А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Мог ли Сэм Кэйхолл стать другим?
Нет. На это не было никаких шансов.
* * *
Обжигаясь горячим кофе, Сэм сидел на столе в “гостиной” и терпеливо ждал. Густой ароматный напиток ничуть не напоминал тот, что развозили на тележке каждое утро по камерам. Перед тем как раскрыть дверь комнаты, Пакер вручил заключенному наполненный до краев стакан из толстого пластика.
В замочной скважине проскрежетал ключ, и на пороге появился полковник Наджент. За его плечами высилась фигура сержанта. Спрыгнув со стола, Сэм вскинул к виску руку в издевательском приветствии.
– Доброе утро, Сэм, – хмуро буркнул Наджент. – Как дела?
– Лучше не бывает, мой генерал. А у вас?
– Потихоньку.
– Да, туговато вам сейчас приходится. Слишком много забот. Непросто организовать мероприятие так, чтобы оно прошло как по маслу. Снимаю перед вами шляпу, сэр.
Наджент попытался пропустить мимо ушей ядовитый сарказм.
– Необходимо поговорить. Похоже, твои защитники намерены убедить всех в том, что ты рехнулся. Вот зашел проверить.
– На здоровье не жалуюсь. Могу поднять штангу. Что вы предпочитаете: жим, толчок, рывок?
– Выглядишь ты и вправду неплохо.
– Благодарю. На вас тоже приятно посмотреть. Какой ваксой пользуетесь, генерал?
Армейские ботинки Наджента сияли, как обычно. Бросив на них взгляд, Пакер ухмыльнулся.
– Так вот… – Полковник опустился на стул. – Наш психиатр утверждает, что ты не готов к сотрудничеству.
– Кто? Эн?
– Доктор Стигэлл.
– Эта толстая задница с буквой вместо имени? Да у нас и разговора-то, собственно, не было.
– Ты не захотел с ней общаться?
– Можно сказать и так. Я провел здесь почти десять лет, и вдруг она подходит к самому краю моей могилы, спрашивает, как я поживаю. Предложила мне горсть таблеток – чтобы я окоченел еще до вашего прихода. Вам, конечно, было бы только легче.
– Доктор Стигэлл хотела помочь.
– Да благословит ее за это Господь. Передайте: я очень сожалею и обещаю, что такого больше не повторится. Можете объявить мне взыскание.
– Давай-ка обсудим твой последний ужин.
– А для чего здесь Пакер? Наджент оглянулся на сержанта.
– Таковы правила.
– Он охраняет вас, признайтесь, сэр. Встреча со мной пугает, да? Боишься остаться здесь один, Наджент? Мне без малого семьдесят, табачный дым превратил мои легкие в решето, а ты боишься нераскаявшегося убийцы?
– Чушь!
– А ведь я бы размазал тебя по стенам, Наджент, если бы захотел.
– Очень страшно. К делу, Сэм. Каким будет меню твоего последнего ужина?
– Сегодня воскресенье. Последний раз я собираюсь поужинать во вторник вечером. Зачем подобная спешка?
– Нужно все спланировать. Можешь заказать что угодно. В пределах разумного, естественно.
– Кто же будет готовить?
– Наши повара.
– Изумительно. Тот самый шеф, что девять с половиной лет кормит меня бобами и тухлой свининой. Ах, какая аппетитная перспектива!
– Итак, твой выбор, Сэм? Слушаю.
– Как насчет тостов и вареной моркови? Не хочется утруждать желудок деликатесами.
– Превосходно. Передумаешь, скажи Пакеру, а он сообщит на кухню.
– Обойдусь без последнего ужина, Наджент. Завтра мой адвокат пустит в ход тяжелую артиллерию. Ты даже не представляешь, что вас ждет.
– Надеюсь, твои ожидания оправдаются.
– Сукин ты сын! Лжец! Тебе же не терпится спеленать меня ремнями и дать подручным команду задраить дверь. А потом, когда все будет кончено, ты с постной рожей выйдешь к прессе: сегодня, восьмого августа, в ноль часов пятнадцать минут, в соответствии с приговором суда округа Лейкхед, штат Миссисипи, осужденный Сэм Кэйхолл принял смерть в газовой камере тюрьмы Парчман. Это будет твой звездный час, Наджент. Не пытайся мне врать.
Полковник не сводил глаз с зажатого в руке листа бумаги.
– Назови мне имена свидетелей.
– Узнаешь у моего адвоката.
– Кому передать оставшиеся после тебя вещи?
