в тысяча девятьсот семьдесят первом году, живущие в Каменом Веке. Другое было обнаружено в прошлом году – это Таотбату, пещерные люди, их первобытное общество остается неизменным с Бог знает каких времен – сотни, а может быть, и тысячи лет. Теперь, когда их открыли, оба эти общества будут уничтожены. Так всегда происходит:
– А третье? Вы сказали, три с половиной.
Виндзор некоторое время пристально смотрел на Мейнарда, затем сделал глоток джина.
– Неважно. Я опять болтаю вздор. По крайней мере, у меня была должность, пока один коллегиальный совет не завел на меня клеветническое дело.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– То одним, то другим. Ловлю рыбу. Сдаю лодки в аренду. Лежу под деревом и жду своего билета в неоткрытую страну. Поиск каких жемчужин журналистики заставил “Тудей” послать вас сюда?
– А я думал, барабаны рассказали вам обо всем.
– Иногда они запинаются. Горячие следы? Навидадские мотивы? Карнавал на Кайкос? Канализация в раю – сермяжная правда? – Виндзор подмигнул. – Становится поздно. Ничего. Не говорите, если не желаете. Тайны – это такой багаж, без которого я могу и обойтись.
– Едва ли это тайна, – сказал Мейнард. – Я бы не отказался от того, чтоб действительно обладать какой-то тайной, но я знаю слишком мало.
Он рассказал Виндзору о пропавших судах, о своих беседах с Флорио и Мейкписом. Ради краткости детали он опускал.
– Огорчительно то, – сказал он под конец, – что я не верю, что в этом деле существует какая-то “дымовая завеса”. Мне кажется, это просто тот случай, когда люди не знают об этом, с одной стороны, и, с другой стороны, им наплевать.
– Вы правы, – Виндзор выразительно кивнул. – Мои друзья, сделанные из черного дерева, не способны на какое-то прикрытие. У кого-нибудь из них непременно развязался бы язык. Хотя бы только ради удовольствия увидеть соперника на виселице. Уверяю вас, проблема здесь в том, что один тонет из-за браконьера, другой сам по себе, третий связался с наркотиками, так что в общем и целом цифра получается впечатляющая. Вас не очень удовлетворит такой ответ, но это правда.
– Вы говорите с такой уверенностью...
– Я в этом уверен, – сказал Виндзор. – Давно уже я перестал гоняться за каждой тенью. Теперь же, – он осушил свой стакан и съехал с табурета, – я должен удалиться в объятия Морфея. Я бы сказал “оревуар”, но утром вас здесь уже не будет. Так что я говорю “адье”.
– Спасибо за угощение.
– Для меня это только удовольствие. – Виндзор сделал было шаг, но язык его все еще не мог остановиться: – И помяни в своих молитвах весь выпитый сегодня джин! – Он хихикнул.
Мейнард засмеялся и отсалютовал ему стаканом.
Виндзор похлопал его по плечу.
– Жаль, что вы уезжаете. Мне так нравится, когда меня могут оценить.
* * *
Из глубин сна Мейнарда вывел Юстин, который тряс его за плечо и шептал:
– Где пистолет?
– У меня под подушкой. А что?
– Тот полицейский стоит за дверью.
Мейнард выбрался из кровати и открыл дверь. На пороге стоял сержант Уэскотт, по его пухлым щекам стекал пот. Над его головой кружилась мошкара.
– У меня есть для вас самолет, – сказал Уэскотт.
– Восхитительно. Когда?
– В одиннадцать часов... завтра.
– А почему не сегодня?
– Не мог никого заставить.
Мейнард стал было спорить, но понял, что это бесполезно.
– Хорошо. Но сегодня мне нужно позвонить.
– Никаких звонков. Телефон все еще сломан.
– А как вы позвонили, чтобы вызвать самолет?
– Этим утром в аэропорту побывал один парень.
– Этим утром был самолет, и вы нас не позвали?
– Парень не хотел вас брать.
– Вы имеете в виду, что его не устроила ваша цена, так?
– Эй! Кто вы такие, по вашему мнению? Я стараюсь сделать вам одолжение...
– Меня бы устроила ваша цена.
