Вскоре ее рот открылся, голова откинулась назад. Судорожные вдохи продолжались. Флоренс ссутулилась в кресле и стала раскачивать головой из стороны в сторону. И наконец замерла.
Прошло несколько минут. Фишера пробрала дрожь. В комнате стал концентрироваться холод, медленно поднимаясь, как ледяная вода, пока Фишер не ощутил, будто по пояс погрузился в него.
Он вздрогнул, когда перед Флоренс стали появляться пятнышки света. «Фокусы конденсации», — мелькнула мысль. Они начали увеличиваться в размере и в числе, паря перед Флоренс, как галактика бледных миниатюрных солнц. Его ноги почти совсем онемели. «Скоро», — подумал Фишер. Его пальцы впились в подлокотники: из ноздрей медиума начала сочиться телеплазма. Вязкие нити напоминали двух серых змей, вылезающих из ее носа. Фишер наблюдал с пересохшим горлом, а они соединились в более толстое кольцо, которое начало распутываться, а потом поднялось и покрыло лицо Флоренс. Фишер опустил глаза, а услышав нечто вроде шуршания бумаги, и вовсе закрыл их.
В его ноздри проник запах озона, как в слишком сильно хлорированном плавательном бассейне.
Не удержавшись, он открыл глаза и вздрогнул: телеплазма покрыла всю голову Флоренс, как мокрый кисейный мешок. Присмотревшись, Фишер увидел, что он принимает какую-то форму, словно под рукой невидимого скульптора: вот появились глазницы, переносица, ноздри, уши, линия рта. Не прошло и минуты, как все было готово — печальное лицо молодого человека, черноволосого, красивого.
Фишер прокашлялся. Сердце забилось от ощущения чего-то нереального.
— У тебя есть голос? — спросил он.
Послышался неестественный булькающий звук, как предсмертный хрип. Фишер ощутил бегущие по коже мурашки. Через полминуты звук прекратился, и снова повисла тишина.
— Теперь ты можешь говорить? — спросил Фишер.
— Могу.
Голос был, несомненно, мужской.
Фишер поколебался, потом набрал в грудь воздуха.
— Кто ты?
— Дэниэл Беласко.
Губы фигуры не двигались, но голос исходил из бледного лица молодого человека.
— Это твое тело мы нашли утром за стеной в винном погребе?
— Мое.
— Мы должным образом погребли тебя за стенами дома. Почему ты по-прежнему тут?
— Я не могу уйти.
— Почему?
Ответа не последовало. Фишер сцепил руки на животе.
— Ты имеешь отношение к нападению на доктора Барретта в парилке?
— Нет.
— Тогда кто же это сделал?
Опять никакого ответа.
— Это ты напал на доктора Барретта в обеденном зале вчера вечером? — спросил Фишер.
— Нет.
— А кто?
Молчание.
— Ты искусал мисс Таннер сегодня утром?
— Не я.
— А кто?
Молчание.
— Ты вселился в кошку, чтобы напасть на мисс Таннер?
— Не я.
— Тогда кто же?
Молчание.
— Тогда кто же? — настаивал Фишер. — Кто напал на доктора Барретта? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Молчание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу сказать.
— Почему?
— Не могу.
— Почему?
Молчание.
— Ты должен сказать мне. Кто напал на доктора Барретта в обеденном зале и в парилке? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Послышалось учащенное дыхание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу...
— Ты должен сказать мне.
— Не могу... — жалобно проговорил голос.
— Кто? — спросил Фишер.
— Не могу сказать...
— Кто?
— Пожалуйста...
— Кто?
Послышалось что-то вроде всхлипа.
— Он, — сказал голос.
— Кто?
— Он.
— Кто?
— Он. Он!
— Кто?
— Он! — выкрикнул голос. — Гигант! Он! Отец, отец!
Фишер сидел в суровом молчании, а лицо утратило форму, телеплазма покрылась рябью. И вдруг стала втягиваться в ноздри Флоренс. Когда все исчезло, Фишер услышал мучительный стон женщины. Менее чем через семь секунд он прекратился.
Прежде чем встать, Фишер еще почти минуту сидел неподвижно. На негнущихся ногах он прошел в ванную, налил в стакан воды, отнес его в спальню и неподвижно встал рядом с креслом Флоренс. Так он стоял, пока она не открыла глаза.
