- Кончай! - оборвал его Андрей. - Позвони Косте, что встреча отменяется. Приведите в порядок одежду. Чтоб никаких следов! Если будет что-нибудь новое, - связь через Костю. Никаких встреч!
Добавил уже другим голосом:
- И постарайтесь не хныкать! Духом не падайте! Произошла осечка. Но мы с лихвой искупим! Понял!
Не очень уверенно Коля кивнул головой.
- Всё.
Когда Андрей пожал ему руку, Коля скривился.
- Чего ты, - спросил, нахмурившись, Андрей.
- Руку... Ты вчера мне по ней саданул, - как бы оправдываясь, объяснил Коля. Задрал рукав пиджака и рубашки. Показал: ниже локтя большой синяк. Трогать больно, - виновато сказал Коля.
- Сходи к врачу, может, трещина.
- Да нет, зашиб просто. Трещина была бы - рукой не шевельнул бы. В детстве было такое... - почему-то радостно затараторил Коля.
- Ну ладно, уходи. Да носа не вешай!
Коля убежал.
Андрей поднялся наверх, зашел в аудиторию, взял тетради. В дверях столкнулся с деканом, но даже не поздоровался, прошел мимо. Декан удивленно посмотрел ему вслед.
На улице долго о чем-то раздумывал. Потом достал деньги, пересчитал. Свистнул проходящему такси. Сел на заднее сидение. У метро "Нарвская" расплатился. Нашел свободную телефонную будку, набрал номер.
- Вадим, это я. У тебя есть кто-нибудь? Тогда выйди. Есть время? Порядок.
Вадим появился встревоженный.
- Что-нибудь случилось?
- Ничего, - спокойно ответил Андрей. - Просто захотел увидеть тебя. Поговорить... надо...
- Ну, слава Богу, - облегченно вздохнул Вадим. - Я не ждал твоего звонка... по крайней мере, сегодня. Подожди, я сбегаю, газ выключу. Отец спит.
- О твоем варианте поговорить хочу, - сказал Андрей, когда Вадим вернулся.
Они пошли переулком в сторону от многолюдного проспекта.
Долго шли молча.
- Вот что скажи, Вадим, - наконец решился Андрей, - как ты со своим вариантом в мире зла жить собираешься? Если я правильно понимаю, он начисто исключает борьбу? Праведность для себя - ведь это самовыключение из неправедного мира? В общем расскажи мне о своем варианте. - И осторожно добавил: - Конечно, если можешь. И что можешь.
С каким-то отчаянием Вадим ответил:
- Боюсь!
- Чего?
- Не со мной бы надо тебе говорить! У меня же всё только в чувстве, я еще не всё словами определил...
- Но я же не прошу обращать меня! - возразил Андрей. - Я просто хочу понять тебя. Говори как можешь. Если и не пойму, - ничего страшного! Я не хочу с тобой спорить. Я хочу только послушать тебя.
- Я попытаюсь, - неуверенно ответил Вадим.
Еще некоторое время шли молча.
- Жизнь ведь ничтожна во времени... Так? Но человеку дано понимание вечности. Откуда? Это же парадокс... А бесконечность! Можешь ты себе ее представить? Параметры не нашего бытия!
- По Канту шпаришь! - усмехнулся Андрей.
- По Канту? Нет. Едва ли... Я не читал его. Скучно...
Живо повернулся к Андрею:
- А правда? Истина! Мы с тобой сколько эти слова мусолим! Ведь никто не знает конкретно, что это такое!
- Улыбка счастливой женщины! - улыбнувшись, пробормотал Андрей.
- Что? - не понял Вадим.
- Извини, я так... Продолжай.
- Я хочу сказать, что каждый ищет смысла этих слов, но не находит... А ведь в сознании-то нашем есть, понимаешь, есть понятия правды, истины... Они будто даже не в нас, эти понятия, а над нами, а мы только головы задираем, да на цыпочках тянемся...
- Ты гений, Вадик! - весело рассмеялся Андрей. - Платона ты ведь тоже не читал!
Вадим насупился. Замолчал. Андрей взял его за локоть:
- Больше не буду! Мне интересно, честное слово!
Вдруг закрутил головой.
- Подожди минуту.
Подскочил к какому-то парню.
- Есть закурить?
Парень нехотя достал пачку сигарет, небрежно протянул Андрею.
Андрей попросил спички и, не поблагодарив, вернулся к Вадиму. У того даже горло пересохло от удивления:
- Андрей, случилось что-нибудь?
