Через два квартала я увидел полицейского в форме, идущего по тротуару, и в первый раз в жизни вид копа привел меня в трепет. Двадцать минут у меня ушло на то, чтобы добраться до «Харрис консалтинг», и еще пятнадцать — чтобы дойти до кабинета президента.
Креспин сидел в своем кресле, сердито нахмурив брови.
— Не трудитесь садиться, лейтенант! — рявкнул он. — Вы не пробудете здесь долго! После нашей последней беседы я проконсультировался со своими адвокатами, и они настойчиво советовали мне не подписывать никаких показаний.
— Никогда не подписывайте то, что считаете правдой, — согласился я.
— Далее, — продолжал он, — они также сказали мне, что ваши действи позорят честь офицера полиции, поскольку вы пытались надавить на меня и заставить…
— Но у меня ничего не получилось, не так ли? — нежно осведомился я.
Серые глаза неопределенно сверкнули из-под отечных век.
— Разве вы не для этого явились? Не для того, чтобы заставить меня дать показания?
— Нет. — Я зацепил ногой стул, подтянул его к себе и сел. — После того как я покинул ваш кабинет в последний раз, я понял, мистер Креспин, ровно то, что вы мне сейчас сказали. Я действовал незаконно, пытаясь угрозами заставить вас дать показания. Когда же вы не пришли в управление, я подумал, что, наверное, вы осведомились о своих конституционных правах, что было весьма благоразумно.
Но несколько секунд он уставился на меня, потом потянулся через стол и двинул шестиугольную пепельницу вдоль дальнего края столешницы параллельно кромке.
— Вы что хотите сказать, что пришли извиняться, лейтенант? — недоверчиво спросил он. Я дружелюбно ухмыльнулся: . — Вы же все равно не поверите!
— Тогда в чем дело? — бросил он.
— Девушка, которая была снята на фотографиях с Брюсом Вильямсом, была убита три дня назад. Прошлой ночью ту, которая сделала эти фотографии, тоже убили. И я полагаю, человек, который убил их обеих, на этом не остановится.
— А я здесь при чем?
— Вы можете помочь мне поймать убийцу прежде, чем появятся новые жертвы, мистер Креспин, — медленно проговорил я. — Когда я был здесь в прошлый раз, вы открыли мне часть правды, но не всю. Я хочу, чтобы вы рассказали остальное.
Пальцы его правой руки неторопливо отбивали ритм на столе.
— Я ничего не могу добавить к тому, что я уже сообщил вам.
— Вы пират, Креспин, — спокойно определил я, — но и я тоже. Этот разговор останется между нами. Вы всегда сможете отказаться от своих слов. Я обещаю, что не буду упоминать ваше имя — цитировать что-нибудь, что вы мне сказали, — или как-то иначе привлекать к расследованию этого дела. Это просто предложение одного пирата другому.
Он опять уставился на меня с тем же самым недоумевающим выражением, потом наклонился вперед и положил указательный палец на край пепельницы.
— Мои адвокаты знают по крайней мере четыре способа легального воздействия, если вы зарветесь, — тихо проговорил он, — и пару нелегальных через приверженцев той политической партии, которая посадила окружного шерифа на его место. — Он сильно надавил указательным пальцем на стол. — И мне не нужно объяснять такому опытному пирату, как вы, лейтенант, что, если вы не исполните обещание, я заставлю своих адвокатов не спать ночи, но придумать еще десять способов, которые сделают вашу несчастную жизнь абсолютно невыносимой.
— Конечно, — согласился я.
— Хорошо. — Он опять откинулся на спинку кресла. — Что вы хотите узнать?
— Вы хотели, чтобы Вильяме ушел из «Элайд консептс»и перешел работать к вам, но его ничто не прельстило. Тогда вы наняли Марко, чтобы он нашел способ дискредитировать Вильямса в его собственной компании. Марко добралс до него с помощью женщины и отправил пачку фотографий его жене и другую — членам совета директоров, чтобы положить конец его карьере.
— Да, — подтвердил он.