Когда Флоренс одним долгим глотком выпила воду, Фишер подошел к стене и включил лампу над ее кроватью, а потом тяжело опустился в кресло напротив медиума.
— Он признался? — спросила Флоренс.
Когда он все рассказал, лицо ее выразило глубокое волнение.
— Беласко, — проговорила она. — Ну конечно! Конечно. Мы должны были догадаться.
Фишер не ответил.
— Дэниэл никогда не причинил бы мне вреда. Или доктору Барретту. Я знала, что это не может быть он, несмотря на все свидетельства, — просто чувствовалось, что это не так. Он такая же жертва дома, как и прочие. — Флоренс посмотрела на скептическое лицо Фишера. — Как вы не видите? Его держит здесь его отец.
Он молча смотрел на нее, желая поверить тому, что она сказала, но боясь стать рабом чужого мнения.
— Как вы не видите? — нетерпеливо повторила она. — Они враждуют, Дэниэл пытается сбежать из Адского дома, а отец делает все возможное, чтобы не допустить этого, и пытается настроить меня против Дэниэла, заставить меня поверить, что Дэниэл желает мне зла. А он не желает зла, он просто хочет...
Она так резко замолкла, что Фишер прищурился.
— Чего?
— Чтобы я помогла ему.
— Вы хотели сказать не это.
— Нет, это. Я единственная, кто может ему помочь. Только мне он доверяет. Как вы не видите?
Фишер осторожно посмотрел на нее.
— Надеюсь, что вижу, — сказал он.
* * *
15 ч. 47 мин.
Эдит села и свесила ноги с кровати. Взяв со столика часы Лайонела, она открыла крышку. Около четырех. Как он сумеет до завтра подготовить свой аппарат?
Она посмотрела на спящего Барретта и с беспокойством подумала о том, что муж уже не так уверен в себе, как заявляет. Не то чтобы он показывал это, даже ей. Когда дело касалось его работы, это был человек непоколебимой самоуверенности, так было всегда.
Резко встав, Эдит подошла к книжному шкафу и открыла дверцу. Да, и муж, и Фишер ее предостерегали. Но ведь ничего не случилось, верно? Бренди просто дает ей расслабиться, вот и все. Если она собирается остаться в этом доме до завтра, то должна, черт возьми, предпринять шаги, чтобы это пребывание было терпимым.
Она отнесла графин и серебряную стопку на стол, налила себе бренди и выпила одним глотком. Алкоголь обжег горло, и она, откинув голову, закрыв глаза и широко раскрыв рот, втянула в себя воздух. Как будто горячий сироп пролился ей в грудь и живот, и тепло распространилось по телу, пульсируя в жилах.
Эдит налила еще стопку, пригубила и присела на стол, отодвинув ящик с рукописью Лайонела. Потом еще пригубила бренди, а потом, снова запрокинув голову и закрыв глаза, с выражением наслаждения на лице опрокинула всю стопку.
Ей вспомнилась ситуация в парилке, но она постаралась отогнать тягостные мысли о том, что на определенном этапе ее взбесила его импотенция, как будто причиной тому были не последствия болезни, а его эгоизм. Эдит встревожилась при мысли, что он хочет отправить ее в Карибу-Фолс лишь потому, что она раздражает его своими приставаниями.
Она моргнула. Было страшно думать о Лайонеле. Конечно, если бы мог, он бы занялся с ней любовью.
«Занялся бы?» — возник в голове вопрос. А вообще когда-нибудь его заботил секс с ней?
Она импульсивно потянулась к графину и уронила ящик с рукописью на пол, листы разлетелись по ковру. Эдит хотела собрать их, но потом, нахмурившись, передумала. Пусть валяются. Можно собрать потом. Закрыв глаза, она опрокинула в рот еще стопку.
Слезая со стола, она чуть не упала. «Я напилась», — мелькнула в голове мысль, и возникло чувство вины. "Мама была права: я такая же, как он, — подумала Эдит, но прогнала эту мысль и ответила невидимой матери: — Нет, не такая! Я хорошая девочка. Черт! — помрачнела она. — Какая же я девочка — я женщина, и у меня есть естественные желания. Он должен это понимать. Не такой уж он и старый. И не такой уж импотент. Это все его религиозная мамаша, а не полиомиелит. Это..."
