А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

В тот день в кабинете Нортона я стал участником подобной инсценировки, потому что адвокат был одним из тех людей, которые из осторожности и стратегических соображений говорят о своих убеждениях только тогда, когда им становятся ясны взгляды собеседников.
Новые главы понравились ему гораздо больше, чем первые. На сей раз он переворачивал страницы и кивал головой. Было даже слышно, как он тихонько шепчет себе под нос: «Так, так, хорошо, прекрасно, так». Дойдя до описания появления тектона, Нортон остановился и набрал воздуху в легкие. Потом прочитал еще несколько страниц и сказал:
– Он решительно сошел с ума, не правда ли? Для него одного надо было бы построить сумасшедший дом.
– Вы считаете его помешанным? – спросил я и после долгих колебаний продолжил: – Нет, я бы этого не сказал. Маркус не сумасшедший. Как это ни прискорбно, я должен признаться, что он внушает мне доверие. Может, вам это и покажется странным, но я верю его рассказам.
– Браво! – закричал вдруг Нортон и стукнул кулаком по столу. Из стакана выплеснулась вода. – Я так и знал! Я был уверен, что вы не согласитесь со мной!
– Маркус говорит правду. У меня нет опыта полицейского, но я оцениваю его рассказ с другой точки зрения. – Тут я покачал головой. – Мое дело – сочинять истории. А в этой все швы подогнаны совершенно точно. События рассматриваются под разными углами зрения, но все сходится. Маркус не настолько искушенный рассказчик, чтобы придумать такую сложную историю. И, по правде говоря, я не думаю, что на свете найдется сумасшедший, способный сочинить такой безумный сюжет. – Я помолчал. Потом взглянул на Нортона: – С другой стороны, братья Краверы по-прежнему ведут себя как негодяи. И я не намерен в этом вопросе деликатничать.
– Никто не просит вас изменять себе, – сказал Нортон, – я просто рад тому, что теперь их злодеяния переместились на второй план. Таким образом, поведение Маркуса кажется более достойным и вследствие этого его будет легче защищать.
Я не мог до конца понять Нортона. Теперь он уже не говорил о моих записях, как о показаниях обвиняемого in extenso. Из его слов следовало, что мое произведение выходило за рамки юридического документа. Я спросил его:
– Вы думаете, что моя работа поможет вам защитить Маркуса? Вы увидели проблеск надежды?
– Это исключительно интересная история, я вас об этом предупреждал. Только настоящий писатель может вознести ее на достойную высоту. – Тут он улыбнулся. – Будем надеяться, что вы справитесь с этой задачей. Делайте свое дело, господин Томсон. У вас должна получиться прекрасная книга. А мне предоставьте выбирать стратегию защиты в суде.
Что ж, в конце концов это было его дело. Я перевел разговор на тему, которая касалась лично меня:
– Хочу вас предупредить, что книга будет готова не скоро. История Гарвея богата событиями. А поскольку у меня теперь только один час в две недели для бесед с Маркусом, то написание книги может растянуться надолго. Раньше я мог разговаривать с ним дольше, – пояснил я, – однако с некоторого времени у него появился еще один посетитель. Гарвей сказал мне, что это единственный друг, который у него остался в этом мире. Вы что-нибудь знаете об этом?
Нортон неопределенно махнул рукой. Его это не интересовало. Он заложил руки за голову и откинулся на стуле. Потом поднял одну руку над головой и повертел всеми пятью пальцами в воздухе, словно выкручивал лампочку из патрона:
– Можем ли мы отказать ему в дружеском общении? Это было бы бесчеловечно. Тюремный рацион состоит из гороха и картошки, мясо дают раз в три недели. Если эти посещения утоляют его духовный голод, то книга от этого только выиграет. – Не дожидаясь моей реакции, он продолжил: – Да, да, я сам знаю, что у нас времени в обрез. Однако в судах дела зачастую неожиданно затягиваются, и я очень надеюсь, что какая-нибудь заковырка в процедуре позволит нам выиграть время, которое нам так необходимо.
Эту речь он произнес, не отрываясь от чтения рукописи. Перевернув последнюю страницу, он посмотрел в потолок.
