Как правило, мертвецы безобидны. Нам не угрожает опасность нападения со стороны Юлия Цезаря. Гладстон больше не выступит в парламенте. Диккенс не напишет нового романа. Все они покоятся с миром – если современные Ювеналы оставляют их в покое. Но есть люди, которые искренне радуются, узнав, что генерал Икс, оказывается, был трусом, а леди Игрек – алкоголичкой. Вот таким был и Феликс Хей.
В чем тут дело? Послушайте меня! Наверняка многие из вас помнят, что в детстве вдруг услышали, как ругается в сердцах мать или старшая сестра. А может, увидели, как ваш величественный двоюродный дедушка украдкой целует горничную за дверью. А может, услышали неприглядную историю о каком-либо родственнике. Готов поспорить: вы были оскорблены в лучших чувствах. Со мной именно так и было – как и почти со всеми. Мы и не подозревали, что наши близкие тоже грешны. Большинство из нас, разумеется, потом перерастают детское изумление. Мы грубеем и понимаем, что обман неотъемлемая часть жизни.
Но Феликс Хей так и не вырос из детских штанишек. Зато стремление узнавать что-то дурное превратилось у него в увлечение, стало источником радости и довольства. Он обожал раскапывать неприглядные факты о своих знакомых. Затем хитро и ненавязчиво намекал, что кое о чем ему известно, – просто ради того, чтобы посмотреть, как они станут себя вести. У него и в мыслях не было, что он причиняет кому-либо вред. Он вовсе не собирался никого разоблачать публично. Просто у него было такое хобби.
Г. М. помолчал.
– Конечно, для удовлетворения его страсти требовались люди знатные или знаменитые. Он на них просто помешался. Но, к сожалению, таких друзей у него не было. Феликс Хей был обыкновенным дельцом средней руки, который не выбился в высшее общество. Так что ему пришлось довольствоваться кругом своих друзей. То есть… – Г. М. обвел пальцем молчаливую группу людей за столом.
– Теперь ясно, – задумчиво произнес Бернард Шуман. – Сам я никак не мог понять… Я чуть с ума не сошел, гадая, зачем ему все это было нужно. Я понятия не имел, чем так привлек его. Он меня почти не знал!
– С Питером Фергюсоном он вообще не был знаком, – возразил Г. М., – только знал, что тот очень опасный малый. Он узнал о Фергюсоне от его жены и сразу почувствовал к нему интерес… – Г. М. резко сменил тему: – То, что я вам сообщу сейчас, не более чем мои домыслы. Как Хей узнал то, что узнал, – тайна, которая умерла вместе с ним и которая не имеет отношения к нашей насущной проблеме. Кое-что он действительно раскопал. А теперь я должен вас успокоить. Все улики, свидетельствующие о ваших грешках, уничтожены. Поэтому не стоит метать в меня молнии из-за того, что здесь присутствует зловещий старший инспектор Мастерс. У него против вас ничего нет. Следовательно…
Сэр Деннис Блайстоун встал со своего места. Сандерс и Марша не сводили с него глаз. Пока Г. М. говорил, сэр Деннис слушал его, положив руку на плечо жены и то и дело рассеянно поглаживая его. Очевидно, жест мужа коробил леди Блайстоун и в то же время доставлял удовольствие. Наконец знаменитый хирург торжественным видом направился прямиком к Мастерсу:
– Старший инспектор…
– Да, сэр?
– Позвольте вернуть вам ваш блокнот. Я вытащил его у вас из кармана, пока раскладывал манто в спальне.
– Деннис! – взвизгнула леди Блайстоун, но тут же опомнилась.
– Должен признаться, сэр, – отчеканил Мастерс, – сейчас не лучшее время для шуток…
– Совершенно верно! – кивнул Блайстоун. Вдруг все увидели, что он широко улыбается. – Я просто выполняю предписания моего друга, Генри Мерривейла. Вы видите перед собой опытного жулика-дилетанта, который отныне не намерен скрывать от друзей свою маленькую слабость… Боже, какое облегчение! – добавил он после паузы. – Оказывается, все так просто! Мне все равно, даже если завтра заметка обо мне появится в «Дейли мейл». Что с тобой, Джуди?
– Деннис, ты дурак! Ты совершенно…
– Заткнитесь! – спокойно осадил супругов Г. М.
