К тому же у тебя работа, — она как будто объясняла что-то своему ребенку. Затем решительно отвела его руки и положила их на руль.
— Черт, — простонал он. — Черт. У меня работа только до конца года. Отдел не продлил мне договор, и это значит, что я могу уехать. Мне сегодня сказал об этом Хольц. Сказал, что сожалеет, но он хочет вести отдел в новом направлении, и мы не сработаемся. К тому же у меня мало публикаций. Ты знаешь, это не моя вина, я напечатал три статьи, и любой антрополог…
— Я это уже слышала, — прервала Стелла.
— Да. Но теперь это на самом деле важно. Эти выскочки меня просто выживают. Ледбитер получил допуск в индейскую резервацию, Джонсон выпускает книгу… А мне шиш.
Стелла плохо понимала, что он говорит — настолько ей стал вдруг неприятен сам его голос.
— Ты хочешь сказать, что зовешь меня с собой, а у тебя даже нет работы?
— Ты мне нужна.
— И куда же ты собираешься ехать?
— Ну, не знаю. Может быть, в Калифорнию.
— Ах, Гарольд, как же ты банален! — взорвалась она наконец. — Хочешь жить в трейлере? Лопать бутерброды?
Тебе нужно не плакаться передо мной, а писать письма и искать новую работу. Или ты думаешь, я сочту за честь делить с тобой бедность? Я была твоей любовницей, а не женой, — после последней фразы она едва не добавила «слава Богу».
— Ты мне нужна, — повторил Гарольд несчастным голосом.
— Это смешно.
— Правда нужна.
Она увидела, что он вот-вот доведет себя до слез.
— Ну вот, теперь ты себя жалеешь. Хватит, Гарольд, от меня ты жалости больше не добьешься.
— А если я тебе так противен, зачем ты приехала?
— Чтобы сказать тебе, что тебе пора бросить все это и заняться поисками работы. А у меня сейчас достаточно хлопот с мужем, чтобы заниматься еще и тобой.
— С мужем?
— на этот раз Симе в самом деле был поражен.
— Да. Он для меня гораздо важнее, чем ты, и сейчас он гораздо больше во мне нуждается.
— Этот сухарь… этот старый мерин? Не может быть!
— Осторожнее в выражениях.
— Ты же дурачила его все эти годы!
— Да. Но он кто угодно, только не сухарь, и не тебе его так называть. Из всех мужчин в моей жизни он значил для меня больше всех, а если я его и дурачила, то еще больше я дурачила себя. И если ты не видишь, насколько он лучше тебя, то ты и в самом деле законченный осел.
— Ну ты и стерва! — воскликнул Гарольд, расширив свои маленькие глазки.
Она улыбнулась.
— «Ты самая гнусная тварь, какую я видел», как Мелвин Дуглас говорил Джоан Кроуфорд. Не помню, как назывался этот фильм. Можешь позвонить и спросить у Рики.
— Господи, скольких мужчин ты смешала с дерьмом!
— Немногие из них пережили это достойно.
— Стерва!
— Какой ты, оказывается, грубиян. Может, вылезешь из моей машины?
— Ты еще сердишься! Я лишился работы, ты меня вышвырнута и еще сердишься?
— Да. Вылезай, Гарольд. Возвращайся в свою маленькую самодовольную лужу.
— Могу уйти, — он побагровел. — Но могу и сделать с тобой то, что тебе когда-то так нравилось.
— Ты угрожаешь меня изнасиловать?
— Это не угроза.
— А что? Обещание? Тогда я тоже тебе кое-что пообещаю, — Стелла полезла за пазуху и достала оттуда длинную заколку, которую всегда носила с собой с тех пор, как в Скенектеди какой-то тип весь день ходил за ней по магазинам. — Если дотронешься до меня, обещаю, что воткну тебе это в шею.
Он выскочил из машины, как ошпаренный, хлопнув дверью. Стелла, улыбаясь, развернула «вольво» и вписалась в поток встречного движения.
— Черт бы тебя побрал! — Он погрозил ей вслед кулаком. — Надеюсь, ты разобьешься!
Он подобрал с земли камень и швырнул на дорогу. Потом постоял, тяжело дыша и повторяя: «Господи, ну и стерва». В таком состоянии он не мог вести машину. Нужно было успокоиться.