– Не понимаю, – размышлял вслух Нортон, – история уже продвинулась так далеко, а она все еще не появилась.
– Она? О ком вы говорите? – спросил я.
Нортон собирался мне ответить, но в этот миг мы услышали какой-то отдаленный шум. Казалось, множество хриплых голосов сливались в общий гул, который напоминал звуки, сопровождающие кораблекрушение огромного судна.
Шум нарастал. Когда мы открыли окно, звуки ворвались в комнату подобно живому существу.
Проспект залила людская река. Толпа пела патриотические гимны, двигаясь в сторону Трафальгарской площади. Мы недоумевали. Рядом с нами открылось еще одно окно. Какой-то клерк точно так же, как мы, взирал на толпу, облокотившись на подоконник. Адвокат спросил у него, что случилось.
– Вы что, и правда не знаете? – Нас разделяло совсем небольшое расстояние, но ему приходилось кричать, чтобы мы его услышали. – Началась война!
– Какая война? – спросил я.
Тысячи глоток выводили патриотические гимны. Сосед Нортона приложил руку к уху:
– Что вы сказали?
– Я спрашиваю, – прокричал я, сложив руки рупором, – против кого мы воюем?!
Клерк развел руками:
– Все воюют со всеми! В войну включилась вся Европа!
Нортон отошел от окна и пустился в пляс. Он был крайне возбужден. Я прикрыл окно, чтобы мы могли слышать друг друга, и сказал:
– Я и не знал, что вы такой патриот.
– Вам тоже следовало бы радоваться, – произнес он.
Я был с ним в корне не согласен:
– Я придерживаюсь мнения, что войны ведутся отнюдь не из патриотических соображений, а из жажды обогащения и потворства самым жестоким инстинктам.
Он остановился:
– Вы всегда были и будете антисоциальным элементом. – Нортон дружелюбно рассмеялся. – В данном случае я имел в виду не высокие сферы политики, а дело Гарвея.
– Вот теперь я вас решительно не понимаю, – сдался я.
– Разве не вы говорили пять минут назад, что нам не хватает времени, чтобы написать книгу? Теперь у вас его будет предостаточно. Эта война – та самая закавыка в процедуре, которая была нам так нужна.
Нортон был, как всегда, прав. Министерство обороны получило приоритет в финансировании; как следствие этого, бюджет остальных министерств был урезан, а их штаты сокращены. Больше всего пострадало Министерство юстиции, и этот факт мне кажется весьма символичным для понимания сути войн. Нортон, обладавший исключительными способностями осложнять проведение дел, написал десятки, сотни ходатайств по делу Маркуса. Думаю, что за первый год войны в суд, где должно было рассматриваться дело Гарвея, попало больше его жалоб, чем бомб на бельгийскую территорию. Основная их масса касалась процессуальных неточностей. Нортон не питал ни малейшей надежды на то, что хотя бы одна из них будет удовлетворена, но знал, что из-за нехватки служащих в судебных инстанциях дело затянется и слушание в суде будет откладываться месяц за месяцем. Я уже говорил: Нортон был гением. Большинство гениев являются таковыми потому, что умеют использовать тот дар, которым наградила их природа. А он гениально использовал несовершенство нашего мира.
От изумления Маркус отпрянул назад и упал навзничь. Голос теперь не был слышен, раздавался только тихий шорох, словно кто-то полз по земле. На минуту и этот звук исчез. Потом они услышали дыхание, смешанное со стонами. Уильям и Ричард направили дула своих ружей в сторону отверствия. Маркус, страшно напуганный, поспешил спрятаться за спиной Ричарда.
Нечто белое появлялось из-под земли. Сначала они увидели вытянутый череп. Краверы прицелились, но не выстрелили, скорее всего, потому, что любопытство в них победило страх. Как могло тело пройти сквозь такое узкое отверстие? Казалось, это змея выползает из яйца. Сплющенные конечности расправлялись, как резиновые, и высовывались наружу. Наконец все тело шлепнулось на пол пещеры подобно тому, как картофельное пюре падает на тарелку.