Впервые за весь вечер леди Блайстоун удостоила его взглядом.
– Сэр Генри, сегодня вы, кажется, зашли дальше, чем обычно.
– Заткнитесь! – заревел Г. М.
Казалось, старик вот-вот швырнет в нее «Логовом дракона». Сандерс понимал, в чем дело: Г. М. тоже испытывал облегчение. Молодому судмедэксперту уже приходилось наблюдать за поведением Г. М. в суде.
Однако до счастливого финала было далеко. Все сознавали: среди них, в этой самой комнате, находится убийца. Но кто же он?
– Кто-нибудь еще желает сделать признание? – обратился к присутствующим Г. М. – Облегчите душу, вам станет лучше.
Он посмотрел на миссис Синклер. Та ответила ему задумчивым взглядом из-под полуопущенных век. Бонита Синклер никогда еще не выглядела такой рассеянной, такой непорочной и в целом – такой непостижимой. Как будто для того, чтобы позлить леди Блайстоун, она положила ногу на ногу. Невинное выражение ее лица совершенно не подходило к столь развязной позе.
– Только не я, спасибо, – улыбнулась она. – Не сомневаюсь: многие считают, что я гораздо хуже, чем есть на самом деле, – что я убийца, например. Жаль, но мне не в чем признаться. Что я могу сказать? Я зарабатываю на жизнь. Торгую картинами.
Леди Блайстоун смерила ее надменным взглядом.
– Я торгую картинами, – повторила Бонита Синклер. – Если же у меня есть и другая профессия, то должна сказать, что ее освоили многие выдающиеся дамы, а полицейские интересуются ею только тогда, когда они не на службе. Женщина, которая не преуспела в роли жены, заслуживает моего сочувствия. Вот и все. Никакого преступления я не совершала.
– Погодите! – Г. М. резко осадил леди Блайстоун, которая собралась уже вставить свое слово. – Давайте все выясним раз и навсегда. Любые обвинения в адрес этой дамы, сплетни и вообще болтовня обречены на провал. Французская полиция на ее счет не питает никаких подозрений. Итальянец в Монте-Карло, тот самый, о котором ходило столько таинственных слухов, скончался от аппендицита. О том, чтобы обвинить миссис Синклер в убийстве, и речи не шло. Когда умер Фергюсон, она находилась в Скотленд-Ярде…
– Спасибо, сэр Генри, – проговорила Бонита Синклер. – Так вы мне и сказали, когда были днем у меня дома. Зачем снова все повторять?
– Сейчас поймете. Единственное, что имелось против вас у Хея, – это два письма, в которых шла речь о поддельных Рубенсе и Ван Дейке. В них вы гарантировали их подлинность…
– Снова клевета!
– Разумеется, – кротко согласился Г. М. – Но мне необходимо было упомянуть о письмах. – Он повернулся к Шуману. – Вы правы, сынок, мы с вами незнакомы. Но я знаю, кто вы. Не хотите рассказать, какую улику против вас приберег Хей, обвиняя вас в поджоге?
В комнате вдруг стало очень тихо. Мастерс переминался с ноги на ногу, стоя на огнеупорных кирпичах у камина, как будто готовился к забегу. Бернард Шуман вдруг рассердился.
– Будь все проклято! – воскликнул он, сжимая кулаки. – Как мне надоели ваши нелепые угрозы! Днем приходил ко мне старший инспектор и повторил все сплетни, добавив свеженькое: обвинение в убийстве. Предполагается, что я поджег собственный склад и убил мистера Низама Эль-Хакима…
Его слова весьма удивили Сандерса, который ничего не слышал о новом повороте дела. Шуман показал на улыбающегося египтянина:
– …которого я имею честь вам представить. Как видите, он находится в добром здравии.
– Enchante, – поклонился Эль-Хаким, как будто его только что познакомили со всеми присутствующими.
– Извинений я не требую, – продолжал Шуман. – На извинения нечего и надеяться! Но я настоятельно прошу вас проявить порядочность и прекратить клевету. Полагаю, вы не обвиняете меня в поджоге собственного склада?
Г. М. печально покачал головой и принялся рассматривать сигару, которую вертел в пальцах.
– Нет, сынок. Вовсе нет!
– Тогда?..