Эдит снова прогнала неприятные мысли и, покачиваясь, прошла через спальню к книжному шкафу. В руках и ногах ощущалось тепло, а голову охватило приятное отупение. И Лайонел, и Фишер ошибаются: напиться — вот единственный ответ. Ей подумалось о буфете со спиртным на кухне. Может быть, она возьмет оттуда бутылочку бурбона — или две. Может быть, стоит напиться до беспамятства и так дождаться утра.
Она вытащила пустую книгу так быстро, что та выскользнула из рук и с шумом упала на ковер, фотографии рассыпались по полу. Эдит опустилась на колени и стала рассматривать одну за одной, машинально облизывая верхнюю губу. На глаза попалась фотография двух женщин, лежащих на столе в большом зале и занимающихся оральным сексом. В комнате словно становилось все жарче и жарче.
И вдруг Эдит отшвырнула фотографии, как будто они обожгли пальцы. «Нет», — испуганно пробормотала она и вздрогнула, оглянувшись на заворочавшегося Лайонела, потом неуклюже встала и огляделась, как загнанный зверь.
Эдит быстро вышла в коридор и закрыла за собой дверь, вздрогнув от хлопка, — ей хотелось выйти потише. Помотав головой, чтобы прояснить мысли, она направилась к комнате Фишера.
Его у себя не было. Эдит заглянула в комнату, не зная, что делать. Закрыв дверь, она повернулась и отправилась назад по коридору, забирая вправо, пока не коснулась перил, и, схватившись за них, чтобы удержать равновесие, двинулась к лестнице. По какой-то странной причине дом уже не казался страшным. «Еще одно доказательство, что алкоголь — не такая плохая штука», — подумалось ей.
Эдит спустилась по лестнице с ощущением, что летит по воздуху. Смутно вспомнился какой-то фильм про Юг, который показывали на одном из религиозных бдений. Врезалось в память лишь то, как какая-то женщина в кринолине скользит вниз по лестнице, словно скатывается с горки. И она чувствовала себя так же, сама не понимая, откуда в ней взялась эта уверенность.
Мерцание, слабое, слишком мимолетное, чтобы заметить. Эдит моргнула и замерла. Ничего. Она продолжила спуск. Наверное, он в большом зале. Он всегда там, где кофе. Эдит не помнила, чтобы он что-то ел. Не удивительно, что такой худой.
Пройдя через вестибюль, Эдит услышала треск чего-то деревянного и остановилась, но, поколебавшись, снова двинулась вперед. «Конечно», — подумала она и улыбнулась. Никогда в жизни ей не было так легко и весело. Она закрыла глаза. «Я лечу, — пронеслось в голове. — Отец и дочь — вечные пьяницы».
Эдит остановилась под аркой и прислонилась к стене, хлопая глазами. Взгляд с трудом сфокусировался на стоящем спиной к ней Фишере. Он ломом отдирал доски контейнера. «Очень мило», — подумалось ей.
Она вздрогнула, когда Фишер обернулся и замахнулся ломом, как будто собираясь ударить врага. Он так быстро повернулся, что сигарета выпала из губ и дугой полетела на пол.
— Kamerad, — сказала Эдит и подняла руки, словно сдаваясь.
Фишер смотрел на нее в молчании. Она видела, как взволнованно вздымается его грудь.
— Вы рассердились? — начала было Эдит, но он перебил ее:
— Какого черта вы тут делаете?
— Никакого.
Она оттолкнулась от стены и, покачиваясь, направилась к нему.
— Вы пьяны? — ошеломленно проговорил он.
— Немного выпила, если вас это касается.
Фишер положил лом на стол и двинулся к ней.
— Лайонел будет рад, что вы... — Она беззаботно махнула рукой в сторону машины.
Фишер подошел и взял ее за локоть.
— Пойдемте.
Она оттолкнула его.
— Идите сами. — И пошатнулась, но поймала равновесие и повернулась к машине.
— Миссис Барретт...
— Эдит.
Фишер снова взял ее за локоть.
— Пойдемте. Вам не следует отходить от мужа.
— С ним все в порядке. Он спит.
Фишер попытался повернуть ее, но она сопротивлялась и с тихим смешком снова его оттолкнула.
— Ради Бога! — раздраженно рявкнул он.
Ее губы растянулись в дразнящей улыбке.
— Нет, не ради него.
Фишер в замешательстве посмотрел на нее.