Последняя история Льюиса
Глава 6
— Мы поссорились, — сказал Льюис. — Мы ссорились редко, и чаще всего по моей вине. В тот раз это случилось из-за того, что я уволил одну из горничных. Крестьянку из Малаги. Не помню, как ее звали, — он откашлялся и придвинулся к огню. — Она была очень суеверной, как большинство испанских крестьян. Верила в магию, в злых духов, и все у нее было дурной приметой — птицы на лужайке, неожиданный дождь, разбитое стекло. А уволил я ее потому, что она отказалась убирать в одной из комнат.
— Что ж, причина уважительная, — заметил Отто.
— Вот и я так думал. Но Линда сказала, что я слишком строг с девушкой. Ведь раньше она никогда не делала таких вещей. Она сказала, что эти постояльцы нехорошие или что-то в этом роде.
Льюис отхлебнул бренди, а Отто подбросил дров в огонь. Флосси подошла ближе и улеглась возле костра.
— А кто они были, Льюис?
— Американцы.
Дама из Сан-Франциско, Флоренс де Пейсер, и ее маленькая племянница, Алиса Монтгомери. Девочка лет десяти. С ними еще ездила служанка, мексиканка по имени Росита. Они заняли большой номер на верхнем этаже отеля. В них не было ничего демонического, Отто, можешь мне поверить. Хотя Росита могла бы сама следить за чистотой, но это была работа нашей девушки, а она отказалась. Линда просила позволить сделать это другой горничной, но я ее уволил.
Льюис глядел на огонь.
— Постояльцы слышали, как мы ссоримся, и это тоже была большая редкость. Мы были в розарии, и я, похоже, кричал. Для меня это представлялось делом принципа, и для Линды, по-моему, тоже. Но я заупрямился — через день-два я согласился бы с ней, но она столько не прожила. — Он откусил кусок колбасы и некоторое время жевал молча. — В тот вечер миссис де Пейсер пригласила нас на обед. Обычно мы ели отдельно, но иногда постояльцы приглашали нас, это было в порядке вещей. Я не хотел идти. Я очень устал, работал весь день. Утром я помогал загружать в погреб бутылки с вином, днем играл в теннис и еще поругался с Линдой. Но мы все же пошли туда, часам к девяти. Миссис де Пейсер предложила нам выпить и сказала, что ужин будет через четверть часа.
Ну вот, я выпил и сразу захмелел. Я пытался говорить с Алисой. Она была миленькой девочкой, но очень молчаливой и такой пассивной, что казалась недоразвитой. Я решил, что родители спихнули ее на лето под опеку тети.
Позже я подумал, что в вино было что-то подмешано, какой-то наркотик. Я был не пьян, а, скорее, потерял ориентировку. Линда заметила это, но миссис де Пейсер успокоила ее, а я, конечно, сказал, что я в порядке. Потом мы сели есть. Я с трудом смог проглотить несколько кусков. Алиса весь обед молчала и только глядела на меня, улыбаясь, как будто я был каким-то редким животным. Мне становилось все хуже и хуже — все тело онемело и даже цвета в комнате казались бледнее.
После обеда тетя отослала Алису спать, и Росита подала коньяк, к которому я не притронулся. Конечно, я мог говорить и казался нормальным всем, кроме Линды, но все, чего я хотел — это лечь спать.
Потом девочка позвала из комнаты: «Мистер Бенедикт, мистер Бенедикт», несколько раз, очень тихо. Миссис де Пейсер сказала: «Вот видите! Вы ей понравились», и я ответил, что с удовольствием пожелаю девочке доброй ночи, но Линда меня опередила. Она сказала: «Дорогой, ты слишком устал. Я схожу». — «Нет, — возразила миссис де Пейсер. — Девочка просила его». Но Линда уже скрылась за дверью.
И уже через секунду я узнал, что случилось что-то страшное.
Потому что оттуда не доносилось никаких звуков. Это была самая оглушительная, тишина, какую я слышал в жизни. Миссис де Пейсер просто сидела и смотрела на меня, и тогда я встал и пошел к комнате.
На полпути я услышал крики Линды. Ужасные крики, совершенно дикие. Я ворвался в комнату, и сразу разбилось стекло. Линда впечаталась в окно, вся в хрустале осколков, и через миг исчезла. Какое-то время я не мог двинуться и стоял на пороге, глядя на девочку. Она сжалась на кровати, и долю секунды мне казалось, что она улыбается мне.
Потом я подбежал к окну. Алиса позади начала всхлипывать. Линда лежала внизу, мертвая. Вокруг нее уже собрались постояльцы, вышедшие из столовой. Кое-кто из них подняли головы и увидели меня в разбитом окне. Одна женщина закричала.
