..
Пока Андрей с Галкой на свадьбу идут, пока Галка трещит без умолку, а Андрей, занятый неприятной мыслью, успешно делает вид, что внимательно ее слушает, расскажем, что нам известно о Егоре Зайченкове - может, и сумеем тогда понять, куда это и с чем направился он на ночь глядя.
Поначалу устроился в городе Зайченков вроде неплохо - общежитие дали, спецодежду, оклад положили и премиальные обещали. Да вот беда! - и тут надо было "горбатиться" на дядю, а самому малая толика шла, как Егор считал. Снова забегал Егор, наконец, на стройку подался. Тут ему способнее оказалось: кому мешок цемента продаст, кому ведро краски, а то и пачку паркета - гладко пошло, в кармане зазвенело, а потом и зашуршало. Взбодрился было Егор. Но как-то вечером зашли к нему двое из бригады, и после короткого разговора с ними Егор понял, что и здесь ему "не светит".
Тем же вечером он снял с бульдозера пускач и продал какому-то судоводителю-любителю (тот давно к нему подбирался - катеришко построил, а движка нет) - на дорогу подъемные себе обеспечил. В общем, когда Егор на родину двинуть намылился, след за ним тянулся не такой уж богатый, но года на четыре строгой изоляции набралось бы. Но Зайченкова это не беспокоило, под сердцем не пекло - он уже на новую жизнь настроился, старые грехи легко позабыл.
На вокзале, когда билет выправил, пошел меж людей потолкаться посмотреть и послушать, чтобы время убить.
И тут Егору наконец повезло как в сказке, как во сне. Какой-то дальний командированный (выпивши был, конечное дело) гужевался у буфета и бумажник сунул мимо кармана. Егор, глазом не моргнув, на бумажник словно невзначай наступил, и хоть сердце от радости за чужую беду колотилось, наклоняться сразу не стал - оглядывался, смотрел поверх голов, благо с каланчу вымахал, будто знакомцев искал, да нет никого. Потом нагнулся и стал порточину поправлять - выбилась из сапога - и вместе с ней за голенище бумажник-то и заложил. Вот и все - разбогател Егор. Не так чтобы уж очень-то, но дурная деньга, какая бы ни была, все ж таки благодать.
Правда, разбогател ненадолго. Заперся Егор в кабинке вокзального туалета, стал теребить бумажник: деньжата, главное дело, есть, документ (его надо будет из поезда в окошко пустить), письмецо (это туда же после знакомства - забавные попадаются. Егор в общежитии пристрастился чужие письма читать, в библиотеку - лень, да и зевота от книг ему челюсти ломала, а письма - ничего, интересно и завлекательно, особливо про любовные чувства)...
И тут снаружи кто-то дверь рванул - аж шурупы посыпались, - и парень, молодой еще, приличный, из городских, сказал ему, руки в карманы себе засунув и сигаретой дымя:
- Покажи-ка, что взял, - и так сказал, что Егор, за многие годы не раз битый, сразу все понял и бумажник угодливо отдал.
Парень бумажник взял, деньги небрежно в карман переложил, стал документ внимательно, голову набок склонив - на лоб седая прядка упала, изучать, остался доволен и Егору кивнул:
- Пойдем, дурацкий твой фарт отметим, проголодался я в чужой стороне.
- На мои-то деньги? - осмелился уточнить Егор.
- Ты, лягушка сырая! Какие деньги? Это деньги?
Егор мигнул двумя глазами и, как пристегнутый, за парнем в ресторан потопал, в затылок ему глядя.
Сели хорошо, у окошка, под пальмой. И официант быстро прибежал, книжечку принес. Егор поначалу смущался - сроду в ресторанах не гостил, а парень командовал как дома, и официанту, немолодому уже, пожившему и повидавшему на своей работе, это, судя по всему, нравилось: стол так заставил - окурок некуда ткнуть.
Парень водку сам открыл и разлил самостоятельно. Пальцы его, хоть и дрожали чуть-чуть, из чего Егор заключил, что незнакомец - парень бывалый, с вином давно воюет, действовали коротко и точно, будто в бутылке мерка была: бульк - рюмка до края точь-в-точь, бульк - и другая полна. По второй уже недрогнувшей рукой разлил и спросил:
- Звать-то небось Егором? Или Георгием? Жорой буду звать, понял?