Это была женщина. Ее одежда напоминала тунику господина Тектона, но лицо казалось моложе и нежнее. Она лежала на земле и взирала на трех мужчин с тем же изумлением, с которым они рассматривали ее. Пушистые волосы пришелицы были заплетены в тонкие косы, которые крысиными хвостами сбегали с ее затылка вниз. «Какие у нее большие и круглые глаза!», – подумал Маркус. Глаза незнакомки действительно казались словно прочерченными циркулем, и не были так глубоко посажены, как у господина Тектона. Ричард приблизил керосиновую лампу к ее лицу, и зрачки женщины сузились от яркого света. Глазное яблоко напоминало море медового цвета, оно отливало жидким янтарем. Однако мужчин поразила не форма этих кошачьих глаз, а то, что в них не было страха перед нацеленными ружьями.
Пришелица отвернулась и стала производить какие-то странные движения руками. Ричард с удивлением спросил:
– Что это она делает?
– Она вычленила свои плечевые кости из суставов, чтобы пролезть через дырку, – сказал Уильям. – А теперь вправляет их на место.
– Не понимаю.
– Какой же ты тогда военный? Еще когда мы были мальчишками и играли в войну, нам объясняли, что если голова может пройти в какое-то отверстие, то пролезет и все тело.
– Да помолчи ты! – проворчал Ричард. – Ты что, хочешь давать мне уроки анатомии человека?
– Человека? – засомневался Уильям и качнул легонько стволом ружья. – Раздень-ка ее, Маркус.
– Кто, я? – вскрикнул Гарвей.
– Конечно, ты. Старик пришел к нам безоружным, но проверить все же не мешает.
– Но у меня нет оружия! – попытался протестовать Маркус.
– Вот и действуй, раз руки свободны, – цинично распорядился Уильям. – А мы тебя прикроем.
Маркусу было не по себе, но ведь это приказ Уильяма. Кроме того, перед ним стояла просто девушка. Чего же ему было бояться? Гарвей задал себе этот вопрос и понял, что испытывал вовсе не страх, а стыд. Наконец он решился и двинулся вперед, пригнувшись и вытянув вперед раскрытую ладонь, словно говоря: я не хочу причинить тебе зла. Незнакомка сидела, прислонившись спиной к стене и прижав колени к груди, однако смотрела на людей скорее с любопытством, чем со страхом. Это было удивительно: ее окружали незнакомые вооруженные существа, а она их не боялась.
Когда Маркус приблизился к ней еще немного, она тоже вытянула вперед ладонь. Нет, пришелица не хотела остановить его, это было просто приветствие. Пальцы их рук переплелись, словно принадлежали одному человеку, который сложил их для молитвы. Они могли бы соединиться, как две точно подогнанные детали, если бы не ее шестой палец. Однако было еще одно отличие, и очень важное: рука девушки горела огнем. Ее лихорадило? Не похоже. Маркус понял, что незнакомка не больна, просто она была такой. Почувствовав этот заряд тепла, Гарвей заключил, что она пришла из иного мира.
Ричард попытался привлечь внимание Маркуса, но тот его не слышал, словно зачарованный неожиданным теплом ее руки. Уильяму пришлось окликнуть его по имени. Его голос прозвучал для Гарвея как звон стекла огромной витрины, разбившейся от удара молотка, и он наконец повернул голову. Уильям ограничился тем, что повторил свой приказ:
– Раздень ее.
Маркус не представлял, как это сделать. Ее одежда была тоньше, чем у господина Тектона, и плотно обхватывала запястья и шею. Маркус провел рукой по плечам, груди и животу девушки, пытаясь найти какую-нибудь потайную застежку. Шершавая ткань царапала его пальцы, но никаких швов, зазоров или пуговиц он не нашел. Незнакомка поняла намерения Гарвея и повернулась к нему спиной. Сначала Маркус подумал, что таким образом пришелица демонстрирует отказ раздеться. Его охватил страх. Дула ружей Уильяма и Ричарда целились в них с ничтожного расстояния. Однако вскоре он понял, что Девушка не проявляла строптивость, просто показывала ему, как можно снять тунику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66