– Узнаешь у моего адвоката.
– О'кей. Представители прессы хотят взять у тебя интервью.
– К адвокату.
Вскочив со стула, Наджент стремительно вышел из комнаты. Пакер выждал секунд десять и уже от самой двери негромко сказал:
– Сиди спокойно, Сэм. К тебе еще один визитер.
– Тогда плесни сюда немного кофе, – подмигнул ему Кэйхолл.
Сержант взял со стола стакан. Через пять минут он вернулся с полным и протянул Сэму воскресный выпуск городской газеты Джексона. Кэйхолл отыскал на второй полосе заметку о готовящейся казни, начал читать. Через некоторое время в “гостиную” без стука вошел Ральф Гриффин.
Положив газету на стол, Сэм окинул священника придирчивым взглядом. Одет Гриффин был в поблекшие от множества стирок джинсы и черную рубашку с белой полоской под воротником. На ногах – легкомысленные кроссовки.
– Мое почтение, святой отец, – приветствовал его Кэйхолл, с наслаждением делая большой глоток кофе.
– Как поживаешь, Сэм? – Гриффин выдвинул из-за стола стул, сел.
– В данную минуту сердце мое переполнено ненавистью, – мрачно признался старик.
– Весьма прискорбно. Кто является ее объектом?
– Полковник Наджент. Но это пройдет.
– Молитвы возносишь, сын мой?
– В общем-то нет.
– Почему?
– А куда спешить? В моем распоряжении день сегодня, день завтра и день послезавтра. Во вторник вечером помолимся вместе. От души.
– Как скажешь. Решать тебе. Я буду рядом.
– Мне бы хотелось, чтобы вы побыли со мной до конца, ваше преподобие. Вы и мой адвокат. Вам разрешено находиться здесь до последнего часа.
– Почту за честь.
– Спасибо.
– О чем ты намерен просить Бога, Сэм? Кэйхолл поднес к губам стакан с кофе, отпил.
– Для начала необходимо увериться в том, что Господь простит мне после смерти все мои неправедные поступки.
– То есть грехи?
– Да.
– Для этого необходимо покаяться и испросить у Бога прощения.
– Как? Скопом, за все сразу?
– Хотя бы за то, что ты помнишь.
– Тогда начинать нужно прямо сейчас. На это потребуется время.
– Тебе виднее. О чем еще ты будешь молить Всевышнего?
– О моей семье – такой, какая она есть. Внук, брат, дочь. Я не жду моря пролитых ими слез, просто не хочу, чтобы они переживали. А еще я замолвил бы словечко за своих здешних приятелей. Без меня им придется трудновато.
– Продолжай.
– Третья молитва – за Крамеров, особенно за Рут.
– Это семья погибших мальчиков?
– Да. Ну и, конечно, Линкольны.
– Кто такие Линкольны?
– Долгая история. Тоже жертвы.
– Хорошо, Сэм, хорошо. Тебе необходимо очистить душу.
– Чтобы ее очистить, нужны годы, святой отец.
– Много на твоей совести?
Сэм поставил стакан на стол, медленно потер ладони. В глазах Гриффина светились доброта и понимание.
– Что, если так?
– Человеческих жизней? Кэйхолл кивнул.
– Убиенных тобой людей? Второй кивок.
Гриффин сделал глубокий вдох, задумался.
– Что ж, Сэм, откровенно говоря, я бы не хотел умереть, не исповедавшись, не испросив у Бога прощения. Так сколько же их?
Кэйхолл сполз со стола, обул резиновые тапочки, закурил и принялся расхаживать по “гостиной”. Священник чуть повернулся вместе со стулом.
– Джо Линкольн. Письмо семье я уже отправил.
– Ты убил его?
– Да. Он был афроамериканцем, жил на моей земле. Произошло это, наверное, в пятидесятом. С тех пор меня не переставала мучить совесть. – Сэм остановился, опустил голову. – А потом, много лет спустя, двое белых мужчин убили на похоронах моего отца. Какое-то время они провели в тюрьме, и когда вышли, мы с братьями их уже ждали. Прикончили обоих, о чем я ничуть не сожалею. Все в округе считали их настоящей мразью, к тому же они лишили жизни отца.
– Убийство никогда не было делом праведным, Сэм. Сейчас ты борешься против того, чтобы именем закона убили тебя.
– Это я понимаю.
– А полиция вас не задержала?
– Нет. Шериф что-то подозревал, но доказать ничего не мог. Мы вели себя очень осторожно. Да и кто они были? Отбросы.