— Она подумала, что это ты ее толкнул, — сказал Отто.
— Да. Она потом сильно напортила мне с полицией. Я мог провести остаток жизни в испанской тюрьме.
— А эти, миссис де Пейсер с девочкой, разве не объяснили, в чем дело?
— Они уехали. Они сняли номер до следующей недели, но когда меня вызвали в полицию, они собрали вещи и уехали.
— А полиция их не искала?
— Не знаю. Я их никогда больше не видел. И скажу тебе одну странную вещь, Льюис. Миссис де Пейсер расплачивалась по карточке «Америкэн экспресс», когда уезжала. Сказала клерку, что очень сожалеет, но не может оставаться после такого шока. А через месяц мы узнали, что карточка недействительна. Настоящая миссис де Пейсер умерла, и компания вовсе не собиралась оплачивать ее долги. — Льюис засмеялся. Бревно в костре затрещало, рассыпавшись искрами по снегу. — Ну и что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что это чисто американская история. Нужно было спросить девочку, что случилось.
— Я спросил! Я схватил ее за руку и стал трясти, но она только плакала. А потом я уже не мог с ней говорить. Отто, почему ты говоришь, что это чисто американская история?
— Потому что в этой истории все ненастоящее. Даже кредитная карточка. И это, мой друг, echt Amerikanisch.
— Ну, не знаю. Отто, мне нужно немного прогуляться. Всего несколько минут.
— Ружье не возьмешь?
— Нет. Я не собираюсь никого убивать.
— Тогда возьми Флосси.
— Ладно. Пошли Флосси.
Собака вскочила, и Льюис, обуреваемый чувствами, которые больше не мог скрывать, направился вниз по склону, в лес.
Свидетель
Глава 7
Питер Берне уронил вазу; его чуть не стошнило от отвратительного запаха. Он услышал мерзкое хихиканье и почувствовал, что его рука уже похолодела под невидимыми пальцами. Он повернулся и увидел, что его держит мальчик, сидевший на могильной плите у собора. Он улыбался той же идиотской улыбкой, глаза его отливали золотом.
Питер ударил его свободной рукой, ожидая, что он рассеется в воздухе, как двойник Джима Харди, но вместо этого мальчик увернулся и пнул его под коленки. Питер рухнул на пол.
— Подними ему голову, брат, — сказал человек.
Мальчик нагнулся к Питеру, обхватил его голову ледяными ладонями и с силой поднял ее вверх. Зловоние усилилось.
— Убирайся! — вскрикнул Питер, но руки лишь сильнее сдавили ему голову. Его череп как будто вдавливался внутрь.
Глаза его матери были закрыты. Она уже не двигалась.
— Ты убил ее, подонок, — прохрипел Питер. — Нет, она еще жива. Просто без сознания. Она нужна нам живой, правда, Фенни?
— Ты ее задушил, — давление рук мальчика несколько ослабло, но было по-прежнему крепким.
— Но не до смерти, — сказал человек, делая упор на последнее слово. — Я могу еще немного сдавить ее бедное маленькое горлышко. Правда, у нее красивая шейка, Питер?
Он поднял Кристину Берне одной рукой, как будто она весила не больше кошки. У нее на шее багровели громадные синяки.
— Ты сделал ей больно!
— Боюсь, что да. — Я хотел бы проделать то же и с тобой, мой юный любознательный друг. Но наша благодетельница, в дом которой вы с приятелем так нагло вломились, хочет заняться тобой сама. Однако в настоящее время она занята более важным делом. У нее какие-то планы насчет тебя и твоих старших товарищей, но тебе вовсе не обязательное них знать, не так ли, мой дебильный брат?
Мальчик хрюкнул и сильнее сдавил шею Питера.
— Кто ты?
— Я — это ты, Питер, — ответил человек. Одной рукой он все еще держал его мать. — Правда, хороший ответ? Конечно, это не вся правда. Человек по имени Гарольд Симе, знакомый твоих старших друзей, сказал бы, что я Маниту. Дон Вандерли сказал бы, что меня зовут Грегори Бентон и что я из Нового Орлеана. Я в самом деле провел там несколько месяцев, но я не оттуда. Я родился под именем Грегори Бэйта и был известен под ним до самой смерти в 3 году. К счастью я заключил соглашение с очаровательной женщиной, Флоренс де Пейсер, которая снабдила меня кое-какой защитой от смерти — я ведь вовсе не хотел умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Черт, — простонал он. — Черт. У меня работа только до конца года. Отдел не продлил мне договор, и это значит, что я могу уехать. Мне сегодня сказал об этом Хольц. Сказал, что сожалеет, но он хочет вести отдел в новом направлении, и мы не сработаемся. К тому же у меня мало публикаций. Ты знаешь, это не моя вина, я напечатал три статьи, и любой антрополог…
— Я это уже слышала, — прервала Стелла.
