– Что?
– Время. Идёт быстрее, когда ты счастлив, медленнее, когда тебе плохо. Это все знают. Так что – не буду беспокоиться о будущем. Когда мне не хочется думать о чём-то, я…просто не думаю об этом. Есть, знаешь, такая птица – страус.
– Так многие живут.
– Но не ты.
– И я.
– Но это ведь просто способ убежать от реальности, так?
Она привычным движением закинула прядь за ухо – открыв юное лицо и ямочку между грудями – в запахе халата.
– Но что есть тогда реальность? Когда я счастлива, мне хочется знать, что это – не сон.
Он молча положил ладонь чашечкой ей на грудь, чуть касаясь большим пальцем соска.
– Это реальность, – прошептала она, – Господи, это всё на самом деле…
Она не шевелилась – застыв в грациозной неподвижности животного, а он нежно ласкал её. Ей удалось разбудить в нём чувственность, о которой он и не подозревал.
– Мы сошли с ума, – сказал он.
– Нет. Мы совершенно нормальны. Единственные в этом сумасшедшем мире.
Нджала, как обычно, завтракал один. Женщину ему достали в три часа ночи; теперь она спала.
Он чувствовал прилив бодрости и энергии. Поглотил чудовищных размеров завтрак, просмотрел утренние газеты и внимательно ознакомился с докладом шефа своей полиции – о подозреваемых и даже потенциальных политических оппонентах.
Фрэнк Смит завтракал с Джоан. Ощущение было странным: завтрак в компании, приготовленный и поданный кем-то другим.
Требовалось что-то сказать.
– Легко, э-э, разобралась там, на кухне?
– Фрэнк, послушай, я тоже не слишком привыкла разговаривать за завтраком. Так почему бы тебе не вести себя как обычно и не продолжать читать газету?
Наблюдая, как она одевается, Эбботт спросил, известно ли ей что-нибудь об охране Нджалы.
– Нет, – ответила Элис, – И даже если бы знала, ты вряд ли мог рассчитывать, что расскажу.
Она натянула чулки, аккуратно разгладила их обеими руками, так что они гладко облегали ноги.
– Они знают, что отель ты уже нашёл. И собираются переправить Нджалу куда-то ещё. Последнее, что я слышала: он сопротивлялся.
Она критически осмотрела себя в зеркале, убедилась, что с чулками всё в порядке, после чего надела лифчик, блузку и юбку.
– Толстею, – сообщила она в конце концов.
– Неправда.
Она повернулась к зеркалу боком, держа во рту заколку и принялась расчёсывать волосы – длинные, каштановые с медным отблеском.
– Шеппард, – пробурчала она сквозь зубы, – думает, что ты псих. Иногда я с ним согласна.
Шеппард. Вот значит какой сукин сын дышал тогда под ухом у Джоан. Да, он помнил и Шеппарда, и его методы.
Эбботт посмотрел на часы:
– Пройдусь.
Ей хотелось возразить, предостречь, переубедить – но как?
– Тебе понадобится машина?
Она показала на маленький Фиат-500 под окном.
– Флоренс.
– Флоренс?
– Да. Машинка довольно старомодная, но и хозяйка не лучше. Фиат-Флоренс.
– Спасибо, думаю машина не понадобится.
– Ты надолго?
– Не думаю. Час наверное.
– Пожалуйста, Ричард, будь осторожен.
Когда он вышел, Элис села и уставилась на телефонный аппарат. У неё был огромный соблазн позвонить Фрэнку Смиту и рассказать всё. Это определённо спасло бы жизнь Нджале а, вероятно, (что куда важнее) и Ричарду.
Несмотря на субботу и раннее утро, движение на Парк-лейн было уже оживлённым. Эбботт остановился рядом с отелем Нджалы, закурил. Его взляд сканнировал вход и – через стеклянные двери – фойе.
Снаружи: молодой человек с неприметным лицом – высокий, широкоплечий, в тёмно-синем костюме. Беседует с толстым швейцаром в форме. В нескольких ярдах от них – ещё один молодой человек, похожий на первого, как близнец – разве что лицо другое и костюм серый. Спецотдел. Отличаются реакцией и точностью стрельбы при скоротечных огневых контактах (Ему вспомнились слова инструктора: «Просто наводи и стреляй. Ты ведь не ошибаешься, когда наводишь указательный палец? Так представь, что ствол – это твой палец»).