- Нет, - ответил Андрей, затягиваясь глубоко и с удовольствием. Разве я не имею права вести себя парадоксально?!
Юмора, однако, не получилось, и Вадим с еще большей тревогой смотрел на Андрея.
- Ну, хорошо, - сбивчиво заговорил Андрей, - вечность, бесконечность, правда, истина, добро, зло - параметры чего-то иного, чем мы. Назовем его Богом. Что меняется от этого в нашей жизни?
Вадим пытался было что-то сказать, но Андрей вдруг схватил его за плечо, остановил, заговорил громко и зло:
- А хочешь другую философию! У тебя кошка есть дома? Кошка, говорю, есть?
- Есть, - испуганно ответил Вадим.
- У твоей кошки одна цель - жить. Когда она хочет есть, она мяучит, когда ей холодно, она мяучит. А когда она сытая, что она делает? Мурлычет! А можешь ты мне объяснить, что это такое? В мурлыканье нет жизненного смысла. Это издержки бытия. Так вот слушай, доморощенный Платон, так называемая интеллектуальная жизнь человека, в которую входит и религия, есть мурлыканье высокоразвитого животного! Мурлыканье! Всё! И ничего больше!
- Что ты говоришь, Андрюша! - крикнул Вадим так громко, что оглянулась проходящая мимо женщина с пучками моркови в сетке. - А разум!
- Разум? - вдруг обрадовался Андрей, словно ждал этого вопроса. Разум - это шестое чувство самосохранения. У кошки их пять, у волка пять, а у человека шесть. То, что ты называешь разумом, развилось в человеке в связи с выпадом его из общей системы природы, где достаточно пяти чувств. Гипертрофия этого шестого чувства породила так называемую интеллектуальную жизнь, как обжорство порождает жировые наслоения. Жирному тепло, но он может и задохнуться от жира. Так и человек! Да! Именно так! Разум сохраняет жизнь и губит ее! Булка хлеба и атомная бомба - продукт хитрости-разума! Кошка не контролирует свое мурлыканье, оно непроизвольно. Творчестно человека - тоже! Спроси меня еще, что такое искусство, и я отошлю тебя к твоей кошке, которая играет с мышью, когда сытая! Хочешь формулировочку? Искусство - это...
- Не надо, Андрей!
- Надо! Боишься! А может быть, я говорю тебе ту единственную правду, которую человек не только боится, но и не хочет знать! О чем я? А! На-ка, проглоти! Искусство - это побочная функция нормально функционирующего живого организма! Каково! Эта функция присуща всем живым существам в соответствии со степенью их развития!
- А поэты, умирающие от чахотки!
Вадим покраснел от волнения.
- Например, кто? - злорадно спросил Андрей.
Вадим растерялся.
- Чахоточники и язвенники, Вадик, занимаются политикой, самым гнусным вариантом мурлыканья! Или тебе еще рассказать про комплекс неполноценности, чтобы ты не вспомнил про слепого Гомера и горбатого Эзопа! Человечество живет по тем же законам взаимопожира-ния и самовыживания, что и весь мир, идея же Бога, как и все прочие идеи - это опыты коллективного самоконтроля, попытки регулирования взаимопожирания!
Сигарета сама догорела в его руке, он еще попытался затянуться, но обжег пальцы, отшвырнул окурок. Он упал к ногам мороженщицы, она что-то закричала им обоим. Вадим поспешно затянул Андрея за угол, там они свернули в арку большого дома, вышли во двор, остановились. Во дворе никого не было.
Андрей успокоился, снова стал самим собой, в глазах погасла лихорадочность, движения стали сдержанными, лицо застыло в привычной маске твердости и уверенности. Таким знал его Вадим. Почти таким. Что-то новое появилось в глазах "командора". Новое было тревожным. Не добрым. Иначе не приковывало бы взгляда...
- Понимаешь, Вадик, - уже спокойно сказал Андрей, - я не вижу аргументов против того, что наговорил тебе. Хотел послушать тебя, а разболтался сам... Этот разговор был не нужен вовсе.
Вадим ответил ему с грустной уверенностью:
- У тебя что-то случилось. Серьезное? Не хочешь говорить, не нужно. Только... если это то, что я думаю...
- Ну, - разрешил Андрей.
- Ты остался один...? Я имею в виду твой вариант...
- Нет, я не один, - сказал Андрей, и тон означал, что тема исчерпана. - Я уезжаю. Надолго. Кое-кто из наших, возможно, тоже уедет. Постарайся с ними не встречаться. Так надо.
Вадим робко спросил:
- Чем-нибудь я могу... помочь тебе?
