Лицо его побагровело, глаза были полузакрыты, но он упрямо шел и шел вперед к своему перевалу, к перевалу, который значил для него больше, чем для остальных.
Часа через два после привала Томас забеспокоился.
- Погодите, - сказал он. - Как бы не сбиться. Здесь должен быть лагерь. Я помню эту скалу.
Томас сел на плоский камень, развернул трясущимися пальцами карту и стал водить по ней пальцем. Дику это ничего не говорило, он пошел вперед, надеясь подстрелить добычу. Олег присел на корточки рядом с Томасом.
Карта была нарисована чернилами еще в то время, когда были чернила густая паста, которой заполнялись ручки. Ручки Олег видел. Только они не писали.
Карту сделали еще тогда, когда построили первые дома поселка и решили, что при первой возможности вернутся к перевалу. Все вместе рисовали эту карту.
- Мы здесь, - сказал Томас. - Уже больше половины дороги. Я и не рассчитывал, что можно так быстро идти.
- Погода хорошая, - ответил Олег.
- Судя по всему, мы здесь ночевали, - заметил Томас, - должны быть следы, а их нету.
- Сколько лет прошло, - сказал Олег.
- Вот так... - бормотал Томас, - группа скал... Три скалы, нет, четыре. Ах да, чуть не забыл... - Он обернулся к Олегу, - возьми это. Обязательно возьми. Без этого в корабле - ни ногой. Помнишь?
- Это... Счетчик радиации, да?
- Да, счетчик радиации. Ты же знаешь, почему мы не могли оставаться, там была такая радиация. А мороз - это впридачу.
- Может, поспите немного? - спросил Олег. - Вам трудно. А потом пойдем...
- Нет, останавливаться нельзя - это смерть. Я за вас отвечаю... Где же лагерь?.. Надо глубже выкопать... Мы их похоронили, но сил не было глубоко копать, понимаешь, обязательно надо глубже...
Олег подхватил Томаса, который стал валиться с камня.
Вернулся Дик, осуждающе поглядел, как Олег кутает Томаса в одеяла, а Марьяшка хлопочет, быстро раздувая костер, чтобы согреть микстуру. Марьяшка испугалась, уж очень сильно был болен Томас. Дик молчал, но Олегу казалось, что он повторяет: "Я же предупреждал".
Олег сам отвинтил крышку фляги, понюхал коньяк - запах был острым, скорее приятным, но пить не хотелось, это было не для питья. Поднес осторожно к спекшимся губам Томаса, который шептал что-то неразборчиво, тот глотнул и сказал почему-то "скооль".
Дальше пойти смогли только к сумеркам. Томас пришел в себя, его закутали в одеяла, мешок нес Олег, арбалет взял Дик. Из-за этой остановки шли, вернее, карабкались по откосу, усыпанному громадными неустойчивыми камнями, часа два, не больше, потом стало плохо видно, и пришлось искать ночлег.
Похолодало, небо здесь было совсем другого цвета - не только серое, как в лесу, оно приобрело к вечеру краски тревожные, красноватые, фиолетовые, и это пугало, потому что в небе не было надежности.
Очень хотелось есть, Олег готов был жевать камни. И еще наглая коза, как только сняли и сложили на снег мешки, подбежала к ним, попыталась разбросать их клювом, будто люди только тем и занимались, что прятали от нее еду.
- Иди отсюда! - прикрикнул на нее Олег. Кинул в нее камнем. Коза отскочила с блеянием.
- Не надо, - сказала Марьяшка. На ней лица не было, так устала. Даже почернела за день, даже стала меньше, тоньше.
- Она же не понимает. Она же думает, что ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям.
В тот вечер Дик ударил Марьяну.
Они жевали последние кусочки мяса, сухие ломтики. Запивали их кипятком, это был обман, а не еда, потому что человеку надо съесть хотя бы горсть ломтиков, чтобы почувствовать сытость. А Марьяна потихоньку отдала свой ломтик этой несчастной козе, думала, что никто не заметит, но заметили все, кроме Томаса, который был в полузабытьи. Олег промолчал, он решил потом сказать Марьяне, что это глупо. Он понимал Марьяну, но и понимал, как это глупо - кормить козу, когда сами скоро помрем от голода.
Но Дик молчать не стал. Он протянул руку над костром, длинную руку с большими, крепкими пальцами, и коротко, наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула:
- За что?