– Теперь слишком поздно. Дайте мне сто долларов.
– Зачем? Самолет будет здесь только завтра.
– Ради уверенности. Или же этот парень не вернется.
– Сержант... идите, и ради уверенности грызите свою лапу.
Уэскотт, протянув руку, взял Мейнарда за локоть.
– Мне кажется, что до прибытия самолета мне следовало бы посадить вас в тюрьму.
Мейнард взглянул вниз, на руку Уэскотта, затем вверх, в его крошечные глазки.
– Если вы не уберете свою руку, – сказал он ровно, – я вам сломаю вашу чертову шею.
Уэскотт отпустил локоть Мейнарда. Мейнард, сделав шаг назад, захлопнул дверь.
– Тебе не следовало это делать, – заметил Юстин. – Теперь самолета никогда не будет.
– Самолет будет. Разве может эта свинья отказаться от сотни долларов? – Мейнард махнул рукой и переключился на другое. – Теперь... ты слышал его, приятель. Чем бы ты хотел сегодня заняться?
– Разве ты не понимаешь, папа? – Юстин чуть не плакал. – Мама же меня убьет!
– Юстин... – Мейнард его по-дружески пихнул. – Не тревожься насчет мамы. Не беспокойся ни о чем. Хочешь половить рыбу?
– У меня даже нет удочки.
– Найдем. У тебя есть нож, мы сделаем удочку. Может, наймем лодку. Тебе когда-нибудь попадалась барракуда? А как они сопротивляются!
После завтрака Мейнард повел Юстина к столику регистратора и поинтересовался насчет рыбной ловли. На потертом, покрытом пятнами плесени картонном плакате, стоявшем на столе, рекламировались поездки с целью рыбной ловли на борту “Мэри Бет”.
Мейнард, указав на плакат, спросил клерка:
– Сколько стоит полдня?
– Нисколько.
– А... может быть, я могу оплатить стоимость горючего.
Клерк усмехнулся.
– Это ничего не стоит, потому что оно никуда не плавает. Судно разбилось, все его удилища сломались, так что хозяин уехал домой.
– Почему же вы не убрали плакат?
– А кому он мешает?
– Понятно, – терпеливо сказал Мейнард. – Где я мог бы взять напрокат удочки?
– Нигде не можете.
– Хорошо. Я сделаю пару самодельных. Как насчет лодки? Можно “Уэйлер”. Даже “Сэйлфиш”.
– Нету. У доктора Виндзора есть несколько, но он их больше не дает напрокат.
– Мне он говорил, что дает. Вчера вечером.
Клерк пожал плечами.
– Может, тогда и дает. Я не могу уследить, как быстро меняются вещи вокруг.
– Где он живет?
– На том конце дороги.
– Какой дороги?
– Дороги. Здесь только одна дорога.
– Как мне узнать его дом?
– Вы его услышите.
– Услышу его?!
Клерк кивнул. Он потянулся рукой под прилавок.
– Если вы пойдете, спрыснитесь этим. – Он вручил Мейнарду баллончик “Дип-Вудсофф”, от насекомых.
– Спасибо. – Мейнард опрыскал себя и Юстина, и вернул баллончик.
– У вас есть пятьдесят центов? – спросил клерк. Мейнард улыбнулся.
– Пятьдесят центов за опрыскивание?
– Двадцать пять. Вы спрыснулись вдвоем.
Мейнард сунул руку в карман. Мелочи у него не было.
– Извините, у меня нет.
– Тем хуже для меня, значит. – Клерк покачал головой. – Мне бы пригодились эти пятьдесят центов.
Дорога представляла собой грязную полосу, прорубленную в зарослях колючего кустарника, кактусов, колючих грушевых деревьев и морского винограда. Москиты собирались в тучи, которые вылетали из невидимых болот и проносились через дорогу. Жирное, маслянистое средство от насекомых оказалось эффективным: москиты набрасывались на проходящих, зависая в нескольких дюймах от открытой кожи, расшифровывали химические сигналы, идущие от репеллента, и по какому-то безмолвному сигналу отлетали в кусты. В листве был целый мир звуков – жужжанье, щелчки и свист птиц.