— Да. Но теперь это на самом деле важно. Эти выскочки меня просто выживают. Ледбитер получил допуск в индейскую резервацию, Джонсон выпускает книгу… А мне шиш.
Стелла плохо понимала, что он говорит — настолько ей стал вдруг неприятен сам его голос.
— Ты хочешь сказать, что зовешь меня с собой, а у тебя даже нет работы?
— Ты мне нужна.
— И куда же ты собираешься ехать?
— Ну, не знаю. Может быть, в Калифорнию.
— Ах, Гарольд, как же ты банален! — взорвалась она наконец. — Хочешь жить в трейлере? Лопать бутерброды?
Тебе нужно не плакаться передо мной, а писать письма и искать новую работу. Или ты думаешь, я сочту за честь делить с тобой бедность? Я была твоей любовницей, а не женой, — после последней фразы она едва не добавила «слава Богу».
— Ты мне нужна, — повторил Гарольд несчастным голосом.
— Это смешно.
— Правда нужна.
Она увидела, что он вот-вот доведет себя до слез.
— Ну вот, теперь ты себя жалеешь. Хватит, Гарольд, от меня ты жалости больше не добьешься.
— А если я тебе так противен, зачем ты приехала?
— Чтобы сказать тебе, что тебе пора бросить все это и заняться поисками работы. А у меня сейчас достаточно хлопот с мужем, чтобы заниматься еще и тобой.
— С мужем?
— на этот раз Симе в самом деле был поражен.
— Да. Он для меня гораздо важнее, чем ты, и сейчас он гораздо больше во мне нуждается.
— Этот сухарь… этот старый мерин? Не может быть!
— Осторожнее в выражениях.
— Ты же дурачила его все эти годы!
— Да. Но он кто угодно, только не сухарь, и не тебе его так называть. Из всех мужчин в моей жизни он значил для меня больше всех, а если я его и дурачила, то еще больше я дурачила себя. И если ты не видишь, насколько он лучше тебя, то ты и в самом деле законченный осел.
— Ну ты и стерва! — воскликнул Гарольд, расширив свои маленькие глазки.
Она улыбнулась.
— «Ты самая гнусная тварь, какую я видел», как Мелвин Дуглас говорил Джоан Кроуфорд. Не помню, как назывался этот фильм. Можешь позвонить и спросить у Рики.
— Господи, скольких мужчин ты смешала с дерьмом!
— Немногие из них пережили это достойно.
— Стерва!
— Какой ты, оказывается, грубиян. Может, вылезешь из моей машины?
— Ты еще сердишься! Я лишился работы, ты меня вышвырнута и еще сердишься?
— Да. Вылезай, Гарольд. Возвращайся в свою маленькую самодовольную лужу.
— Могу уйти, — он побагровел. — Но могу и сделать с тобой то, что тебе когда-то так нравилось.
— Ты угрожаешь меня изнасиловать?
— Это не угроза.
— А что? Обещание? Тогда я тоже тебе кое-что пообещаю, — Стелла полезла за пазуху и достала оттуда длинную заколку, которую всегда носила с собой с тех пор, как в Скенектеди какой-то тип весь день ходил за ней по магазинам. — Если дотронешься до меня, обещаю, что воткну тебе это в шею.
Он выскочил из машины, как ошпаренный, хлопнув дверью. Стелла, улыбаясь, развернула «вольво» и вписалась в поток встречного движения.
— Черт бы тебя побрал! — Он погрозил ей вслед кулаком. — Надеюсь, ты разобьешься!
Он подобрал с земли камень и швырнул на дорогу. Потом постоял, тяжело дыша и повторяя: «Господи, ну и стерва». В таком состоянии он не мог вести машину. Нужно было успокоиться.
