Теперь у вас там, в Латвии, не жизнь, а малина. По крайней мере, так говорят. В Европу вошли, в НАТО. Цивилизация. Не то, что мы, голоштанные.
Несмотря на серьезный вид, с которым говорил Амеличев, в его голосе звучала ирония.
– Я местный, – ответил Рей. – Или – скажем так – почти местный.
– Ну? – На лице Амеличева явственно проступило недоверие.
– Мой дед уехал из Латвии в девятнадцатом году.
– Небось, был латышским стрелком?
– Землемером, – коротко и сухо ответил Рей, которого Амеличев уже начал раздражать.
– Понятно. Давай свои документы.
Рей вынул из кармана паспорт и трудовую книжку и протянул их начальнику охраны. Амеличев открыл паспорт, полистал и поднял округлившиеся от удивления глаза на Рея.
– Ты что, родился в Париже!? – спросил он, глядя на Рея, как на внезапно появившееся перед ним привидение.
– Так получилось, – ответил Рей, не имея ни малейшего желания вдаваться в подробности.
Но от Амеличева не так просто было отцепиться. Похоже, начальник охраны «Дерона» происходил из племени прилипал.
– А конкретней? – сказал с нажимом Амеличев.
– Отец был сотрудником посольства, – процедил сквозь зубы Рей.
– Ага… Это возможно. Мать у тебя тоже латышка?
– Нет, русская.
– Ну что ж, это уже лучше… – Амеличев начал листать трудовую книжку. – Да-а, братец… Это не трудовая, а целый роман в двух томах. Ты, я вижу, из породы «летунов», нигде долго на одном месте не задерживаешься. У тебя что, характер хреновый? Или ты большой лентяй?
– Насчет характера не знаю. В принципе, я человек тихий. А что касается других качеств… В этом вопросе трудовая книжка не показатель. Просто раньше я работал в основном на шабашках. Закончили объект, рассчитались, перешли на другой, месяц-два поработали, снова расчет… И так далее.
– М-да… – Амеличев сокрушенно вздохнул. – Ладно, пиши заявление…
Оформили Рея на удивление быстро. Уже через два часа он стоял у ворот предприятия, впуская-выпуская грузовые автомашины, большей частью фургоны и фуры. В напарники ему дали хмурого, неразговорчивого типа, которого кликали Жарун. Что это было – фамилия или прозвище – Рей не знал.
День до обеда тянулся словно канитель. Рей измаялся с непривычки и устал так, словно вагон угля разгрузил. Его тяготило и раздражало все: нещадное солнце, пыль, рев автомобильных моторов и даже хмурая физиономия Жаруна, который смотрел на Рея как на пустое место.
Сам Жарун устроился в холодке, под деревом. Он лишь наблюдал за действиями Рея, да проверял и проштамповывал пропуска, которые предъявляли водители и экспедиторы. Эти бумаженции приносил ему Рей, хотя до ворот было не более десяти шагов.
«Похоже, этот хренов «дед» держит меня за «салабона», – злобно думал Рей. – Вот сука! Ну, ничего, потерпим маленько…»
В обеденный перерыв работники отдела сбыта, расположенного в здании проходной, а также остальные охранники (кроме Рея и Жаруна, их было еще двое, притом все с пистолетами – ВОХРА) ушли в рабочую столовую, которая находилась неподалеку, на территории предприятия.
Жарун, разложив на столе свой сидор, трескал колбасу, густо поливая ее кетчупом и запивая «кока-колой». Он громко чавкал и отрыгивался, и Рей, у которого кишки играли голодный марш, а в пустых карманах бегала вошь на поводке, поторопился покинуть помещение проходной.
Рей пошел к беседке, где журчал крохотный фонтанчик, и росли какие-то цветы. Только теперь он с сожаление подумал, что совершил большую глупость, не захватив с собой хотя бы огрызок черствого батона.
В пустой беседке было прохладно и уютно. Улегшись на скамью, Рей принялся анализировать свои первые впечатления от новой работы.
Все выходило на то, что он вряд ли долго здесь продержится. Во-первых, Амеличев с трудом скрывал свое недовольство, что его не поставили в известность о приеме на работу нового охранника.
Наверное, старый хрыч уже пообещал кому-то из знакомых или родственников это кайфовое местечко, и теперь будет думать лишь о том, как бы Рея вышвырнуть вон за какую-либо провинность – настоящую или выдуманную.