Егор кивнул, глотая.
- А тебя?
Парень промокнул губы салфеткой, потрогал ее легонько пальцами, достал из бумажника паспорт, заглянул:
- Алексеем зови, можешь Ленькой, понял?
- Как не понять? - усмехнулся робко Егор-Жора.
Новонареченный Алексей держался легко, видать по всему - проходной личностью был. Егор-то ножики и солонки тронуть боялся, тем более что и ножей, и вилок по паре положили и за какие надо браться, не догадаешься.
- Без гувернера воспитывался? - усмехнулся парень. - Крайние бери, не ошибешься.
Сам он на загляденье играл приборами, ел быстро, но не жадно аккуратно и красиво. Только пил до жути много. Но не пьянел. Курил лишь все чаще и больше скалился. И рука у него уже вовсе не дрожала - точной была и ловкой.
- Куда собрался, Жора?
Егор ответил.
- Это где же будет такое место и чем привлекательно?
Егор рассказал.
- Сколько туда езды? Понятно. Возьмешь и мне билет туда же отдохнуть мечтаю. Мне на время приют и ласка нужны. Хочу тебе довериться, не подведешь? - И опять тот же взгляд: если бить, то как - надолго или насовсем?
Заказал кофе, попросил минеральной воды, снова закурил.
- Гляди, клиент твой ходит.
Они долго хихикали, глядя, как командированный, протрезвев, растерянно что-то выспрашивал у официанта, а потом вышел из ресторана с милиционером.
- Не жалей его, Жора. Таких учить надо. Ну пошли.
Когда проходили через зал ожидания, шепнул:
- Видишь мужика с корзиной и чемоданом? Перед звонком чемодан возьмешь и принесешь к моему вагону, понял? Перед самым звонком.
Егор покивал усердно, будто всю жизнь только тем и занимался, что крал чемоданы на вокзалах. Впрочем, он для этого давно был готов. Переступить последнюю черту только трусость держала. А с этим парнем не страшно воровать - все гладко сойдет. Страшно его ослушаться.
Егор сделал все как надо: и билет взял, и чемодан принес.
В Дубровниках они снова встретились на платформе. Парень был уже переодет и с двумя другими чемоданами. В скверике он их посмотрел, в один сложил нужное, а другой швырнул в кузов грузовика, что стоял неподалеку, за низким штакетником.
- Ну так где же коляска, которая доставит нас на ранчо "Долина синих рек"? Проспал твой управляющий, Жора? Ты попеняй ему. Скажи - так дорогого гостя не встречают, он не привык, чтобы им манкировали - может обидеться.
Андрей на свадьбу в штатском костюме пошел, чтобы гостей не смущать, и сперва непривычно себя чувствовал, настолько уже с формой и должностью своей сжился. Даже вначале про себя все машинально отмечал: дядя Федор слишком большими стаканами пьет, Василию вроде бы уже хватит - остановить его пора, приятели жениха что-то уж подозрительно перешептываются и поглядывают на приглашенных из Козелихина парней.
Потом это прошло, Андрей почувствовал себя таким же гостем, как и все, и они с Галкой даже сплясали так, что им хлопали громче, чем молодым, которые вместо того, чтобы покружиться в положенном традиционном вальсе, попрыгали друг против друга на современный козлиный манер, и молодая жена даже сломала каблук.
Глухой дед Пидя, муж Евменовны, почему-то сказал, что это к счастью, и трахнул об край стола новую тарелку. Похоже, дед вообще в дыме и коромысле веселого застолья совсем запутался и не понимал, по какому поводу оно собралось. Когда дошла до него очередь поздравить молодых, он понес такую околесицу, что просторная изба подпрыгнула от дружно грохнувшего хохота.
Вроде бы все поначалу перепутал дед Пидя - так всем показалось, решил, что это на их с Евменовной свадьбе гуляют, и стал благодарить народ за поздравление. И тут смеяться перестали, а устыдились - ведь верно, пятьдесят лет старики вместе прожили. А дед, который под шумок еще одну рюмочку "портвейного вина" хлопнул, совсем разошелся и осмелел, пожелал молодым столько же лет в любви и верности прожить и напомнил про давнюю местную традицию, когда невеста накануне свадьбы купалась в обильных синереченских росах.