Фойе. Ещё двое близнецов, сидят тихо и незаметно в чёрных кожанных креслах, сканнируя каждого входящего.
Потом из отеля вышли. Девушка. Шатает девушку. Пьяная. (В девять утра? Ага, в девять).
Девушка заметила толстого швейцара:
– Друг, вызови такси.
Акцент был безошибочно кокни. Обращение – достаточно вежливым. Но присутствие людей из Спецотдела похоже резко повысило самооценку швейцара. Кроме того, девочкам такого сорта подобает выходить с заднего входа.
– Сама вызовешь, – отрезал он, – Я с другом разговариваю.
Её голос взлетел на целую октаву:
– Не говори со мной так, ты, пидор жирный, я тебе задницу на голову натяну!
Она замахнулась сумочкой. Боец Спецотдела – похоже очень юный и очень смущённый быстро встал между ними и удержал её за руку.
– Теперь будь умницей и иди домой.
– Отвали!
Она рванулась, пытаясь вырваться и увидела Эбботта.
– Джордж, – завопила она, – Джордж!
Это была Дорис, чёртова Дорис. Разумеется. И уже под градусом.
Секунду он пребывал в нерешительности. Притвориться, что не заметил? Ещё подозрительнее. Боец уже смотрит сюда. Описание Эбботта у него точно есть, вблизи он вполне может опознать его.
Эбботт расстегнул пиджак, облегчая доступ к «Магнуму», и, широко улыбаясь, двинулся к ним. В конце концов, безоружный полисмен – одно дело, стрелок из Спецотдела – совсем другое. Дёрнется за оружием – будет трупом.
– Привет, Дорис, любовь моя, что за шум у тебя тут?
– Эти козлы, думают, что могут…
– Забрал бы ты её отсюда, парень, – посоветовал боец, – пока мы сами не забрали.
Он смотрел на Эбботта, но, похоже не видел – и из-за смущения, и потому как буйствующая пьяная шлюха совсем не была тем контекстом, с которым ассоциировался Эбботт.
– Забрали? Меня? – завелась Дорис, – Да кто эти чёртовы козлы, чтобы забирать меня? Я вам не пятишиллинговая потаскуха, я имею дело с самыми крутыми шишками, какие только тут есть, – она махнула в сторону отеля.
– Я тебя забирать не собирался, моя прекрасная шлюха, – сказал Эбботт, – пошли отсюда.
Дорис это почему-то развеселило, она захихикала. Эбботт взял её под руку и повёл. Стоило некоторого усилия повернуться спиной к спецотделовскому стрелку. Он шёл, как по лезвию, каждую секунду ожидая оклика: «Минутку, сэр» и наведённого пистолета. Высвободил правую руку, но чувствовал себя всё равно что голым. Но ничего не случилось. Эбботт перевёл дыхание.
Дорис икнула, пошатнулась и вцепилась ему в левую руку. Он поморщился.
– Ты-это-чего?
Он рассказал про Хаки Мак-Таклей.
– Говорила я тебе? Где драка, там и Хаки Мак-Мать-их-растакли.
– Похоже, они драку нутром чуют.
– Угадал. Чуют. Как мухи – дерьмо. Чинарик будет?
Он дал ей сигарету, она попыталась зажечь её – тряслись руки. Он зажёг её сам.
– Дорис, как ты ухитрилась набраться в таком часу утра?
– Я? Не набиралась я, вымоталась, как собака. Ни минуты не спала. Наш чёрный приятель останавливается только, чтобы подкормиться. Ну да, выпила капельку. Ага, шампанское с утра. Он меня значит спрашивает, чего мне хочется, а я говорю, что всегда хотела шампанского с утра. Ну он хлопает вот так в ладоши и говорит этой второй маккаке, Артуру – шампанского для Эрминтрюды. Он меня всегда называет Эрминтрюдой.
Она зевнула, едва не вывихнув челюсть.
– Как насчёт кофе?
– Мо-о-о-ет, поможет проснуться.
Он привёл её в кафе. Чашки со второй она почти перестала зевать.
Он расспросил её о мерах безопасности в отеле, но не узнал ничего, о чём бы не знал или не догадывался.
Устало (уже порядком вымотался) поинтересовался, что Нджала в ней нашёл. Разве что круглосуточную доступность? Или воспоминание о свалках, откуда произошёл сам? Французы называют это nostalgie de la boue.