– Собственно говоря, по-моему, склад поджег он. – Г. М. показал пальцем на Низама Эль-Хакима.
Никогда раньше доктор Сандерс не видел такого завораживающего и вместе с тем неприятного зрелища: на его глазах темнокожий человек сделался совершенно белым. Египтянин вскочил со своего стула и разразился длинной тирадой на ломаном французском. Он тараторил так быстро, что после первой же фразы Сандерс потерял смысл его речи. Вдруг, сокрушенно всплеснув руками, египтянин замер, как игрушка, у которой кончился завод, а вслед за тем выбежал из комнаты. Слышно было, как он с топотом понесся вниз по лестнице.
Г. М. поднял руку.
– Имейте в виду, – осторожно заговорил он, – доказать я ничего не могу. Мои слова чистой воды домысел. Но, посидев и подумав, я решил, что каирские обыватели все же болтали не зря. По-моему, Эль-Хаким поджег ваш склад и сбежал в Порт-Саид. И еще я думаю, что у вас были все основания подозревать его. К сожалению, когда он вернулся в Каир, вам пришлось взять его к себе на службу, чтобы защититься от нелепых слухов.
Возможно, Эль-Хакиму, как и Хею, известна твоя тайна, сынок. Ты пироман, устраиваешь пожары из любви к поджогам… Жизнь у тебя нелегкая, сынок, и мне тебя немного жаль. Целый звонковый механизм, который нашли в твоем кармане, не имеет никакого отношения к пожару в Каире. Будильник уцелел после другого поджога, не доведенного до конца или неудавшегося, – а Хей разыскал остатки «адской машинки» и спрятал. Но главное не это. Меня совершенно не волнует, что и когда ты поджигал. Я вообще знать не хочу о твоих играх с огнем. Они не связаны с нашей главной проблемой – убийством.
Шуман не на шутку разволновался.
– Вас это не волнует?!
– Я так сказал, сынок.
– Тогда зачем тревожить меня… нас… игрой в кошки-мышки? Вы ведь знаете, – Шуман попытался успокоиться, – ответ на вопрос, который вы назвали «главной проблемой». Сегодня днем я, как и обещал, передал старшему инспектору Мастерсу важные сведения. Важные! Надеюсь, вы это цените. Я сообщил ему, кто убийца.
– Не хотите ли вы сказать, что знаете, кто он? – вскричала Бонита Синклер.
– Мадам, конечно, я знаю. Убийца…
– Погодите! – остановил его Г. М.
Однажды на сельской ярмарке доктор Сандерс попал на хитроумный аттракцион, карусель под названием «Гигантская юла». Посетителей усаживали в хлипкие с виду креслица, прикрепленные к длинным цепям. Когда карусель раскручивалась, креслица вращались все быстрее и быстрее, пока, наконец, жертвы не начинали вертеться в воздухе параллельно земле. В голову невольно закрадывалась мысль: «Что будет, если цепь порвется?» Сейчас у Сандерса было схожее чувство. Карусель кружилась все быстрее; сможет ли кто-нибудь остановить вращение?
– Подите вы к черту! – в тон Г. М. ответил Шуман. – Я все вам рассказал. Так зачем вы мучаете нас всех, кроме истинного убийцы? Зачем терзаете вопросами о нашем прошлом? Я знаю то, что знаю. Я готов дать показания под присягой…
– Конечно, – терпеливо перебил его Г. М. – В том-то и дело! В том-то и дело! Вот почему я так подробно вас расспрашиваю. Идиоты несчастные, неужели вы не понимаете, что дело непременно дойдет до суда? – Тут кротость покинула его, и он заревел: – Все очень просто, так? Если убийцу схватят, будет суд. А вы все свидетели. Неужели непонятно? Как вы думаете, над чем я постоянно ломаю голову? Вам хочется все замять! Предположим, у меня есть друг. И мне очень не хочется, чтобы на суде всплыла правда о нем. А правда заключается в том, что он карманный воришка! И вы думаете, никто ничего не узнает? Хо-хо! Представители защиты расклюют вас, как коршуны. Поэтому усвойте главное: никаких улик против вас не существует…
– Полегче! – вмешался Мастерс. – Мы не имеем права…
– Заткнись, Мастерс, – фыркнул Г. М., но все же смягчился. – Собственно, за своего друга я уже не беспокоюсь. Он исцелился. Сорвал крупный куш и научился смеяться. Он не будет возражать. Его дочь тоже исцелилась: она влюбилась. Но…
Тут вмешался сэр Деннис Блайстоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В чем тут дело? Послушайте меня! Наверняка многие из вас помнят, что в детстве вдруг услышали, как ругается в сердцах мать или старшая сестра. А может, увидели, как ваш величественный двоюродный дедушка украдкой целует горничную за дверью. А может, услышали неприглядную историю о каком-либо родственнике. Готов поспорить: вы были оскорблены в лучших чувствах. Со мной именно так и было – как и почти со всеми. Мы и не подозревали, что наши близкие тоже грешны. Большинство из нас, разумеется, потом перерастают детское изумление. Мы грубеем и понимаем, что обман неотъемлемая часть жизни.