Во-вторых, Жарун и иже с ним были Рею просто неприятны. У Рея глаз был наметан на подобных типов. Их бандитская сущность так и перла наружу. Ее нельзя было скрыть даже под вохровской формой. Рей точно знал, что с ними он вряд ли найдет общий язык.
И в-третьих, ему просто не нравилась тоскливо-рутинная должность привратника. Тем более, что он уже успел подметить некоторые странности в работе проходной. Может потому, что его нервы были напряжены до предела.
Некоторые машины, в основном фуры, явно везли не то, что было заявлено в накладных. И водители, и экспедиторы этих машин держались независимо; даже невозмутимый Жарун начинал нервничать, когда Рей приносил ему документы на вывоз. Он старался, чтобы оттиск штампа охраны получался четким и стоял там, где нужно.
Интересно, что везут эти машины? – думал Рей.
Он уже знал, что на предприятии идет разлив сухих вин, минеральных вод, а также соков. Маневренный электровоз то и дело загонял на территорию предприятие цистерны, окрашенные в серебряный цвет.
Ворота для одноколейки находилось неподалеку от центральной проходной, поэтому Рей имел возможность и слышать, а иногда и видеть движущиеся составы цистерн, которые пожирала ненасытная утроба предприятия.
Впрочем, какая разница, что везут фуры и что находится в цистернах? Да пусть хоть динамит или тяжелая вода. Чтобы наводить порядок в таких вопросах, существуют различные государевы службы. Он всего-навсего лишь крохотный винтик в большом механизме. За ту зарплату, что ему пообещали, можно не только на все глаза закрыть, но и уши заткнуть.
Ни для кого не новость, в том числе и для власть имущих, что в стране большой бизнес имеет в основном полукриминальный характер…
Количество машин, проезжающих через ворота, иссякло только к восьми вечера. Рею доложили, что охрана работает сутками, так что ему нужно было затянуть ремень потуже и глотать голодную слюну целую ночь до самого утра.
Впрочем, на эту тему он уже сильно не переживал. В раздевалке в каком-то загашнике Рей нашел полпачки чая, и теперь наливался заваренным кипятком по самое некуда. К ночи его желудок стал напоминать аквариум, так много было в нем жидкости.
Но, как бы там ни было, а голод ему удалось кое-как умять. Чтобы не мозолить глаза своим напарникам, Рей большей частью находился вне помещения проходной.
После шести вечера, когда с предприятия ушло начальство, вохровцы сели играть в карты, а Жарун начал болтать по телефону с какой-то девицей. Его косноязычный треп, густо уснащенный сальностями и весьма прозрачными сексуальными намеками, раздражал не только Рея, но и остальных парней.
Они недовольно морщились и раздраженно косились в сторону Жаруна, однако сделать замечание не решались. Видимо, Жарун был у Амеличева в фаворе.
Ночь выдалась спокойной. Рею даже удалось немного вздремнуть в беседке, так как в ночное время главная охранная забота ложилась на плечи вооруженных вохровцев. Едва стемнело, они бросили карты и пошли в обход территории предприятия. И так ночь напролет, с небольшими перерывами на отдых.
Похоже, Амеличев держал своих подчиненных в ежовых рукавицах…
Когда уставший и голодный Рей приехал домой, в квартире шел скандал. Закоперщиком перебранки, как всегда, выступил дед Микита, а его противниками на этот раз была супружеская чета с весьма красноречивой фамилией Змеул.
Партию «первой скрипки» вела Фекла, засушенное от различных диет создание с ужасным характером и луженой глоткой. Своего имени она почему-то стеснялась, поэтому представлялась всем как Фелиция.
Ее муж, такой же гвоздь, только росточком на две головы выше супруги, держал тылы и лишь поддакивал, грозно глядя на невозмутимого Микиту. Звали Змеула мужского рода Валентом, и он весьма гордился этим именем, доверительно намекая собеседникам, что его древний род ведет начало от императоров Византии.
Прижимистый Валент даже наступил на горло собственной песне и потряс тощей мошной, чтобы художники сварганили ему дворянский герб, которым он украсил свои визитки и раздавал их всем встречным и поперечным.
– … Кто вам дал такое право!? Никто не давал! – Фекла визжала, словно дисковая пила.
– Да, никто девал… – как эхо гудел Валент.
Несмотря на худобу, голос у него был словно у дьяка – громкий и басистый.
– А хто ты така, шоб мине указывать? – воинственно спрашивал дед Микита.
– Живу я здесь, и это мой угол! – подпрыгнула Фекла. – И никому не позволю сушить вонючие дырявые носки над моей плитой.