Андрей помолчал.
- Можешь. Новый телефон Ольги у тебя есть?
Вадим торопливо рылся в записной книжке.
- Есть. Записывай.
- Говори.
Вадим вспомнил, что Андрей никогда не записывал телефоны. Это была часть его системы.
Оба они расстались с предчувствием, что виделись последний раз.
Минут пятнадцать стоял Андрей у телефонной будки, пропустил очередь раз пять. Затем вошел. Набрал номер. Телефон Ольги был занят. Он повесил трубку и пошел прочь.
3. Телефоны
Прошло пять дней. На шестой вечером в квартире Константина зазвонил телефон. Сначала его никто не услышал, так было шумно. Потом девица в голубом платье пропищала:
- Костик, да телефон же!
Константин вышел в коридор. Снял трубку. Вяло ответил.
- Костя, это я, привет!
- Коля?
Обрадованный, что узнан, Коля захихикал.
- У тебя ничего?
- Ничего, - ответил Константин.
- У меня тоже... всё тихо.
Коля покашлял в трубку. Разговор не клеился.
- Знаешь, я сидел, сидел в своей комнате, что-то тошно стало.
- Откуда звонишь?
- Из будки. На углу которая. Я тебе помешал?
- Да нет...
Коля усиленно сопел в трубку.
- Слушай, Кость, если я спрошу, ответишь честно?
- Спрашивай, - сказал Константин, вздохнув.
- Ты... это... ну... ведь презираешь меня? Да?
- Чего? - изумился Константин.
- Ты не отпирайся, Костя! Я знаю! И вообще, это правильно...
Константин закричал в трубку:
- Ты чего там мелешь! Выпил?
- Нет! Честное слово, нет! - заоправдывался Коля. - Ты только подожди, не бросай трубку, я хочу сказать, поговорить... по-другому-то ведь не получится, по телефону только... А я не выпивал, честное слово! Мне нельзя выпивать, у меня язва двенадцатиперстной кишки... Спирт только можно немного. А где его возьмешь... Дорогой... А вина нельзя, сразу кишки резать начинает... и острого ничего нельзя... огуречный рассол, например, вкуснятина, а нельзя.
Коля тараторил.
- У тебя язва? - рассеянно спросил Константин. - Я не знал...
Наверное, никто не знал.
- Слушай, Костя, - продолжал Коля торопливо, словно боялся, что не успеет сказать, что его не дослушают... - Знаешь, я думал, что не люблю тебя! Правда! Я так думал! А вот сегодня сидел и понял, что я просто завидовал, как самый последний подонок завидовал... Я тебе всё скажу, понимаешь, мне надо сказать... Помнишь, юбилей наш отмечали, ты колбасы принес, я такой в жись не видел... сервилат называется. У меня потом всю ночь кишка болела, я еще выпил тогда... за юбилей... И я тебе завидовал... У тебя костюмы всякие... и я тоже завидовал. Я когда один, учился говорить, как ты, ну так, с юмором, у меня ничего не получалось, и я тоже завидовал... Ты этого не знал, но ты презирал меня... и правильно! Я подонок... был...
- Подожди, Коля, подожди! - пытался остановить его Константин, стараясь справиться с чем-то досадным в себе, что появилось захватило, жгло...
- Нет, нет, я еще не всё... Когда Андрей вариант свой сказал, я испугался, но я назло тебе согласился... Нет, не так... Я думал, ты не пойдешь. Я себе сказал: "Он не пойдет, а я пойду!" А ты тоже... Мне, честное слово, стыдно! Потом ты говорил, что в комнате свинство... Это ты правильно. Человек всегда должен быть аккуратным, но ведь, понимаешь, я еще в кочегарке работаю, сорок восемь часов в неделю. Накидаешься лопатой, придешь, руки не поднимаются, и зубрить надо... Не, я не оправдываюсь... то есть я пытаюсь оправдаться, чтоб ты понял... Знаешь, я решил, если всё... ну... пройдет хорошо, я по-новому жить буду! У нас теперь неизвестно как будет, так я решил... чтобы на душе чисто было, вот... Он снова засопел в трубку.
- Ты всё сказал? - голос у Константина дрожал. - Теперь я скажу. Слушай! Ты отличный парень, понял! А я всего-навсего пижон! Сытый пижон! Я не презирал тебя, но я был хамом! Если всё пройдет, мы будем друзьями! Ты веришь мне? Алло!
- Кость! Что мы натворили! А!
Эта фраза прозвучала так, что у Константина мурашки по спине пробежали.
- Да, - глухо ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10