Когда она двинулась к столу, все вокруг расплывалось у нее в глазах, и смутно казалось, что за пределами видимости в зале полно народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Прошло несколько минут. Фишера пробрала дрожь. В комнате стал концентрироваться холод, медленно поднимаясь, как ледяная вода, пока Фишер не ощутил, будто по пояс погрузился в него.
Он вздрогнул, когда перед Флоренс стали появляться пятнышки света. «Фокусы конденсации», — мелькнула мысль. Они начали увеличиваться в размере и в числе, паря перед Флоренс, как галактика бледных миниатюрных солнц. Его ноги почти совсем онемели. «Скоро», — подумал Фишер. Его пальцы впились в подлокотники: из ноздрей медиума начала сочиться телеплазма. Вязкие нити напоминали двух серых змей, вылезающих из ее носа. Фишер наблюдал с пересохшим горлом, а они соединились в более толстое кольцо, которое начало распутываться, а потом поднялось и покрыло лицо Флоренс. Фишер опустил глаза, а услышав нечто вроде шуршания бумаги, и вовсе закрыл их.
В его ноздри проник запах озона, как в слишком сильно хлорированном плавательном бассейне.
Не удержавшись, он открыл глаза и вздрогнул: телеплазма покрыла всю голову Флоренс, как мокрый кисейный мешок. Присмотревшись, Фишер увидел, что он принимает какую-то форму, словно под рукой невидимого скульптора: вот появились глазницы, переносица, ноздри, уши, линия рта. Не прошло и минуты, как все было готово — печальное лицо молодого человека, черноволосого, красивого.
Фишер прокашлялся. Сердце забилось от ощущения чего-то нереального.
— У тебя есть голос? — спросил он.
Послышался неестественный булькающий звук, как предсмертный хрип. Фишер ощутил бегущие по коже мурашки. Через полминуты звук прекратился, и снова повисла тишина.
— Теперь ты можешь говорить? — спросил Фишер.
— Могу.
Голос был, несомненно, мужской.
Фишер поколебался, потом набрал в грудь воздуха.
— Кто ты?
— Дэниэл Беласко.
Губы фигуры не двигались, но голос исходил из бледного лица молодого человека.
— Это твое тело мы нашли утром за стеной в винном погребе?
— Мое.
— Мы должным образом погребли тебя за стенами дома. Почему ты по-прежнему тут?
— Я не могу уйти.
— Почему?
Ответа не последовало. Фишер сцепил руки на животе.
— Ты имеешь отношение к нападению на доктора Барретта в парилке?
— Нет.
— Тогда кто же это сделал?
Опять никакого ответа.
— Это ты напал на доктора Барретта в обеденном зале вчера вечером? — спросил Фишер.
— Нет.
— А кто?
Молчание.
— Ты искусал мисс Таннер сегодня утром?
— Не я.
— А кто?
Молчание.
— Ты вселился в кошку, чтобы напасть на мисс Таннер?
— Не я.
— Тогда кто же?
Молчание.
— Тогда кто же? — настаивал Фишер. — Кто напал на доктора Барретта? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Молчание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу сказать.
— Почему?
— Не могу.
— Почему?
Молчание.
— Ты должен сказать мне. Кто напал на доктора Барретта в обеденном зале и в парилке? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Послышалось учащенное дыхание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу...
— Ты должен сказать мне.
— Не могу... — жалобно проговорил голос.
— Кто? — спросил Фишер.
— Не могу сказать...
— Кто?
— Пожалуйста...
— Кто?
Послышалось что-то вроде всхлипа.
— Он, — сказал голос.
— Кто?
— Он.
— Кто?
— Он. Он!
— Кто?
— Он! — выкрикнул голос. — Гигант! Он! Отец, отец!
Фишер сидел в суровом молчании, а лицо утратило форму, телеплазма покрылась рябью. И вдруг стала втягиваться в ноздри Флоренс. Когда все исчезло, Фишер услышал мучительный стон женщины. Менее чем через семь секунд он прекратился.
Прежде чем встать, Фишер еще почти минуту сидел неподвижно. На негнущихся ногах он прошел в ванную, налил в стакан воды, отнес его в спальню и неподвижно встал рядом с креслом Флоренс. Так он стоял, пока она не открыла глаза.
Когда Флоренс одним долгим глотком выпила воду, Фишер подошел к стене и включил лампу над ее кроватью, а потом тяжело опустился в кресло напротив медиума.