Они прошли примерно полмили. Пот, стекавший по их лицам, начинал смывать репеллент, и отдельные москиты-разведчики становились смелее.
Мейнард уже склонялся к тому, чтобы повернуть назад, когда услышал звук, не имевший отношения к насекомым, – высокий, настойчивый, механический. Это был звук электромотора. Он слышался справа. Мейнард, встав на цыпочки, обозрел окрестности. Он ничего не увидел.
– Здесь есть тропинка, – сказал Юстин.
Туча москитов окружила их, заскакивая в уши, влезая в рукава, ползая по скальпу в поисках неопрысканных мест. Они чесались, хлопали себя и шли пробежками в надежде оказаться нежеланными для москитов существами.
В конце тропинки был виден только металлический куб генератора, из которого исходил громкий вой. В отдалении, за цепью дюн, к шаткой пристани было пришвартовано несколько лодок.
Дом Виндзора располагался ниже уровня земли, погрузившись в песок до плоской бетонной крыши. Лестница с ограждением вела вниз, к огромной входной двери из тика, с полированным бронзовым кольцом. Рядом с дверью, в стену было встроено переговорное устройство. Мейнард поднял кольцо и ударил им о тиковую дверь.
Послышался трескучий голос Виндзора:
– Проваливай, эфиоп! У меня совещание. Если ты что-то продаешь, то я ничего не покупаю. Если покупаешь, то я не продаю. Я ни продавец, ни покупатель. Катись отсюда!
Юстин, прослушав эту диатрибу, спросил у Мейнарда:
– Он сдает напрокат лодки?
Мейнард улыбнулся и нахал кнопку переговорного устройства.
– У меня с собой телеграмма для... пропитанного ромом реликта.
– Это вы, человекоподобный? – высоким голосом возопил Виндзор. – Какие новости насчет Сакко и Ванцетти? Не падайте духом. Мы еще раздобудем эти гинеи! – Устройство отключилось, и через несколько секунд дверь распахнулась.
На Виндзоре было кимоно и остроконечные шелковые тапочки.
– Входите! Входите! Я как раз фантазировал о том, как бы устроить пикник со всеми педиками Македонии. – Он заметил Юстина. – Простите меня! Вы привели своего собственного наложника!
Мейнард представил Виндзору Юстина. Юстин, вытаращив глаза, пожал ему руку и спросил:
– Что такое педик?
– Ничего, приятель, ничего. Ты знаешь, что такое педагог? Тот же корень. Я налью вам каплю медового напитка, и мы отсалютуем дивам.
Дом состоял из одной комнаты, футов тридцать на сорок, стены в тиковых панелях, роскошная обстановка – по отделениям, различным по стилю. Обеденная часть была в стиле Людовика XV, гостиная часть – в стиле испанском колониальном, отделение для сна – в стиле датского модерна, кухня представляла собой смесь нержавеющей стали с разделочной мясника. Там были написанные маслом картины в музейных рамках, древние грамоты в запечатанных стеклянных футлярах, археологические редкости, покрытые лаком для защиты от времени и погодных условий, шкафы из красного дерева, полные книг.
В этом изолированном с помощью песка доме, с кондиционером, работающим от генератора, было не более 69 градусов.
Мейнард в восхищении оглядывал комнату.
– Моя маленькая гавань в глубинах ада, – сказал Виндзор. Он махнул рукой. – Вы видите перед собой мою жизнь. Дворец крысы-затворницы.
– У вас очень приятно. Как Колоритная Фигура вы многого достигли.
– Я был бережливым. Я начинал с небольшими деньгами, и они сделали еще деньги, а как мы знаем, деньги делают деньги, которые делают еще больше денег. Но увы – это моя трагическая маска – я променял бы все это на хорошую женщину и теплый очаг. – Он рассмеялся. – Так скажите мне, посланник, что нового на Риальто?
– Я смогу уехать только завтра.
– Это меня не удивляет. Уэскотту цены нет. Но ваша задержка – это моя удача. Мы съедим ленч, и я очарую вас рассказами о своей жизни до того, как стал моряком.
– Спасибо, но мы хотели бы взять лодку напрокат. Виндзор застыл. Он взглянул на Мейнарда, нахмурился, затем отвел глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36