– Пусть так, и все же вам нет оправдания.
– Знаю. Я привык думать, что те двое получили по заслугам – до того, как попал сюда. На Скамье же человек меняется и понимает: единственная ценность – это жизнь. Теперь мне жаль парней. Искренне жаль.
– Ты сказал все?
Считая шаги, Кэйхолл прошелся по “гостиной” и замер возле стола. Гриффин ждал. Время остановилось.
– Была еще парочка. Давно. Тоже суд Линча, – выговорил Сэм, избегая встречаться взглядом с собеседником.
– Парочка?
– Не уверен. Может быть, трое. Да, точно, трое. Но первого убили, когда мне исполнилось лет десять, я сидел в кустах и смотрел. Всем заправлял отец, член Клана, а мы с братом Альбертом прокрались за его спиной в лес и наблюдали. Наверное, это не считается?
– Нет.
Плечи Сэма поникли, голос снизился почти до шепота:
– Второго вздернула на сук толпа, годами пятью позже. Я стоял рядом. Какой-то черномазый, простите, падре, афроамериканец изнасиловал местную девчонку. Во всяком случае, бедняжка всем повторяла, что он ее изнасиловал. Репутация у нее была так себе, а два года спустя она родила дочь цвета кофе с молоком. Кто знает? В общем, потаскушка ткнула пальцем, и толпа линчевала обидчика. На мне лежит такая же вина, как и на остальных.
– Господь простит ее, Сэм.
– Точно?
– Поверь мне.
– Сколько же Он в состоянии простить?
– Все. Если ты действительно раскаиваешься, то дощица, где перечислены все твои грехи, станет чистой. Так записано в Библии.
– Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой.
– Ну а третий? Кэйхолл покачал головой:
– Не могу, святой отец. Не могу.
– Ты не обязан говорить мне, Сэм. Скажи Богу.
– Вряд ли у меня хватит сил рассказать об этом хоть кому-то.
– Хватит, хватит. Прикрой ночью глаза и поведай Ему без утайки. Господь милостив. Он простит тебя.
– Что-то здесь не так. Убиваешь человека, и Господь тут же прощает тебя? Так просто?
– Не так. Сначала ты должен раскаяться.
– Я раскаиваюсь. Клянусь.
– Прощая, Всевышний забывает о твоих грехах, Сэм, но люди – люди их помнят. Мы в ответе перед Господом и перед законами, установленными нами. Создатель отпускает тебе грехи, однако за них полагается и земная кара. Правительство…
– К черту правительство! Мне в любом случае осталось совсем немного.
– Вот и давай подготовимся.
Кэйхолл вновь опустился на краешек стола, почти вплотную к Гриффину.
– Будьте поблизости, падре. Мне понадобится ваша помощь. В душе много чего накопилось, разом не избавишься. Нужно время.
– Если ты и в самом деле готов, то сможешь, Сэм. Сэм похлопал священника по колену:
– Поблизости, святой отец. Договорились?
ГЛАВА 44
Когда Адам ступил в “гостиную”, в ней плавали клочья сизого табачного дыма. Глубоко затягиваясь сигаретой, дед читал заметку о себе в воскресном выпуске газеты. На столе стояли три пустых стакана из-под кофе, валялась скомканная фольга от пирожного.
– Устроился как дома, а? – спросил Адам, окидывая взглядом беспорядок.
– Ага. Торчу здесь с утра. – Принимаешь гостей?
– Я не стал бы называть их гостями. День начался с Наджента, что, сам понимаешь, мало способствует бодрости духа. Заглянул капеллан – узнать, сколько времени я провожу в молитвах. По-моему, уходил он несколько разочарованным. Потом был врач, ему требовалось удостовериться, что состояние моего здоровья позволяет властям штата убить меня. Чуть позже ненадолго наведался братец Донни. В самом деле, Адам, встреться, поговори с ним. Ты принес мне хорошую новость?
Адам опустился на стул.
– Нет. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Судьи отдыхают.
– А они в курсе, что у меня выходных нет? Что часы тикают и в субботу, и в воскресенье?
– Может быть, как раз в эту минуту судьи рассматривают мои апелляции.
– Может. Если только как раз в эту минуту они не сидят с пивными кружками вокруг гриля, где поджариваются свиные ребрышки. Согласен?
– Вполне реальная возможность. О чем пишет пресса?
– Пересказывает бредни о бесчеловечных преступлениях Сэма Кэйхолла, анализирует комментарии губернатора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85