— Он признался? — спросила Флоренс.
Когда он все рассказал, лицо ее выразило глубокое волнение.
— Беласко, — проговорила она. — Ну конечно! Конечно. Мы должны были догадаться.
Фишер не ответил.
— Дэниэл никогда не причинил бы мне вреда. Или доктору Барретту. Я знала, что это не может быть он, несмотря на все свидетельства, — просто чувствовалось, что это не так. Он такая же жертва дома, как и прочие. — Флоренс посмотрела на скептическое лицо Фишера. — Как вы не видите? Его держит здесь его отец.
Он молча смотрел на нее, желая поверить тому, что она сказала, но боясь стать рабом чужого мнения.
— Как вы не видите? — нетерпеливо повторила она. — Они враждуют, Дэниэл пытается сбежать из Адского дома, а отец делает все возможное, чтобы не допустить этого, и пытается настроить меня против Дэниэла, заставить меня поверить, что Дэниэл желает мне зла. А он не желает зла, он просто хочет...
Она так резко замолкла, что Фишер прищурился.
— Чего?
— Чтобы я помогла ему.
— Вы хотели сказать не это.
— Нет, это. Я единственная, кто может ему помочь. Только мне он доверяет. Как вы не видите?
Фишер осторожно посмотрел на нее.
— Надеюсь, что вижу, — сказал он.
* * *
15 ч. 47 мин.
Эдит села и свесила ноги с кровати. Взяв со столика часы Лайонела, она открыла крышку. Около четырех. Как он сумеет до завтра подготовить свой аппарат?
Она посмотрела на спящего Барретта и с беспокойством подумала о том, что муж уже не так уверен в себе, как заявляет. Не то чтобы он показывал это, даже ей. Когда дело касалось его работы, это был человек непоколебимой самоуверенности, так было всегда.
Резко встав, Эдит подошла к книжному шкафу и открыла дверцу. Да, и муж, и Фишер ее предостерегали. Но ведь ничего не случилось, верно? Бренди просто дает ей расслабиться, вот и все. Если она собирается остаться в этом доме до завтра, то должна, черт возьми, предпринять шаги, чтобы это пребывание было терпимым.
Она отнесла графин и серебряную стопку на стол, налила себе бренди и выпила одним глотком. Алкоголь обжег горло, и она, откинув голову, закрыв глаза и широко раскрыв рот, втянула в себя воздух. Как будто горячий сироп пролился ей в грудь и живот, и тепло распространилось по телу, пульсируя в жилах.
Эдит налила еще стопку, пригубила и присела на стол, отодвинув ящик с рукописью Лайонела. Потом еще пригубила бренди, а потом, снова запрокинув голову и закрыв глаза, с выражением наслаждения на лице опрокинула всю стопку.
Ей вспомнилась ситуация в парилке, но она постаралась отогнать тягостные мысли о том, что на определенном этапе ее взбесила его импотенция, как будто причиной тому были не последствия болезни, а его эгоизм. Эдит встревожилась при мысли, что он хочет отправить ее в Карибу-Фолс лишь потому, что она раздражает его своими приставаниями.
Она моргнула. Было страшно думать о Лайонеле. Конечно, если бы мог, он бы занялся с ней любовью.
«Занялся бы?» — возник в голове вопрос. А вообще когда-нибудь его заботил секс с ней?
Она импульсивно потянулась к графину и уронила ящик с рукописью на пол, листы разлетелись по ковру. Эдит хотела собрать их, но потом, нахмурившись, передумала. Пусть валяются. Можно собрать потом. Закрыв глаза, она опрокинула в рот еще стопку.
Слезая со стола, она чуть не упала. «Я напилась», — мелькнула в голове мысль, и возникло чувство вины. "Мама была права: я такая же, как он, — подумала Эдит, но прогнала эту мысль и ответила невидимой матери: — Нет, не такая! Я хорошая девочка. Черт! — помрачнела она. — Какая же я девочка — я женщина, и у меня есть естественные желания. Он должен это понимать. Не такой уж он и старый. И не такой уж импотент. Это все его религиозная мамаша, а не полиомиелит. Это..."