— Но эти действия лишены всякого смысла. Не будь вы таким дураком, то, имея пачку этих снимков в своих потных маленьких ручонках, вы просто показали бы их Вильямсу и поставили его перед выбором: или он переходит работать к вам, или вы предъявите эти фотографии совету директоров. Почему вы не сделали этого?
— Потому что у меня не было такой возможности, — отрезал он. — Этот хитрый мерзавец Марко отправил их без моего ведома.
— И вы все-таки заплатили ему десять тысяч долларов?
— Когда я впервые увидел эту пачку снимков, Брюса Вильямса уже не было в живых. Марко сидел там, где сейчас сидите вы, и просто слушал, как я кричу, ругаюсь и говорю, что не заплачу ему ни цента, поскольку он провалил все это дело. А потом он сказал, что я должен ему десять тысяч долларов. А если я их не заплачу ему, то автоматически перестаю считаться его клиентом и он не имеет больше никаких обязательств по отношению ко мне, в том числе обязательства молчать. Все очень просто! Или я плачу, или он открыто объявляет, что я и моя компания непосредственно ответственны за смерть Вильямса. Выбора у меня не было! Он вышел из этого кабинета с чеком в кармане.
— Вы не пытались понять, зачем он так подставляет вас? — спросил я.
— Пытался. — Креспин с раздражением потряс головой. — Я ночи не спал, думая об этом… Я уверен только в одном: все произошло так, как он задумал, и значит, здесь замешан еще один клиент, о котором я ничего не знал.
— Может, другая компания?
— Не могу представить какая, но, наверное, это возможно.
— А других идей нет?
— Нет, — угрюмо сказал он.
— Ну, в любом случае спасибо за информацию. — Я поднялся со стула. — В первый раз вы говорили мне, что пользовались услугами Марко пару раз до того, как наняли его, чтобы он что-нибудь сделал с Вильямсом. Это правда?
— Я думал, это будет звучать правдоподобно. Если я скажу вам правду, вы подумаете, что я лгу. Марко сам предложил мне свои услуги! Он сказал мне, что знает, что я очень хочу заполучить Вильямса, а он может помочь мне — за плату, естественно, — и я подумал, что, черт возьми, я теряю? Вот я и нанял его с условием: нет Вильямса — нет платы.
— Могла ли информация относительно Вильямса просочиться куда-то из вашего офиса? Креспин зло посмотрел на меня:
— Вы смеетесь, лейтенант. В сравнении с моей службой безопасности ЦРУ просто любители!
— Тогда сведения могли исходить только от самого Вильямса или, что более вероятно, от кого-то из его окружения?
— Об этом я тоже думал тогда. — Он пожал плечами. — Но в конце концов, какая теперь разница?
— Полностью согласен, — подтвердил я. — Было очень приятно снова встретиться с вами, мистер Креспин.
— Не стоит заходить слишком далеко, — проворчал он. — Без особого желани я должен сказать, что ваши пиратские методы вести расследования вызывают уважение, лейтенант, но и все. Я надеюсь что вы поймаете своего убийцу, и особенно рассчитываю на то, что им окажется Марко. Но, помимо этого, я не подам вам руки, даже если вы будете тонуть в сточной канаве!
При дневном свете интерьер «Золотого буйвола» выглядел несколько убогим. Лишенный мягкого света свечей и скрипичной музыки, ресторан утратил большую часть своего очарования. Приход Хелен Уолш, одетой в черно-белое платье, которое открывало больше, чем скрывало, несколько улучшил положение, а официант поспешил усадить нас за стол прежде, чем мы успели собраться с мыслями и отправиться в другое место.
— Я сделал заказ для тебя, — сказал я, — потому что сегодняшний день просто создан для мартини. Может быть, ты заметила этакую вязкость в воздухе?
— И это внезапное ощущение, что весь мир мог бы быть твоим, — подтвердила она.
— Еще я заказал нам рубленое мясо.
— Мартини и рубленое мясо! — воскликнула она. — А где же индусы? — Она огляделась. — Я не вижу их!
— Индусы?
— Переодетые скрипачи. Может быть, у них те же проблемы с их ситарами, что и у меня с моим?
— А что случилось с твоим ситаром? — спросил я, выдерживая ее тон.
— Он болит! — печально сказала она.