Олег кинулся на Дика, Дик легко отшвырнул его.
- Идиоты, - сказал он зло, - скопище идиотов. Вы сами себя решили голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала!
- Это мой кусок мяса, - сказала Марьяшка, глаза ее были сухими и злыми, - я не хочу есть.
- Ты хочешь, - сказал Дик. - А мяса осталось только по два ломтика на завтра. Только по два ломтика. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами!
Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в козу. Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился о скалу, звякнул. Дик вскочил, коза бросилась прочь, испугалась.
- Идиоты! - закричал Дик. - Почему все вокруг ничего не понимают! Почему не понимают, что мы уже никогда не вернемся!
Он не глядел на плачущую Марьяшку, на Олега, который ничего лучшего не придумал, как начать совать Марьяне свой последний ломтик, будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала его руку, а Дик быстро развернул свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл глаза. Заснул или сделал вид, что спит.
Томас кашлял вяло, словно у него не оставалось сил кашлять.
Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой легли с обеих сторон Томаса, чтобы согреть его. Пошел снег. Снег был нехолодный, он покрыл их толстым слоем, коза пришла уже в темноте и тоже легла рядом с ними, понимала, что всем вместе теплее.
Олег и эту ночь почти не спал, или ему казалось, что не спит. Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра, потом сразу стало холоднее - поднялась коза и пошла искать себе пропитание, а потом Олега укусила блоха. Откуда она взялась - непонятно. Может, пряталась в одежде или в козлиной шерсти.
У снежной блохи особенный укус - ни с чем не спутаешь. Пока еще не придумали, как от блох укрываться и как этот укус лечить. Такой укус безнадежен как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, и никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус-укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и ледяное жжение, острое, такое, что человек сразу просыпается, сразу замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего - целый час ничего. А потом человек теряет разум - это происходит одинаково со всеми, с умным, глупым, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился - нашел бы возбудителя, отыскал бы его врага или яд для него и сделал бы лекарство... Человек начинает буйствовать, он становится Диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом не будет помнить как все это произошло. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой, с этим припадком не надо бороться - надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство минует и он придет в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один... И если в деревне случается, что кого-то укусит снежная блоха, махонькое, ничтожное создание, он сам спешит к людям и просит: Свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает, он все понимает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут, и он исчезнет, а вместо него возникнет злое бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. И каждому страшно пережить те кошмары, те сны, которые мучат человека во время припадка. И поэтому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных.
- Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?
- Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только зачинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.
- Ой, горе какое, - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?
- Только что.
Дик зевнул.
- Мог не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
- Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.
- Да, еще этого не хватало, - согласился Дик. - Вылезай на мороз.
- Я тебя потом накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу с тобой.
- Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку. - Опять вовремя не выйдем.
- Ну, это же пройдет, - сказал Олег.
- После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, - сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, там, куда укусила блоха, не пропадало, Олег все время представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, совсем другим, чем в долине, где день всегда сер.
- Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.
- Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. Бедный Олежка.
- Не в первый раз мотаю, - сказал Дик, - жуткое дело, эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке у человека, как у сумасшедшего, появляются новые силы, он становится сильным, как медведь. Так что если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки. Томас хмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза его налились кровью, лицо было красное, распаренное. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такое беспокойство, неприятно понимать, что скоро твое "я" исчезнет. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах, если ими вот так овладевали бесы.
- Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... Всюду твари...
- Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я нескоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
- Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, и опять барахлит компьютер, - наверное, в него залезла блоха.
- И зачем мы только пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать.
- Других не было, - сказала Марьяна. - Больше некому идти. Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах... Голова Томаса начала увеличиваться...
- Ну вот, - сказал Дик. - Вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
- Тянет, - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
- Слушай... - Дик обернулся. - А где коза?
- Коза? Ночью я ее слышала.
- Где коза, я спрашиваю! - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала?
- Я ее привязывала, - сказала Марьяна. - Но она, наверное, развязалась.
- Где коза, я спрашиваю! - Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход - вот и подвернулась коза как символ всех неудач.
- Не сердись, Дикушка, - сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. - Коза, наверно, ищет, чего поесть, ей же надо есть...
- Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
- Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала, куда.
Дик внимательно осматривал снег вокруг, стараясь увидеть следы животного.
- Она вернется, - сказала Марьяна.