Рей невольно заулыбался. Проблема, поднятая Змеулами, будоражила коммуналку уже давно. Дед Микита вставал очень рано, и пока народ нежился в постели, он, от нечего делать, затевал стирку.
Когда поднимались остальные жильцы, вся кухня была увешана сохнущим бельем. Бельевые веревки были натянуты на разной высоте, и Рей диву давался, не в состоянии представить, как это грузный Микита, которому уже минуло восемьдесят лет, мог так высоко забраться, ведь лестница была лишь у Змеулов, и они хранили ее в своей комнате, за шифоньером.
Про белье ладно – все жильцы так делали. Развешивать постирушку во дворе никто не решался – боялись воров. Но у деда Микиты к старости совсем поехала крыша, и своей стиркой он мстил «клятым москалям». Он развешивал по кухне пожелтевшие подштанники, вышитые рубашки, портянки, прохудившиеся простыни и дырявые носки.
А зимой, так сказать, для аромату, вредный дед цеплял на веревку свои мокрые валенки. Амбре, которое потом разносилось по всем комнатам коммуналки, заставляло морщиться даже Рея, который привык ко всему и не отличался брезгливостью.
– Ну как работа? – спросила Зойка, выступавшая в концертной программе Змеулов в качестве заинтересованного зрителя.
– Не бей лежачего.
– Неужто понравилась?
– Конечно, нет.
– Я так и знала, – рассмеялась Зойка. – Месяц продержишься?
– Не знаю. Вот если бы с кем-нибудь побиться об заклад… тогда, возможно, я и поработал бы до конца года.
– Со мной хочешь поспорить?
– Не люблю обманывать женщин.
– Ой-ой, какие мы воспитанные! Скажи, что дрейфишь – и поставим на этом точку.
– Конечно, дрейфлю. Сам-то я, может быть, и не ушел бы по доброй воле, а вот за начальство свое не поручусь. В один прекрасный момент дадут мне пинка под зад – и все, спор проигран. Так что не буду рисковать своей репутацией.
– Ну, репутация твоя всем известна…
– На что ты намекаешь?
– Какие тут намеки. Лентяй ты, Рей, вот кто. Вон какой здоровущий, а работать не хочешь.
– Ты не права. Работать я хочу. Но не подметайлом и не шнурком – куда пошлют.
– Такова нынче жизнь, – философски заявила Зойка, одним ухом прислушиваясь к перепалке на кухне, а второе наставив, как локатор, в сторону Рея. – Будто не знаешь, что сейчас кандидаты всяческих наук и инженеры на рынке овощами торгуют. Люди с высоким образованием никому не нужны, а что тогда о нас с тобой говорить?
– Не нравится мне такая жизнь.
– А кому нравится?
На этом риторическом вопросе разговор и закончился: Зойка вдруг ввязалась в свару, которая вспыхнула с новой силой, когда дед Микита сел на своего любимого конька и попер буром на «москалей», а Рей быстро прошмыгнул в свою комнату, чтобы подкрепиться.
Он знал, что у него где-то есть в заначке банка бычков в томатном соусе и сушки. Еда, конечно, была так себе, но упасть на хвост Зойке, чтобы она покормила его более сытно, Рей постеснялся.
Через полчаса он уже крепко спал. Его не смог бы разбудить даже артиллерийский залп, не то что коммунальные свары, давно превратившиеся в обыденность.
Глава 3
Амеличев был сух и деловит.
– Все, твоя работа на проходной закончена, – сказал он, когда Рей заступил на дежурство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Несмотря на серьезный вид, с которым говорил Амеличев, в его голосе звучала ирония.
– Я местный, – ответил Рей. – Или – скажем так – почти местный.
– Ну? – На лице Амеличева явственно проступило недоверие.
– Мой дед уехал из Латвии в девятнадцатом году.
– Небось, был латышским стрелком?
– Землемером, – коротко и сухо ответил Рей, которого Амеличев уже начал раздражать.
– Понятно. Давай свои документы.
Рей вынул из кармана паспорт и трудовую книжку и протянул их начальнику охраны. Амеличев открыл паспорт, полистал и поднял округлившиеся от удивления глаза на Рея.
– Ты что, родился в Париже!? – спросил он, глядя на Рея, как на внезапно появившееся перед ним привидение.
– Так получилось, – ответил Рей, не имея ни малейшего желания вдаваться в подробности.
Но от Амеличева не так просто было отцепиться. Похоже, начальник охраны «Дерона» происходил из племени прилипал.
– А конкретней? – сказал с нажимом Амеличев.