Молодые на своей свадьбе вообще не чинились, вели себя по-новому: сидели за столом в обнимку, целовались под "горько!" без смущения и с явным удовольствием и веселились от души и больше всех. И первыми начали в адрес своих свидетелей разные шуточки с намеками пускать. И шуточки эти остальные гости с охотой подхватывали.
Оно и верно - на селе от соседей ничего не утаишь, как ни старайся. Да, собственно, Галка и не старалась, не скрывала, что любит Андрея и хочет за него пойти. С год, наверное, назад он в шутку на ее слова: "Возьми меня в жены, Андрюша, не пожалеешь" - ответил: "Не доросла еще!" И с тех пор Галка дни считала до своего восемнадцатилетия. Совсем уж немного ей ждать осталось.
Что до Андрея, то он этот год о женитьбе вначале не помышлял. Как должность получил, столько забот свалилось, дохнуть некогда, не то что жениться. А вот в последнее время, особенно когда домой возвращался, одиноким себя чувствовал. Да и то сказать - весь день на людях, а вечером один, в пустом доме. Поневоле загрустишь. Родители-то, как сорвались дочку выручать - она в районе замуж после учебы вышла и двух девчонок одним разом родила, - так и застряли у нее, уже второй год пошел.
Но главное не в этом. Сказать правду - сильно стала ему Галка нравиться. За ее беззаботным и легким, на взгляд, характером видел Андрей безграничную верность и житейскую отвагу. Такие женщины есть еще на Руси (да и не будет им перевода): в счастье поет, а если беда, смеется и приговаривает: "Не было бы большей, эта не беда еще". За такой женой спокойно, тылы надежные, можно дальше воевать. Да и красавица настоящая к тому же. Редко кто не заглядится в ее блестящие глаза и ямочки в уголках губ, будто все время готовых смеяться.
Застолье между тем шумело своим чередом. Тимофей Елкин, который тоже на свадьбу поспел, лучше всех держался. Были, конечно, охотники с толку его сбить: и красного наливали, и белого подносили, но Тимофей без заметного сожаления отвергал соблазны и только приговаривал: "Кому, конечно, нравится поп, кому - попадья, ну а мне лично - молодая поповская дочка", - и с демонстративным удовольствием пил большими стаканами ситро. А когда Паршутин (его на свадьбу не позвали, и он все в окошко заглядывал) закричал ему: "Пей, дурак! Что ж ты свадьбу людям портишь?" - Тимофей, не оборачиваясь, плеснул в него наугад из кружки, полной хорошего кваса. Паршутин сгинул и больше не показывался.
Наконец, от столов отвалившись, перебрались в свободную горницу, которую хозяева от мебели освободили и для танцев приспособили.
Плясали всяко - все мастера были. А потом, когда подустали малость да угомонились, дружно взялись за песни. Ну и пели! Так звонко, так дружно и в лад, что иной и слезу удержать не мог.
Андрей и Галка задержались после гостей, убраться помогли, посуду на кухню снесли.
- Женись, Андрюша, - сказала Евменовна, разбирая для мытья тарелки. Женись скорей, покуда я жива еще - я и на твоей свадьбе спою!
- Не надо! - испугался Андрей. - Не пой!
- Женись, - поддразнила и Галка, когда молодые стали подарками хвалиться. - Видишь, как хорошо!
Потом вышли на крыльцо, посмотрели в звездное небо. Взбудораженное свадьбой село затихало понемногу. Кой-где еще звякнет ведро, калитка стукнет, собака взбрехнет, а уж тишина подкралась, все вокруг собой залила. И сколько вдаль было видно, уже синим сонным туманом подернулось.
Галка поежилась, прижалась к Андрею плечом и зевнула - сладко, искренне, по-детски.
Спокойная была ночь, тихая. Как перед бурей.
- Не бог весть что, но все же
любопытно... Кое-какие данные здесь
безусловно есть, и они послужат нам
основой для некоторых умозаключений.
А. К о н а н Д о й л. Записки
о Шерлоке Холмсе
18 м а я, п о н е д е л ь н и к
Приемные часы Андрей на вечер установил, чтобы люди от дела не отвлекались. Но так только у него на дверях было написано, а фактически прием участковый круглосуточно вел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12