Но Феликс Хей так и не вырос из детских штанишек. Зато стремление узнавать что-то дурное превратилось у него в увлечение, стало источником радости и довольства. Он обожал раскапывать неприглядные факты о своих знакомых. Затем хитро и ненавязчиво намекал, что кое о чем ему известно, – просто ради того, чтобы посмотреть, как они станут себя вести. У него и в мыслях не было, что он причиняет кому-либо вред. Он вовсе не собирался никого разоблачать публично. Просто у него было такое хобби.
Г. М. помолчал.
– Конечно, для удовлетворения его страсти требовались люди знатные или знаменитые. Он на них просто помешался. Но, к сожалению, таких друзей у него не было. Феликс Хей был обыкновенным дельцом средней руки, который не выбился в высшее общество. Так что ему пришлось довольствоваться кругом своих друзей. То есть… – Г. М. обвел пальцем молчаливую группу людей за столом.
– Теперь ясно, – задумчиво произнес Бернард Шуман. – Сам я никак не мог понять… Я чуть с ума не сошел, гадая, зачем ему все это было нужно. Я понятия не имел, чем так привлек его. Он меня почти не знал!
– С Питером Фергюсоном он вообще не был знаком, – возразил Г. М., – только знал, что тот очень опасный малый. Он узнал о Фергюсоне от его жены и сразу почувствовал к нему интерес… – Г. М. резко сменил тему: – То, что я вам сообщу сейчас, не более чем мои домыслы. Как Хей узнал то, что узнал, – тайна, которая умерла вместе с ним и которая не имеет отношения к нашей насущной проблеме. Кое-что он действительно раскопал. А теперь я должен вас успокоить. Все улики, свидетельствующие о ваших грешках, уничтожены. Поэтому не стоит метать в меня молнии из-за того, что здесь присутствует зловещий старший инспектор Мастерс. У него против вас ничего нет. Следовательно…
Сэр Деннис Блайстоун встал со своего места. Сандерс и Марша не сводили с него глаз. Пока Г. М. говорил, сэр Деннис слушал его, положив руку на плечо жены и то и дело рассеянно поглаживая его. Очевидно, жест мужа коробил леди Блайстоун и в то же время доставлял удовольствие. Наконец знаменитый хирург торжественным видом направился прямиком к Мастерсу:
– Старший инспектор…
– Да, сэр?
– Позвольте вернуть вам ваш блокнот. Я вытащил его у вас из кармана, пока раскладывал манто в спальне.
– Деннис! – взвизгнула леди Блайстоун, но тут же опомнилась.
– Должен признаться, сэр, – отчеканил Мастерс, – сейчас не лучшее время для шуток…
– Совершенно верно! – кивнул Блайстоун. Вдруг все увидели, что он широко улыбается. – Я просто выполняю предписания моего друга, Генри Мерривейла. Вы видите перед собой опытного жулика-дилетанта, который отныне не намерен скрывать от друзей свою маленькую слабость… Боже, какое облегчение! – добавил он после паузы. – Оказывается, все так просто! Мне все равно, даже если завтра заметка обо мне появится в «Дейли мейл». Что с тобой, Джуди?
– Деннис, ты дурак! Ты совершенно…
– Заткнитесь! – спокойно осадил супругов Г. М.
Впервые за весь вечер леди Блайстоун удостоила его взглядом.
– Сэр Генри, сегодня вы, кажется, зашли дальше, чем обычно.
– Заткнитесь! – заревел Г. М.