Он ошибался. С Дорис ему всё-таки очень повезло.
– Любит он меня, старый ты пошляк.
– Любит?
– Ага. А знаешь, что нравится ему больше всего?
– Умные разговоры.
– Ему нравлюсь я сама. Говорит, у меня натура авантюрная и лёгкая на подъём.
– Не сомневаюсь. Легче пёрышка.
Эбботт терял интерес на глазах. Решив, что он ей не верит, Дорис сказала:
– Думаешь я всё выдумываю? Смотри, он меня даже с собой за город пригласил. Завтра вечером.
Кофе Эбботта остановился на полпути. Очень осторожно он поставил чашку на стол.
– С собой за город?
– Ага. И, представляешь, я туда полечу. На вертолёте, вот.
– Куда?
– Без понятия. Всё шито-крыто. Что-то там с безопасностью, такая он важная шишка.
На такое он даже не надеялся. Ну не мог Нджала быть настолько глуп или беспечен. Как бы то ни было, это уже информация. Теперь он в курсе ожидающихся передвижений Нджалы. И может расчитывать на большее. Намного большее.
– Слушай, – сказал он, – это может быть просто великолепно. Историю о том, как вы провели вместе ночь в его загородном особняке можно продать и на континент, и в Штаты, и куда угодно. Это будет бомба.
– Каких размеров?
– По минимуму, гарантированному минимуму, штук пять.
– Гос-споди, – выдохнула она, мгновенно протрезвев и проснувшись, – Пять штук… О, господи!
– Но понадобится много подробностей: как выглядит дом, сколько там слуг и охранников, меры безопасности и так далее.
Он сделал паузу, чтобы дать ей переварить услышанное.
– Любые детали.
– За пять штук, парниша, – отчеканила Дорис, – ты получишь все детали, какие сможешь представить. Даже длину его большого чёрного друга. В сантиметрах – специально для Общего Рынка.
От её хохота задрожали кофейные чашки.

* * *
Выйдя из джунглей (последние два дня были кромешным кошмаром) – он почувствовал себя слабым и разбитым. Всё, чего хотелось – лечь, как раненому зверю, где-нибудь в кустах и умереть.
Как добрался до побережья – память не сохранила. Просто как-то ночью обнаружил себя на дороге, прорубленной в мангровом лесу. Нужно было двигаться на север, туда, где порт. Его огни он видел с холма в коротких африканских сумерках. А может, это тоже был мираж.
Дорога была асфальтированной, но запущённой и в колдобинах, идти по ней в темноте было нелегко. Время от времени, сверкая фарами, проносилась машина или армейский джип, и он прятался в кустах или в кювете.
Он ориентировался по Полярной звезде и двигался так быстро, как мог. Но самому ему движение казалось нестерпимо медленным, как будто он продирался сквозь вату. Застывшая дорога и лунный свет – так иногда бывает во сне. Потом дорога перепрыгнула мелкую речушку, какие-то болота и он увидел отражение луны в покрытых разводами водах гавани.
Место казалось пустым и безжизненным. Под ноги ложились длинные тени пришвартованных кораблей. Потом на палубе над ним кто-то тихо запел. Скорее всего это был сигнал – из темноты возникли два чёрных амбала. В руке у одного блестнул нож, что в общем-то роли не играло – его пистолет уже смотрел на них.
– Валите, придурки, – местное наречие похоже удивило двоих больше, чем оружие.
Он двинулся навстречу огням города. Город Нджалы. Город располагался выше, чем порт, а на северной окраине вдобавок поднимался небольшим плато. Плато занимал президентский дворец, обдуваемый прохладным бризом. Когда-то тут находилась резиденция британского губернатора. После провозглашения независимости новый президент перестроил его в более роскошном стиле. Второй раз дворец перестроили при Нджале, в ходе короткого и кровавого переворота уничтожившем нового президента вместе с его семьёй, друзьями и сторонниками. Нджала превратил дворец в крепость, днём и ночью охраняемую отборными войсками.
Присутствие его было неотвратимым и вездесущим. Площадь Нджалы, плац Нджалы, улица Нджалы, статуи и портреты Нджалы на каждом шагу. Даже майки – и те с Нджалой.
И город Кироте. Бидонвиль на некотором расстоянии отсюда. Там жили политические ссыльные – из тех, кто не тянул на заключение или расстрел. Пока не становились достаточно известными для первого или второго.
Эбботт искал сестру Кироте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29