Последняя история Льюиса
Глава 6
— Мы поссорились, — сказал Льюис. — Мы ссорились редко, и чаще всего по моей вине. В тот раз это случилось из-за того, что я уволил одну из горничных. Крестьянку из Малаги. Не помню, как ее звали, — он откашлялся и придвинулся к огню. — Она была очень суеверной, как большинство испанских крестьян. Верила в магию, в злых духов, и все у нее было дурной приметой — птицы на лужайке, неожиданный дождь, разбитое стекло. А уволил я ее потому, что она отказалась убирать в одной из комнат.
— Что ж, причина уважительная, — заметил Отто.
— Вот и я так думал. Но Линда сказала, что я слишком строг с девушкой. Ведь раньше она никогда не делала таких вещей. Она сказала, что эти постояльцы нехорошие или что-то в этом роде.
Льюис отхлебнул бренди, а Отто подбросил дров в огонь. Флосси подошла ближе и улеглась возле костра.
— А кто они были, Льюис?
— Американцы.
Дама из Сан-Франциско, Флоренс де Пейсер, и ее маленькая племянница, Алиса Монтгомери. Девочка лет десяти. С ними еще ездила служанка, мексиканка по имени Росита. Они заняли большой номер на верхнем этаже отеля. В них не было ничего демонического, Отто, можешь мне поверить. Хотя Росита могла бы сама следить за чистотой, но это была работа нашей девушки, а она отказалась. Линда просила позволить сделать это другой горничной, но я ее уволил.
Льюис глядел на огонь.
— Постояльцы слышали, как мы ссоримся, и это тоже была большая редкость. Мы были в розарии, и я, похоже, кричал. Для меня это представлялось делом принципа, и для Линды, по-моему, тоже. Но я заупрямился — через день-два я согласился бы с ней, но она столько не прожила. — Он откусил кусок колбасы и некоторое время жевал молча. — В тот вечер миссис де Пейсер пригласила нас на обед. Обычно мы ели отдельно, но иногда постояльцы приглашали нас, это было в порядке вещей. Я не хотел идти. Я очень устал, работал весь день. Утром я помогал загружать в погреб бутылки с вином, днем играл в теннис и еще поругался с Линдой. Но мы все же пошли туда, часам к девяти. Миссис де Пейсер предложила нам выпить и сказала, что ужин будет через четверть часа.
Ну вот, я выпил и сразу захмелел. Я пытался говорить с Алисой. Она была миленькой девочкой, но очень молчаливой и такой пассивной, что казалась недоразвитой. Я решил, что родители спихнули ее на лето под опеку тети.
Позже я подумал, что в вино было что-то подмешано, какой-то наркотик. Я был не пьян, а, скорее, потерял ориентировку. Линда заметила это, но миссис де Пейсер успокоила ее, а я, конечно, сказал, что я в порядке. Потом мы сели есть. Я с трудом смог проглотить несколько кусков. Алиса весь обед молчала и только глядела на меня, улыбаясь, как будто я был каким-то редким животным. Мне становилось все хуже и хуже — все тело онемело и даже цвета в комнате казались бледнее.
После обеда тетя отослала Алису спать, и Росита подала коньяк, к которому я не притронулся. Конечно, я мог говорить и казался нормальным всем, кроме Линды, но все, чего я хотел — это лечь спать.
Потом девочка позвала из комнаты: «Мистер Бенедикт, мистер Бенедикт», несколько раз, очень тихо. Миссис де Пейсер сказала: «Вот видите! Вы ей понравились», и я ответил, что с удовольствием пожелаю девочке доброй ночи, но Линда меня опередила. Она сказала: «Дорогой, ты слишком устал. Я схожу». — «Нет, — возразила миссис де Пейсер. — Девочка просила его». Но Линда уже скрылась за дверью.
И уже через секунду я узнал, что случилось что-то страшное.
Потому что оттуда не доносилось никаких звуков. Это была самая оглушительная, тишина, какую я слышал в жизни. Миссис де Пейсер просто сидела и смотрела на меня, и тогда я встал и пошел к комнате.
На полпути я услышал крики Линды. Ужасные крики, совершенно дикие. Я ворвался в комнату, и сразу разбилось стекло. Линда впечаталась в окно, вся в хрустале осколков, и через миг исчезла. Какое-то время я не мог двинуться и стоял на пороге, глядя на девочку. Она сжалась на кровати, и долю секунды мне казалось, что она улыбается мне.
Потом я подбежал к окну. Алиса позади начала всхлипывать. Линда лежала внизу, мертвая. Вокруг нее уже собрались постояльцы, вышедшие из столовой. Кое-кто из них подняли головы и увидели меня в разбитом окне. Одна женщина закричала.