Казалось, старик вот-вот швырнет в нее «Логовом дракона». Сандерс понимал, в чем дело: Г. М. тоже испытывал облегчение. Молодому судмедэксперту уже приходилось наблюдать за поведением Г. М. в суде.
Однако до счастливого финала было далеко. Все сознавали: среди них, в этой самой комнате, находится убийца. Но кто же он?
– Кто-нибудь еще желает сделать признание? – обратился к присутствующим Г. М. – Облегчите душу, вам станет лучше.
Он посмотрел на миссис Синклер. Та ответила ему задумчивым взглядом из-под полуопущенных век. Бонита Синклер никогда еще не выглядела такой рассеянной, такой непорочной и в целом – такой непостижимой. Как будто для того, чтобы позлить леди Блайстоун, она положила ногу на ногу. Невинное выражение ее лица совершенно не подходило к столь развязной позе.
– Только не я, спасибо, – улыбнулась она. – Не сомневаюсь: многие считают, что я гораздо хуже, чем есть на самом деле, – что я убийца, например. Жаль, но мне не в чем признаться. Что я могу сказать? Я зарабатываю на жизнь. Торгую картинами.
Леди Блайстоун смерила ее надменным взглядом.
– Я торгую картинами, – повторила Бонита Синклер. – Если же у меня есть и другая профессия, то должна сказать, что ее освоили многие выдающиеся дамы, а полицейские интересуются ею только тогда, когда они не на службе. Женщина, которая не преуспела в роли жены, заслуживает моего сочувствия. Вот и все. Никакого преступления я не совершала.
– Погодите! – Г. М. резко осадил леди Блайстоун, которая собралась уже вставить свое слово. – Давайте все выясним раз и навсегда. Любые обвинения в адрес этой дамы, сплетни и вообще болтовня обречены на провал. Французская полиция на ее счет не питает никаких подозрений. Итальянец в Монте-Карло, тот самый, о котором ходило столько таинственных слухов, скончался от аппендицита. О том, чтобы обвинить миссис Синклер в убийстве, и речи не шло. Когда умер Фергюсон, она находилась в Скотленд-Ярде…
– Спасибо, сэр Генри, – проговорила Бонита Синклер. – Так вы мне и сказали, когда были днем у меня дома. Зачем снова все повторять?
– Сейчас поймете. Единственное, что имелось против вас у Хея, – это два письма, в которых шла речь о поддельных Рубенсе и Ван Дейке. В них вы гарантировали их подлинность…
– Снова клевета!
– Разумеется, – кротко согласился Г. М. – Но мне необходимо было упомянуть о письмах. – Он повернулся к Шуману. – Вы правы, сынок, мы с вами незнакомы. Но я знаю, кто вы. Не хотите рассказать, какую улику против вас приберег Хей, обвиняя вас в поджоге?
В комнате вдруг стало очень тихо. Мастерс переминался с ноги на ногу, стоя на огнеупорных кирпичах у камина, как будто готовился к забегу. Бернард Шуман вдруг рассердился.
– Будь все проклято! – воскликнул он, сжимая кулаки. – Как мне надоели ваши нелепые угрозы! Днем приходил ко мне старший инспектор и повторил все сплетни, добавив свеженькое: обвинение в убийстве. Предполагается, что я поджег собственный склад и убил мистера Низама Эль-Хакима…
Его слова весьма удивили Сандерса, который ничего не слышал о новом повороте дела. Шуман показал на улыбающегося египтянина:
– …которого я имею честь вам представить. Как видите, он находится в добром здравии.
– Enchante, – поклонился Эль-Хаким, как будто его только что познакомили со всеми присутствующими.
– Извинений я не требую, – продолжал Шуман. – На извинения нечего и надеяться! Но я настоятельно прошу вас проявить порядочность и прекратить клевету. Полагаю, вы не обвиняете меня в поджоге собственного склада?
Г. М. печально покачал головой и принялся рассматривать сигару, которую вертел в пальцах.
– Нет, сынок. Вовсе нет!
– Тогда?..
– Собственно говоря, по-моему, склад поджег он. – Г. М. показал пальцем на Низама Эль-Хакима.
