А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

вот и кончается их фронтовое братство. Вот и расстаются они — уходят, чтобы каждому в одиночку встать против всех тех сотен и тысяч врагов, которые окружали их со всех сторон и которые будут к ним такими же безжалостными, какими будут они сами по отношению к этим врагам.
Мгновение, может, секунду, они смотрели друг на друга, мгновение, а может, секунду, им всем захотелось обняться, чтобы опять, как на нарах, почувствовать тепло товарища, но все сдержались, тревожно и выжидающе посматривая на Костю.
Жилин облизал обветренные, сейчас чуть посиневшие губы:
— Ну вот, ребята… Дошли. Теперь — как совесть подскажет… Засядько — вдоль шоссе, до опушки, а там — выбирай. Малков — пойдешь с ним, оставишь и пойдешь дальше. Но дистанция — не меньше трехсот метров. Джунус — со мной.
Они расстались, н когда через минуту Костя оглянулся — ребята словно растаяли, и это больно ударило по сердцу…
У первых по пути кустов Жилин остановился и жестом показал Джунусу, куда ему следует двигаться, Джунус кивнул, вошел в кустарник и тоже растаял. Костя пошел вперед, выбирать себе огневую, в напряжении расставаний не услышав начавшуюся сзади перестрелку.
На противоположной опушке перелеска рос хилый осинник и березняк, но чуть отступя от кромки, высилось несколько матереющих елей. Видно, здесь когда-то стоял хороший ельник, но немцы повалили его на накаты для блиндажей. Ветви лежали огромными, заваленными истоптанным снегом кучами. Костя огляделся, осторожно поворошил еловые побуревшие лапы н решил: одна огневая есть. Потом влез на ель, приладился и понял — и вторая огневая тоже имеется.
— Развиднеется — найдем запасные…
Отсюда, с ели, были видны поля или луговины, опушки перелесков и кустарники. Где-то здесь, на опушках, раскинулись и огневые немецких пушечных и минометных батарей.
Все сходилось с картой, и Жилин оглядел свой тыл: как ни говори, а может статься, и драпать придется…
И уж только после этой невеселой мысли он, как бы вторым сознанием, понял, что перестрелка в его теперешнем тылу, а значит, на немецких позициях, все разгоралась и разгоралась. Слышались крики, команды, а потом стали рваться гранаты. Он слушал эту огневую кутерьму, примечая ее постепенное затухание.
— Накрылись разведчики… — вслух сказал, но подумал о своих ребятах: они тоже слышали бой и тоже поняли, что к чему…
Глава пятнадцатая
К утру на НП комбата Басина стало тесно — как-то сами по себе собрались командирыартиллеристы. Приближалось время артиллерийской подготовки, наступления, и офицеры пришли уточнить цели, пути выдвижения батарей в случае удачной атаки. Все это, в сущности, было давно рассчитано и определено, но хотелось еще раз уточнить не в официальной, штабной обстановке, а вот так, как бы своей офицерской компанией, собираться которой приходилось очень нечасто. И пока спорили, уточняли и просто смеялись, как-то просмотрели и прослушали начало боя в немецкой обороне, а когда он разгорелся — притихли. Выходило, что разведчики — о снайперах артиллеристы не знали — практически выдали предстоящее наступление. И кто-то горячий предложил:
— Надо дать огонька, прикрыть.
Капитан Басин раньше других услышал эту перестрелку, раньше других понял все ее возможные последствия для наступления, но быстрее других справился с предчувствиями.
Работая начальником цеха, он знал, что редкое задание выполняется сразу, с первого захода. Всегда возникают какие-нибудь совершенно непредвиденные препятствия, которые, на первый взгляд, начисто отметают саму надежду выполнить задание. Но постепенно разбираясь в происшедшем, прикидывая свои возможности, он всегда находил выход, и чаще всего совсем не тот, который приходил на ум в первые минуты неприятности. Потому, прислушиваясь к перестрелке и понимая, что происходит, он быстрее других пережил ощущение провала, обдумал один, другой вариант и, наконец, убедился, что еще не все потеряно. И вот, когда артиллерист предложил дать огонька, сразу мелькнули новые мысли.