Эдит снова прогнала неприятные мысли и, покачиваясь, прошла через спальню к книжному шкафу. В руках и ногах ощущалось тепло, а голову охватило приятное отупение. И Лайонел, и Фишер ошибаются: напиться — вот единственный ответ. Ей подумалось о буфете со спиртным на кухне. Может быть, она возьмет оттуда бутылочку бурбона — или две. Может быть, стоит напиться до беспамятства и так дождаться утра.
Она вытащила пустую книгу так быстро, что та выскользнула из рук и с шумом упала на ковер, фотографии рассыпались по полу. Эдит опустилась на колени и стала рассматривать одну за одной, машинально облизывая верхнюю губу. На глаза попалась фотография двух женщин, лежащих на столе в большом зале и занимающихся оральным сексом. В комнате словно становилось все жарче и жарче.
И вдруг Эдит отшвырнула фотографии, как будто они обожгли пальцы. «Нет», — испуганно пробормотала она и вздрогнула, оглянувшись на заворочавшегося Лайонела, потом неуклюже встала и огляделась, как загнанный зверь.
Эдит быстро вышла в коридор и закрыла за собой дверь, вздрогнув от хлопка, — ей хотелось выйти потише. Помотав головой, чтобы прояснить мысли, она направилась к комнате Фишера.
Его у себя не было. Эдит заглянула в комнату, не зная, что делать. Закрыв дверь, она повернулась и отправилась назад по коридору, забирая вправо, пока не коснулась перил, и, схватившись за них, чтобы удержать равновесие, двинулась к лестнице. По какой-то странной причине дом уже не казался страшным. «Еще одно доказательство, что алкоголь — не такая плохая штука», — подумалось ей.
Эдит спустилась по лестнице с ощущением, что летит по воздуху. Смутно вспомнился какой-то фильм про Юг, который показывали на одном из религиозных бдений. Врезалось в память лишь то, как какая-то женщина в кринолине скользит вниз по лестнице, словно скатывается с горки. И она чувствовала себя так же, сама не понимая, откуда в ней взялась эта уверенность.
Мерцание, слабое, слишком мимолетное, чтобы заметить. Эдит моргнула и замерла. Ничего. Она продолжила спуск. Наверное, он в большом зале. Он всегда там, где кофе. Эдит не помнила, чтобы он что-то ел. Не удивительно, что такой худой.
Пройдя через вестибюль, Эдит услышала треск чего-то деревянного и остановилась, но, поколебавшись, снова двинулась вперед. «Конечно», — подумала она и улыбнулась. Никогда в жизни ей не было так легко и весело. Она закрыла глаза. «Я лечу, — пронеслось в голове. — Отец и дочь — вечные пьяницы».
Эдит остановилась под аркой и прислонилась к стене, хлопая глазами. Взгляд с трудом сфокусировался на стоящем спиной к ней Фишере. Он ломом отдирал доски контейнера. «Очень мило», — подумалось ей.
Она вздрогнула, когда Фишер обернулся и замахнулся ломом, как будто собираясь ударить врага. Он так быстро повернулся, что сигарета выпала из губ и дугой полетела на пол.
— Kamerad, — сказала Эдит и подняла руки, словно сдаваясь.
Фишер смотрел на нее в молчании. Она видела, как взволнованно вздымается его грудь.
— Вы рассердились? — начала было Эдит, но он перебил ее:
— Какого черта вы тут делаете?
— Никакого.
Она оттолкнулась от стены и, покачиваясь, направилась к нему.
— Вы пьяны? — ошеломленно проговорил он.
— Немного выпила, если вас это касается.
Фишер положил лом на стол и двинулся к ней.
— Лайонел будет рад, что вы... — Она беззаботно махнула рукой в сторону машины.
Фишер подошел и взял ее за локоть.
— Пойдемте.
Она оттолкнула его.
— Идите сами. — И пошатнулась, но поймала равновесие и повернулась к машине.
— Миссис Барретт...
— Эдит.
Фишер снова взял ее за локоть.
— Пойдемте. Вам не следует отходить от мужа.
— С ним все в порядке. Он спит.
Фишер попытался повернуть ее, но она сопротивлялась и с тихим смешком снова его оттолкнула.
— Ради Бога! — раздраженно рявкнул он.
Ее губы растянулись в дразнящей улыбке.
— Нет, не ради него.
Фишер в замешательстве посмотрел на нее.
Когда она двинулась к столу, все вокруг расплывалось у нее в глазах, и смутно казалось, что за пределами видимости в зале полно народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39