- Она вернется, - повторил Дик. - Только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоей глупости.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел песню.
- Марьяшка, согрей воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Часа через два после привала Томас забеспокоился.
- Погодите, - сказал он. - Как бы не сбиться. Здесь должен быть лагерь. Я помню эту скалу.
Томас сел на плоский камень, развернул трясущимися пальцами карту и стал водить по ней пальцем. Дику это ничего не говорило, он пошел вперед, надеясь подстрелить добычу. Олег присел на корточки рядом с Томасом.
Карта была нарисована чернилами еще в то время, когда были чернила густая паста, которой заполнялись ручки. Ручки Олег видел. Только они не писали.
Карту сделали еще тогда, когда построили первые дома поселка и решили, что при первой возможности вернутся к перевалу. Все вместе рисовали эту карту.
- Мы здесь, - сказал Томас. - Уже больше половины дороги. Я и не рассчитывал, что можно так быстро идти.
- Погода хорошая, - ответил Олег.
- Судя по всему, мы здесь ночевали, - заметил Томас, - должны быть следы, а их нету.
- Сколько лет прошло, - сказал Олег.
- Вот так... - бормотал Томас, - группа скал... Три скалы, нет, четыре. Ах да, чуть не забыл... - Он обернулся к Олегу, - возьми это. Обязательно возьми. Без этого в корабле - ни ногой. Помнишь?
- Это... Счетчик радиации, да?
- Да, счетчик радиации. Ты же знаешь, почему мы не могли оставаться, там была такая радиация. А мороз - это впридачу.
- Может, поспите немного? - спросил Олег. - Вам трудно. А потом пойдем...
- Нет, останавливаться нельзя - это смерть. Я за вас отвечаю... Где же лагерь?.. Надо глубже выкопать... Мы их похоронили, но сил не было глубоко копать, понимаешь, обязательно надо глубже...
Олег подхватил Томаса, который стал валиться с камня.
Вернулся Дик, осуждающе поглядел, как Олег кутает Томаса в одеяла, а Марьяшка хлопочет, быстро раздувая костер, чтобы согреть микстуру. Марьяшка испугалась, уж очень сильно был болен Томас. Дик молчал, но Олегу казалось, что он повторяет: "Я же предупреждал".
Олег сам отвинтил крышку фляги, понюхал коньяк - запах был острым, скорее приятным, но пить не хотелось, это было не для питья. Поднес осторожно к спекшимся губам Томаса, который шептал что-то неразборчиво, тот глотнул и сказал почему-то "скооль".
Дальше пойти смогли только к сумеркам. Томас пришел в себя, его закутали в одеяла, мешок нес Олег, арбалет взял Дик. Из-за этой остановки шли, вернее, карабкались по откосу, усыпанному громадными неустойчивыми камнями, часа два, не больше, потом стало плохо видно, и пришлось искать ночлег.
Похолодало, небо здесь было совсем другого цвета - не только серое, как в лесу, оно приобрело к вечеру краски тревожные, красноватые, фиолетовые, и это пугало, потому что в небе не было надежности.
Очень хотелось есть, Олег готов был жевать камни. И еще наглая коза, как только сняли и сложили на снег мешки, подбежала к ним, попыталась разбросать их клювом, будто люди только тем и занимались, что прятали от нее еду.
- Иди отсюда! - прикрикнул на нее Олег. Кинул в нее камнем. Коза отскочила с блеянием.
- Не надо, - сказала Марьяшка. На ней лица не было, так устала. Даже почернела за день, даже стала меньше, тоньше.
- Она же не понимает. Она же думает, что ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям.
В тот вечер Дик ударил Марьяну.
Они жевали последние кусочки мяса, сухие ломтики. Запивали их кипятком, это был обман, а не еда, потому что человеку надо съесть хотя бы горсть ломтиков, чтобы почувствовать сытость. А Марьяна потихоньку отдала свой ломтик этой несчастной козе, думала, что никто не заметит, но заметили все, кроме Томаса, который был в полузабытьи. Олег промолчал, он решил потом сказать Марьяне, что это глупо. Он понимал Марьяну, но и понимал, как это глупо - кормить козу, когда сами скоро помрем от голода.
Но Дик молчать не стал. Он протянул руку над костром, длинную руку с большими, крепкими пальцами, и коротко, наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула:
- За что?
Олег кинулся на Дика, Дик легко отшвырнул его.