Это, естественно, пробудило во мне гордость, и я, довольный, глотнул мартини; она же выжидательно смотрела на меня.
— Как продвигаются твои дела, Эл? — спросила она.
— Потихоньку, Хелен. — Я смущенно посмотрел на нее. — Прости, если перестану называть тебя Хелен, я совсем запутаюсь. Как мне называть вас, мисс Уолш?
Может, стоит придерживаться фактов и называть вас миссис Вильяме?
Она медленно опустила веки, ненадолго прикрыв свои сапфировые глаза.
— Не дурачь меня, Эл Уилер, — просто сказала она. — Не такой ты чертовски ловкий! Когда я выходила из твоей квартиры утром, я вдруг вспомнила. Ночью, в самый патетический момент, я совершила ужасную ошибку — ошибку страсти, — я думаю, ты мог так назвать это — правильно?
— Я должен был обидеться, когда ты назвала меня Брюсом, но этого не произошло. Однако я спросил у Джеффа Фаллана, что он помнит о Брюсе Вильямсе, и он рассказал мне в том числе о его рыжеволосой жене.
— Я просто не хотела, чтобы ты жалел бедную вдову, любимый, — нежно сказала она.
— Он, видно, был не в своем уме! — буркнул я.
— Кто?
— Брюс Вильяме — кто же еще. Парень, который ухитрился жениться на такой женщине, как ты, и не воспользовался этим.
— Я любила Брюса. — Она тупо смотрела куда-то в дальний угол зала. — Он, наверное, тоже любил меня по-своему. Но это была пытка.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Несколько первых месяцев все было прекрасно, но потом он узнал, что его обманула. Брюс был тем, кого я искала; я любила его и знала, что могу стать ему хорошей женой. Поэтому я придумала трогательную историю о добропорядочной семье со Среднего Запада и о том, как мои бедные мамочка и папочка погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было семнадцать лет. Добрая старая тетушка Кэрри взяла меня к себе, но она умерла, когда мне исполнилось двадцать, и уже больше ничто не держало меня в тех местах. Тогда я приехала в Южную Калифорнию.
— Но мне ты собираешься сказать правду, я полагаю, — подтолкнул ее я.
— Действительность несколько отличается от этой истории, — спокойно продолжала Хелен. — Мой отец умер от сердечного приступа в Сан-Квентине, где ему оставалось сидеть еще восемь лет. Моя мать была алкоголичкой, и ее отправили в лечебницу, когда мне было шестнадцать. На следующий день сбежала с парнем, самым взрослым из моих приятелей, ему уже исполнилось семнадцать. Пять недель спустя нас поймали, его отдали под суд, а меня — смешное слово — под опеку. К двадцати годам я побила все рекорды! На мне висели обвинения в наркомании, проституции и вымогательстве — вы так называете это, — и я за все рассчиталась! Потом стала умнее — я изменила им и уехала в Южную Калифорнию. Там я устроилась на работу, брала уроки риторики, даже начала читать книги. В то время, когда я встретилась с Брюсом, я уже собиралась пойти учиться. — Она взяла свой мартини, но пить не стала. — И вот, через пару месяцев после нашей свадьбы, он узнал обо мне правду. — Ее губы скривились в слабом подобии улыбки. — Его больше задела не сама история, а то, что я лгала ему. Он просто не мог примириться с этой мыслью! Поэтому он решил, что теперь всю оставшуюся жизнь я должна расплачиваться за свой грязный обман. У Брюса вошло в привычку все вымещать на мне, я была виновата во всем, даже в его служебных неприятностях. Порой думала, что он ночью не спит, только чтобы измыслить для меня новые унижения.
— Почему ты не ушла от него?
— Я все еще любила его. Сначала я предлагала ему развестись со мной, но он не желал и слушать об этом. Даже после всего я для него была как наркотик для наркомана. — Она повернула голову и в упор смотрела на меня. — Я все еще чувствую свою ответственность за то, что произошло. Он никогда бы не посмотрел на такую девицу, как Голди Бейкер, если бы не вообразил, что, ложась с ней в постель, мстит мне.
Официант принес рубленое мясо, но Хелен, едва он отошел, мягко отодвинула свою тарелку в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16