Никогда раньше доктор Сандерс не видел такого завораживающего и вместе с тем неприятного зрелища: на его глазах темнокожий человек сделался совершенно белым. Египтянин вскочил со своего стула и разразился длинной тирадой на ломаном французском. Он тараторил так быстро, что после первой же фразы Сандерс потерял смысл его речи. Вдруг, сокрушенно всплеснув руками, египтянин замер, как игрушка, у которой кончился завод, а вслед за тем выбежал из комнаты. Слышно было, как он с топотом понесся вниз по лестнице.
Г. М. поднял руку.
– Имейте в виду, – осторожно заговорил он, – доказать я ничего не могу. Мои слова чистой воды домысел. Но, посидев и подумав, я решил, что каирские обыватели все же болтали не зря. По-моему, Эль-Хаким поджег ваш склад и сбежал в Порт-Саид. И еще я думаю, что у вас были все основания подозревать его. К сожалению, когда он вернулся в Каир, вам пришлось взять его к себе на службу, чтобы защититься от нелепых слухов.
Возможно, Эль-Хакиму, как и Хею, известна твоя тайна, сынок. Ты пироман, устраиваешь пожары из любви к поджогам… Жизнь у тебя нелегкая, сынок, и мне тебя немного жаль. Целый звонковый механизм, который нашли в твоем кармане, не имеет никакого отношения к пожару в Каире. Будильник уцелел после другого поджога, не доведенного до конца или неудавшегося, – а Хей разыскал остатки «адской машинки» и спрятал. Но главное не это. Меня совершенно не волнует, что и когда ты поджигал. Я вообще знать не хочу о твоих играх с огнем. Они не связаны с нашей главной проблемой – убийством.
Шуман не на шутку разволновался.
– Вас это не волнует?!
– Я так сказал, сынок.
– Тогда зачем тревожить меня… нас… игрой в кошки-мышки? Вы ведь знаете, – Шуман попытался успокоиться, – ответ на вопрос, который вы назвали «главной проблемой». Сегодня днем я, как и обещал, передал старшему инспектору Мастерсу важные сведения. Важные! Надеюсь, вы это цените. Я сообщил ему, кто убийца.
– Не хотите ли вы сказать, что знаете, кто он? – вскричала Бонита Синклер.
– Мадам, конечно, я знаю. Убийца…
– Погодите! – остановил его Г. М.
Однажды на сельской ярмарке доктор Сандерс попал на хитроумный аттракцион, карусель под названием «Гигантская юла». Посетителей усаживали в хлипкие с виду креслица, прикрепленные к длинным цепям. Когда карусель раскручивалась, креслица вращались все быстрее и быстрее, пока, наконец, жертвы не начинали вертеться в воздухе параллельно земле. В голову невольно закрадывалась мысль: «Что будет, если цепь порвется?» Сейчас у Сандерса было схожее чувство. Карусель кружилась все быстрее; сможет ли кто-нибудь остановить вращение?
– Подите вы к черту! – в тон Г. М. ответил Шуман. – Я все вам рассказал. Так зачем вы мучаете нас всех, кроме истинного убийцы? Зачем терзаете вопросами о нашем прошлом? Я знаю то, что знаю. Я готов дать показания под присягой…
– Конечно, – терпеливо перебил его Г. М. – В том-то и дело! В том-то и дело! Вот почему я так подробно вас расспрашиваю. Идиоты несчастные, неужели вы не понимаете, что дело непременно дойдет до суда? – Тут кротость покинула его, и он заревел: – Все очень просто, так? Если убийцу схватят, будет суд. А вы все свидетели. Неужели непонятно? Как вы думаете, над чем я постоянно ломаю голову? Вам хочется все замять! Предположим, у меня есть друг. И мне очень не хочется, чтобы на суде всплыла правда о нем. А правда заключается в том, что он карманный воришка! И вы думаете, никто ничего не узнает? Хо-хо! Представители защиты расклюют вас, как коршуны. Поэтому усвойте главное: никаких улик против вас не существует…
– Полегче! – вмешался Мастерс. – Мы не имеем права…
– Заткнись, Мастерс, – фыркнул Г. М., но все же смягчился. – Собственно, за своего друга я уже не беспокоюсь. Он исцелился. Сорвал крупный куш и научился смеяться. Он не будет возражать. Его дочь тоже исцелилась: она влюбилась. Но…
Тут вмешался сэр Деннис Блайстоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37