— Она подумала, что это ты ее толкнул, — сказал Отто.
— Да. Она потом сильно напортила мне с полицией. Я мог провести остаток жизни в испанской тюрьме.
— А эти, миссис де Пейсер с девочкой, разве не объяснили, в чем дело?
— Они уехали. Они сняли номер до следующей недели, но когда меня вызвали в полицию, они собрали вещи и уехали.
— А полиция их не искала?
— Не знаю. Я их никогда больше не видел. И скажу тебе одну странную вещь, Льюис. Миссис де Пейсер расплачивалась по карточке «Америкэн экспресс», когда уезжала. Сказала клерку, что очень сожалеет, но не может оставаться после такого шока. А через месяц мы узнали, что карточка недействительна. Настоящая миссис де Пейсер умерла, и компания вовсе не собиралась оплачивать ее долги. — Льюис засмеялся. Бревно в костре затрещало, рассыпавшись искрами по снегу. — Ну и что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что это чисто американская история. Нужно было спросить девочку, что случилось.
— Я спросил! Я схватил ее за руку и стал трясти, но она только плакала. А потом я уже не мог с ней говорить. Отто, почему ты говоришь, что это чисто американская история?
— Потому что в этой истории все ненастоящее. Даже кредитная карточка. И это, мой друг, echt Amerikanisch.
— Ну, не знаю. Отто, мне нужно немного прогуляться. Всего несколько минут.
— Ружье не возьмешь?
— Нет. Я не собираюсь никого убивать.
— Тогда возьми Флосси.
— Ладно. Пошли Флосси.
Собака вскочила, и Льюис, обуреваемый чувствами, которые больше не мог скрывать, направился вниз по склону, в лес.
Свидетель
Глава 7
Питер Берне уронил вазу; его чуть не стошнило от отвратительного запаха. Он услышал мерзкое хихиканье и почувствовал, что его рука уже похолодела под невидимыми пальцами. Он повернулся и увидел, что его держит мальчик, сидевший на могильной плите у собора. Он улыбался той же идиотской улыбкой, глаза его отливали золотом.
Питер ударил его свободной рукой, ожидая, что он рассеется в воздухе, как двойник Джима Харди, но вместо этого мальчик увернулся и пнул его под коленки. Питер рухнул на пол.
— Подними ему голову, брат, — сказал человек.
Мальчик нагнулся к Питеру, обхватил его голову ледяными ладонями и с силой поднял ее вверх. Зловоние усилилось.
— Убирайся! — вскрикнул Питер, но руки лишь сильнее сдавили ему голову. Его череп как будто вдавливался внутрь.
Глаза его матери были закрыты. Она уже не двигалась.
— Ты убил ее, подонок, — прохрипел Питер. — Нет, она еще жива. Просто без сознания. Она нужна нам живой, правда, Фенни?
— Ты ее задушил, — давление рук мальчика несколько ослабло, но было по-прежнему крепким.
— Но не до смерти, — сказал человек, делая упор на последнее слово. — Я могу еще немного сдавить ее бедное маленькое горлышко. Правда, у нее красивая шейка, Питер?
Он поднял Кристину Берне одной рукой, как будто она весила не больше кошки. У нее на шее багровели громадные синяки.
— Ты сделал ей больно!
— Боюсь, что да. — Я хотел бы проделать то же и с тобой, мой юный любознательный друг. Но наша благодетельница, в дом которой вы с приятелем так нагло вломились, хочет заняться тобой сама. Однако в настоящее время она занята более важным делом. У нее какие-то планы насчет тебя и твоих старших товарищей, но тебе вовсе не обязательное них знать, не так ли, мой дебильный брат?
Мальчик хрюкнул и сильнее сдавил шею Питера.
— Кто ты?
— Я — это ты, Питер, — ответил человек. Одной рукой он все еще держал его мать. — Правда, хороший ответ? Конечно, это не вся правда. Человек по имени Гарольд Симе, знакомый твоих старших друзей, сказал бы, что я Маниту. Дон Вандерли сказал бы, что меня зовут Грегори Бентон и что я из Нового Орлеана. Я в самом деле провел там несколько месяцев, но я не оттуда. Я родился под именем Грегори Бэйта и был известен под ним до самой смерти в 3 году. К счастью я заключил соглашение с очаровательной женщиной, Флоренс де Пейсер, которая снабдила меня кое-какой защитой от смерти — я ведь вовсе не хотел умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56