— По своим или по немцам ударим? — спокойно спросил Басин.
— Ну, так ты ж, наверное, знаешь, где твои ребята ползают, — сказал артиллерист.
— Ребята-то не мои — полковые. Я б, может, и не посылал… И где они там, я не знаю и отсюда не вижу… Как и ты.
Скоро яз глубины ударили наши минометчики, стараясь помочь разведчикам. Басня приказал телефонисту вызвать восьмую роту и как можно спокойней не то что приказал, а попросил:
— Дайте немного огоньку и побегайте по траншеям.
Командир восьмой роты не понял комбата:
— Зачем же… бегать? Скоро ж…
— Вот потому, что скоро, и побегайте, разомнитесь. Пошумите. Понял?
Он растолкал артиллеристов и застыл у амбразуры.
В восьмой роте ударило два пулемета и несколько автоматов. Они били лениво, но трассы ложились верно, на немецкой передовой. Потом донесся сдержанный шумок бегущих ног, звяканье металла. С немецкой стороны тоже открыли огонь.
Сдвинув на затылок каску, подставляя горячий лоб острому влажно-морозному ветру, Басин только секунду-две думал о снайперах и о своем, кажется, неверном решении послать их в тыл врага, но усилием воли отогнали эти мысли. Снайперов — четверо, а у него — четыре сотни людей, и думать нужно было прежде всего о них. Обеспечивать им выполнение задачи.
Он опять вызвал восьмую роту и приказал:
— Как только зашевелится Мкрытчан, огонь свертывай и людей в укрытия. Все понял? — Командир восьмой роты ничего не понял, но сказал "так точно". Тогда Басин вызвал Мкрытчана:
— Слушай, дорогой, введи в дело кочующие и пошуми в окопах. Ты меня понял?
— Конечно! Надо выманивать из укрытий? Так, капитан?
— Правильно мыслишь. Десять — пятнадцать минут, и затихай. Уразумел?
— Красиво может получиться…
Когда Басин передал трубку телефонисту, майор, туго стянутый крест-накрест и поперек блестящими ремнями, командир дивизиона резервного гаубичного полка, не скрывал легкой насмешки, спросил:
— Зачем эти представления, капитан? Ведь гибнут ваши люди.
Артиллеристам, люди которых сидели сейчас на огневых позициях далеко в тылу, а впереди, но все-таки несколько позади пехоты, расположились только разведчики и связисты, наверное, была непонятна эта жестокость комбата, который не только ничего не предпринимал для спасения полковых разведчиков, но, наоборот, подставлял под удар тех самых солдат и офицеров, которые через час-полтора должны будут идти в наступление.
Капитан Басин, не отрываясь от амбразуры, по наступившей напряженной тишине понял, что думают артиллеристы, развернулся боком и ответил спокойно, может, даже излишне спокойно:
— Как я понимаю, все вы, как и я, придумать что-нибудь такое, что могло бы выручить разведчиков, не в силах. Не так ли? — Он сделал паузу. — Следовательно, всем нам остается только сожалеть о случившемся. Можно даже снять головные уборы. Но мне важно поставить внезапно сложившуюся обстановку себе на службу. Я заставляю противника вывести свою живую силу в траншеи, под удар артиллерии. Именно поэтому и занимаюсь, как вы совершенно правильно отметили, представлениями. — Он опять помолчал, давая офицерам осмыслить сказанное и представить, что получится, если его.
Басина, замысел удастся. — Через десять-пятнадцать минут после начала артподготовки, а может быть, и раньше, это будет зависеть от обстановки, я начну выводить батальон из траншеи на ничейку. Если я этого не сделаю. противник накроет батальон в наших траншеях. Тут все пристреляно. По ничейке, полагаю, противник бить не станет. Но на всякий случай убедительно прошу дать дымовых снарядов… у кого они есть. Надо спутать карты.
— А если отрыв снарядов? спросил кто-то.
— От этого никто не гарантирован. Но, как я полагаю, вы, кадровые офицеры, помните довоенную учебу, и, в частности, постановку огневого вала. До сих пор, насколько мне известно, огневого вала вы не организовывали. Вспомните, пожалуйста. — Он резко повернулся к ним лицом. — Понимаете, если вы не поможете, я оборону не прорву, а батальон положу.
