Я подумала… Хм… — Вяземская поджала губы.
— Я журналист. Моя фамилия — Северцев. Еще раз простите, Анна Сергеевна. Конечно, я не имел права прерывать вашу лекцию. Тем более — не будучи профессионалом…
— Ваше замечание было вполне профессиональным, — сухо вставила Анна, но это звучало скорее как упрек, нежели похвала.
— Я много читаю, — пояснил Северцев. — Это помогает разобраться в некоторых тонкостях. Моя специализация — загадочные убийства.
Анна достала из сумочки конверт и положила на стол.
— Откуда у вас снимки?
— Я сделал их вчера на месте преступления.
— Какой ужас! Кто эта девушка?
— Она работала в модельном агентстве. Выступала под псевдонимом Ингрид.
— Это все?
— Ее убили в собственной постели.
— Я вижу, — язвительно усмехнулась Анна.
— Во время секса, — уточнил Александр..
— Нетрудно догадаться. Секс и насилие очень тесно связаны.
— К сожалению, — собеседник развел руками. — Остальные подробности мне пока неизвестны.
Вяземская поморщилась. Она ожидала от этой встречи большего.
— И чего же вы от меня хотите? Александр достал из конверта фотографии и разложил их на столе.
— Эти раны…
— Что вас смущает?
— Я не могу найти им объяснения.
— Именно это волнует читателей, будоражит нервы и поднимает рейтинг, не так ли?
— Разумеется, — кивнул журналист, сделав вид, что не заметил ее сарказма. — Но мне бы хотелось докопаться до причин. Все раны нанесены еще при жизни жертвы. Порезы — идеально ровные и сделаны будто по линейке. Зачем?
Анна покачала головой. Ей тоже не давала покоя эта мысль. Хотя, если разобраться, объяснение лежало на поверхности.
— «Умозаключения маньяка имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции», — процитировала Вяземская. — Ваши слова?
— Вы считаете, в данном случае речь идет о маньяке?
— Несомненно.
— Разве понятие «маньяк» не предполагает серийности преступлений?
Анна всмотрелась в лицо Северцева, размышляя, стоит ли говорить о точно таких же следах на теле Паниной… И решила, что не стоит.
Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.
— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.
— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.
— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.
— Может быть, это — часть какого-то ритуала?
— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.
— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?
— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?
— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.
— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.
Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.
— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!
— До свидания!
Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.
Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.
— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.
Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.
— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?
Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.
— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.
— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?
Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:
— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?
— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.
— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.
Он попрощался с Вяземской и ушел.
Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.
Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.
Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.
И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.
«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.
Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.
Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.
Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.
16
Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.
— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.
Рудаков покачал головой.
— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.
Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?
Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.
Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.
— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.
— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.
— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.
Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.
— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.
— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.
Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.
Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»
Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.
Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.
«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква «М» над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».
Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…
«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»
Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?
Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…
«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».
Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.
17
Было около восьми вечера. На город опустились нежные осенние сумерки. Воздух был наполнен прозрачной синью.
В пентхаусе многоэтажного дома на Соколе горел свет. Обнаженный мужчина расхаживал по квартире. Его мускулистое поджарое тело отражалось во множестве зеркал, развешанных по стенам. Негромкая мелодичная музыка струилась из динамиков дорогой квадросистемы.
Тонкая кисея на окнах надежно скрывала мужчину от любопытных глаз; впрочем, посторонний мог заглянуть сюда разве что из кабины вертолета.
Мужчина подошел к зеркалу и полюбовался на свое отражение. Литые рельефные плечи, тугие бицепсы, отлично прокачанная грудь. Упругий живот в равномерных квадратах мускулов.
Мужчина взял со столика бритву и стал ее править. Кожаный ремень залоснился, лезвие с каждым движением приобретало стальной насыщенный блеск.
Он поднес бритву к груди и срезал отросшие волоски. Ему не пришлось прикладывать никаких усилий; лезвие даже не коснулось кожи.
Мужчина остался доволен результатом. Он еще несколько раз провел бритвой по ремню и вдруг застыл.
Его отражение в зеркале задрожало, как водная гладь, нарушенная порывом ветра, и исчезло, уступив место другому образу — худой и невысокой, но великолепно сложенной темноволосой женщины со стрижкой каре.
Мужчина до боли закусил губу.
— Нет, это не то, что ты думаешь, — прошептал он. — Это — не измена. Ты же знаешь, я всегда тебя любил. И люблю. И — буду любить.
Видение не отвечало, и мужчина заволновался.
— Пойми, я делаю это для того, чтобы мы снова были вместе. Теперь уже — навсегда.
Ему показалось, что женщина еле заметно кивнула.
— Ты прощаешь меня?
— Да-а-а… — прошелестело в воздухе — столь явственно, что мужчина вздрогнул.
В зеркале снова был он. А в углу, под рамкой — фотография девушки. Она чем-то отдаленно напоминала пропавшее видение — похожие черты лица, такой же острый и длинный нос, густое темное каре… Но все же это была не ОНА. Мужчина не мог смотреть на фотографию без отвращения.
— Еще один шаг, — сказал он. — Еще один поворот ключа, отпирающего клетку. Я сделаю это — столько раз, сколько потребуется.