- Идиоты, - сказал он зло, - скопище идиотов. Вы сами себя решили голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала!
- Это мой кусок мяса, - сказала Марьяшка, глаза ее были сухими и злыми, - я не хочу есть.
- Ты хочешь, - сказал Дик. - А мяса осталось только по два ломтика на завтра. Только по два ломтика. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами!
Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в козу. Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился о скалу, звякнул. Дик вскочил, коза бросилась прочь, испугалась.
- Идиоты! - закричал Дик. - Почему все вокруг ничего не понимают! Почему не понимают, что мы уже никогда не вернемся!
Он не глядел на плачущую Марьяшку, на Олега, который ничего лучшего не придумал, как начать совать Марьяне свой последний ломтик, будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала его руку, а Дик быстро развернул свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл глаза. Заснул или сделал вид, что спит.
Томас кашлял вяло, словно у него не оставалось сил кашлять.
Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой легли с обеих сторон Томаса, чтобы согреть его. Пошел снег. Снег был нехолодный, он покрыл их толстым слоем, коза пришла уже в темноте и тоже легла рядом с ними, понимала, что всем вместе теплее.
Олег и эту ночь почти не спал, или ему казалось, что не спит. Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра, потом сразу стало холоднее - поднялась коза и пошла искать себе пропитание, а потом Олега укусила блоха. Откуда она взялась - непонятно. Может, пряталась в одежде или в козлиной шерсти.
У снежной блохи особенный укус - ни с чем не спутаешь. Пока еще не придумали, как от блох укрываться и как этот укус лечить. Такой укус безнадежен как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, и никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус-укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и ледяное жжение, острое, такое, что человек сразу просыпается, сразу замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего - целый час ничего. А потом человек теряет разум - это происходит одинаково со всеми, с умным, глупым, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился - нашел бы возбудителя, отыскал бы его врага или яд для него и сделал бы лекарство... Человек начинает буйствовать, он становится Диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом не будет помнить как все это произошло. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой, с этим припадком не надо бороться - надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство минует и он придет в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один... И если в деревне случается, что кого-то укусит снежная блоха, махонькое, ничтожное создание, он сам спешит к людям и просит: Свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает, он все понимает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут, и он исчезнет, а вместо него возникнет злое бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. И каждому страшно пережить те кошмары, те сны, которые мучат человека во время припадка. И поэтому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных.
- Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?
- Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только зачинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.
- Ой, горе какое, - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?
- Только что.
Дик зевнул.
- Мог не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
- Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.
- Да, еще этого не хватало, - согласился Дик. - Вылезай на мороз.
- Я тебя потом накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу с тобой.
- Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку. - Опять вовремя не выйдем.
- Ну, это же пройдет, - сказал Олег.
- После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, - сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, там, куда укусила блоха, не пропадало, Олег все время представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, совсем другим, чем в долине, где день всегда сер.
- Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.
- Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. Бедный Олежка.
- Не в первый раз мотаю, - сказал Дик, - жуткое дело, эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке у человека, как у сумасшедшего, появляются новые силы, он становится сильным, как медведь. Так что если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки. Томас хмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза его налились кровью, лицо было красное, распаренное. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такое беспокойство, неприятно понимать, что скоро твое "я" исчезнет. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах, если ими вот так овладевали бесы.
- Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... Всюду твари...
- Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я нескоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
- Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, и опять барахлит компьютер, - наверное, в него залезла блоха.
- И зачем мы только пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать.
- Других не было, - сказала Марьяна. - Больше некому идти. Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах... Голова Томаса начала увеличиваться...
- Ну вот, - сказал Дик. - Вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
- Тянет, - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
- Слушай... - Дик обернулся. - А где коза?
- Коза? Ночью я ее слышала.
- Где коза, я спрашиваю! - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала?
- Я ее привязывала, - сказала Марьяна. - Но она, наверное, развязалась.
- Где коза, я спрашиваю! - Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход - вот и подвернулась коза как символ всех неудач.
- Не сердись, Дикушка, - сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. - Коза, наверно, ищет, чего поесть, ей же надо есть...
- Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
- Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала, куда.
Дик внимательно осматривал снег вокруг, стараясь увидеть следы животного.
- Она вернется, - сказала Марьяна.
- Она вернется, - повторил Дик. - Только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоей глупости.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел песню.
- Марьяшка, согрей воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15