Артиллеристы молча переглядывались — все понимали, что огневой вал требует предельной слаженности не только расчетов, но и батарей и дивизионов, словом, всех, кто будет участвовать в его постановке. Но даже при идеальной слаженности подразделений нужен еще и единый центр, который организовывал бы и руководил переносами огня. Все это понимали и надеялись. что комбат сейчас же позвонит начальнику артиллерии полка, согласует с ним эти сложные вопросы, а уж оттуда последуют распоряжения, новый план артподготовки, сигналы и так далее. Но все, хоть и ждали этого. понимали, что до начала боя осталось слишком мало времени, чтобы успеть проделать всю эту огромную штабную работу, результаты которой, конечно же, должен утвердить если не командир дивизии, то хотя бы ее начальник артиллерии.
Басин все решал по-своему. Он обратился к командиру дивизиона, майору:
— Как вы понимаете, времени у нас нет. Вот почему я не приказываю, а прошу вас лично, товарищ майор, — вы старший по званию и по… калибру, примите на себя руководство и ответственность. Имейте в виду — у меня иного выхода нет и власти нет. Я могу только просить.
Артиллеристы молчали. Майор откашлялся:
— Время…
— Вот именно? Потому и прошу — пусть даже не огневой вал. Пусть просто скачок огня.
От первых ко вторым траншеям. Но согласованный по времени. Понимаете — ваш скачок, а мои в атаку. Это можно?
— Полагаю, можно, товарищ капитан… — Майор оглядел артиллеристов. — Есть возражения? Нет? Тогда давайте согласуем сигналы.
Когда артиллеристы разошлись по своим НП, Басин попросил соединить его с командиром полка и, не дав тому опомниться, доложил:
— Задуманное нами не получилось.
Подполковник крякнул, хотел было спросить: "А ты куда смотрел?", но вовремя понял и всю ненужность вопроса и всю сложность положения. Басин уже осторожней сообщил:
— Я приказал создать видимость, что активность имеется только у Мкрытчана и соседа слева. Пусть считают, что все это задумка местного дурака. Вроде той, что была у них перед Новым годом. Если это не удастся, то вас это не коснется — все приму на себя.
Подполковник опять промолчал, оценивая и слова комбата и обстановку. Его резанули басинские слова: "все приму на себя", но, взглянув на карту, подполковник понял мысль комбата, его истинно офицерское благородство — он отводил неприятности от вышестоящего командира…
— Что ж… Спасибо и на этом. Придется докладывать… А в остальном?
— Мелкие коррективы, ничего существенного. С «богами» договорился.
Подполковник уже достаточно хорошо знал Басина, и эти его слова насторожили и в то же время успокоили. Басин попусту рисковать не будет и, уж конечно, не подведет командование.
На всем этом маленьком участке фронта Басин был самым главным, таким, в которого верили или хотели верить больше, чем в бога. Но, оказывается, в первой же передряге он не сделал того, что, по логике, должен был сделать, — спасти разведчиков и снайперов.
Разведчики еще так-сяк… У них судьба такая. А вот снайперы… Где ж это видано — посылать снайперов в тыл противника, на верную смерть. До этого ж додуматься нужно!
Видно, у нас в батальоне все не так, как у людей. Умней всех стараются быть. При Лысове такого не бывало — он людей зря на смерть не посылал. А этот послал.
Смутные эти мысли расползались не столько оформленные в слова, сколько в намеках, взглядах, вздохах, медленно создавая настрой батальона, уверенно ссаживая Басина с тех высот, на которые он был возведен тем же батальонным настроем. И если несколько часов тому назад Басина уважали, даже любили, а главное, верили ему, то теперь его только боялись: сами возносили и сами боялись громов и молний с тех подоблачных высот…
Глава шестнадцатая
Алеша затравленно огляделся, увидел откровенно смеющиеся, тщательно выбритые перед боем лица санитаров и санинструкторов, заглянул в огромные гневные глазищи фельдшерицы и уже набрал воздуха, чтобы выругаться, но вдруг покорился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55