Мужчина прошел в ванную, принял душ и неторопливо побрился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я журналист. Моя фамилия — Северцев. Еще раз простите, Анна Сергеевна. Конечно, я не имел права прерывать вашу лекцию. Тем более — не будучи профессионалом…
— Ваше замечание было вполне профессиональным, — сухо вставила Анна, но это звучало скорее как упрек, нежели похвала.
— Я много читаю, — пояснил Северцев. — Это помогает разобраться в некоторых тонкостях. Моя специализация — загадочные убийства.
Анна достала из сумочки конверт и положила на стол.
— Откуда у вас снимки?
— Я сделал их вчера на месте преступления.
— Какой ужас! Кто эта девушка?
— Она работала в модельном агентстве. Выступала под псевдонимом Ингрид.
— Это все?
— Ее убили в собственной постели.
— Я вижу, — язвительно усмехнулась Анна.
— Во время секса, — уточнил Александр..
— Нетрудно догадаться. Секс и насилие очень тесно связаны.
— К сожалению, — собеседник развел руками. — Остальные подробности мне пока неизвестны.
Вяземская поморщилась. Она ожидала от этой встречи большего.
— И чего же вы от меня хотите? Александр достал из конверта фотографии и разложил их на столе.
— Эти раны…
— Что вас смущает?
— Я не могу найти им объяснения.
— Именно это волнует читателей, будоражит нервы и поднимает рейтинг, не так ли?
— Разумеется, — кивнул журналист, сделав вид, что не заметил ее сарказма. — Но мне бы хотелось докопаться до причин. Все раны нанесены еще при жизни жертвы. Порезы — идеально ровные и сделаны будто по линейке. Зачем?
Анна покачала головой. Ей тоже не давала покоя эта мысль. Хотя, если разобраться, объяснение лежало на поверхности.
— «Умозаключения маньяка имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции», — процитировала Вяземская. — Ваши слова?
— Вы считаете, в данном случае речь идет о маньяке?
— Несомненно.
— Разве понятие «маньяк» не предполагает серийности преступлений?
Анна всмотрелась в лицо Северцева, размышляя, стоит ли говорить о точно таких же следах на теле Паниной… И решила, что не стоит.
Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.
— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.
— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.
— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.
— Может быть, это — часть какого-то ритуала?
— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.
— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?
— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?
— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.
— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.
Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.
— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!
— До свидания!
Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.
Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.
— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.
Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.
— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?
Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.
— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.
— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?
Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:
— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?
— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.
— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.
Он попрощался с Вяземской и ушел.
Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.
Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.
Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.
И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.
«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.
Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.
Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.
Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.
16
Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.
— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.
Рудаков покачал головой.
— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.
Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?
Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.
Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.
— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.
— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.
— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.
Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.
— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.
— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.
Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.
Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»
Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.
Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.
«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква «М» над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».
Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…
«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»
Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?
Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…
«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».
Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.
17
Было около восьми вечера. На город опустились нежные осенние сумерки. Воздух был наполнен прозрачной синью.
В пентхаусе многоэтажного дома на Соколе горел свет. Обнаженный мужчина расхаживал по квартире. Его мускулистое поджарое тело отражалось во множестве зеркал, развешанных по стенам. Негромкая мелодичная музыка струилась из динамиков дорогой квадросистемы.
Тонкая кисея на окнах надежно скрывала мужчину от любопытных глаз; впрочем, посторонний мог заглянуть сюда разве что из кабины вертолета.
Мужчина подошел к зеркалу и полюбовался на свое отражение. Литые рельефные плечи, тугие бицепсы, отлично прокачанная грудь. Упругий живот в равномерных квадратах мускулов.
Мужчина взял со столика бритву и стал ее править. Кожаный ремень залоснился, лезвие с каждым движением приобретало стальной насыщенный блеск.
Он поднес бритву к груди и срезал отросшие волоски. Ему не пришлось прикладывать никаких усилий; лезвие даже не коснулось кожи.
Мужчина остался доволен результатом. Он еще несколько раз провел бритвой по ремню и вдруг застыл.
Его отражение в зеркале задрожало, как водная гладь, нарушенная порывом ветра, и исчезло, уступив место другому образу — худой и невысокой, но великолепно сложенной темноволосой женщины со стрижкой каре.
Мужчина до боли закусил губу.
— Нет, это не то, что ты думаешь, — прошептал он. — Это — не измена. Ты же знаешь, я всегда тебя любил. И люблю. И — буду любить.
Видение не отвечало, и мужчина заволновался.
— Пойми, я делаю это для того, чтобы мы снова были вместе. Теперь уже — навсегда.
Ему показалось, что женщина еле заметно кивнула.
— Ты прощаешь меня?
— Да-а-а… — прошелестело в воздухе — столь явственно, что мужчина вздрогнул.
В зеркале снова был он. А в углу, под рамкой — фотография девушки. Она чем-то отдаленно напоминала пропавшее видение — похожие черты лица, такой же острый и длинный нос, густое темное каре… Но все же это была не ОНА. Мужчина не мог смотреть на фотографию без отвращения.
— Еще один шаг, — сказал он. — Еще один поворот ключа, отпирающего клетку. Я сделаю это — столько раз, сколько потребуется.
Мужчина прошел в ванную, принял душ и неторопливо побрился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44