– Отец был сотрудником посольства, – процедил сквозь зубы Рей.
– Ага… Это возможно. Мать у тебя тоже латышка?
– Нет, русская.
– Ну что ж, это уже лучше… – Амеличев начал листать трудовую книжку. – Да-а, братец… Это не трудовая, а целый роман в двух томах. Ты, я вижу, из породы «летунов», нигде долго на одном месте не задерживаешься. У тебя что, характер хреновый? Или ты большой лентяй?
– Насчет характера не знаю. В принципе, я человек тихий. А что касается других качеств… В этом вопросе трудовая книжка не показатель. Просто раньше я работал в основном на шабашках. Закончили объект, рассчитались, перешли на другой, месяц-два поработали, снова расчет… И так далее.
– М-да… – Амеличев сокрушенно вздохнул. – Ладно, пиши заявление…
Оформили Рея на удивление быстро. Уже через два часа он стоял у ворот предприятия, впуская-выпуская грузовые автомашины, большей частью фургоны и фуры. В напарники ему дали хмурого, неразговорчивого типа, которого кликали Жарун. Что это было – фамилия или прозвище – Рей не знал.
День до обеда тянулся словно канитель. Рей измаялся с непривычки и устал так, словно вагон угля разгрузил. Его тяготило и раздражало все: нещадное солнце, пыль, рев автомобильных моторов и даже хмурая физиономия Жаруна, который смотрел на Рея как на пустое место.
Сам Жарун устроился в холодке, под деревом. Он лишь наблюдал за действиями Рея, да проверял и проштамповывал пропуска, которые предъявляли водители и экспедиторы. Эти бумаженции приносил ему Рей, хотя до ворот было не более десяти шагов.
«Похоже, этот хренов «дед» держит меня за «салабона», – злобно думал Рей. – Вот сука! Ну, ничего, потерпим маленько…»
В обеденный перерыв работники отдела сбыта, расположенного в здании проходной, а также остальные охранники (кроме Рея и Жаруна, их было еще двое, притом все с пистолетами – ВОХРА) ушли в рабочую столовую, которая находилась неподалеку, на территории предприятия.
Жарун, разложив на столе свой сидор, трескал колбасу, густо поливая ее кетчупом и запивая «кока-колой». Он громко чавкал и отрыгивался, и Рей, у которого кишки играли голодный марш, а в пустых карманах бегала вошь на поводке, поторопился покинуть помещение проходной.
Рей пошел к беседке, где журчал крохотный фонтанчик, и росли какие-то цветы. Только теперь он с сожаление подумал, что совершил большую глупость, не захватив с собой хотя бы огрызок черствого батона.
В пустой беседке было прохладно и уютно. Улегшись на скамью, Рей принялся анализировать свои первые впечатления от новой работы.
Все выходило на то, что он вряд ли долго здесь продержится. Во-первых, Амеличев с трудом скрывал свое недовольство, что его не поставили в известность о приеме на работу нового охранника.
Наверное, старый хрыч уже пообещал кому-то из знакомых или родственников это кайфовое местечко, и теперь будет думать лишь о том, как бы Рея вышвырнуть вон за какую-либо провинность – настоящую или выдуманную.
Во-вторых, Жарун и иже с ним были Рею просто неприятны. У Рея глаз был наметан на подобных типов. Их бандитская сущность так и перла наружу. Ее нельзя было скрыть даже под вохровской формой. Рей точно знал, что с ними он вряд ли найдет общий язык.
И в-третьих, ему просто не нравилась тоскливо-рутинная должность привратника. Тем более, что он уже успел подметить некоторые странности в работе проходной. Может потому, что его нервы были напряжены до предела.
Некоторые машины, в основном фуры, явно везли не то, что было заявлено в накладных. И водители, и экспедиторы этих машин держались независимо; даже невозмутимый Жарун начинал нервничать, когда Рей приносил ему документы на вывоз. Он старался, чтобы оттиск штампа охраны получался четким и стоял там, где нужно.
Интересно, что везут эти машины? – думал Рей.
Он уже знал, что на предприятии идет разлив сухих вин, минеральных вод, а также соков. Маневренный электровоз то и дело загонял на территорию предприятие цистерны, окрашенные в серебряный цвет.
Ворота для одноколейки находилось неподалеку от центральной проходной, поэтому Рей имел возможность и слышать, а иногда и видеть движущиеся составы цистерн, которые пожирала ненасытная утроба предприятия.
Впрочем, какая разница, что везут фуры и что находится в цистернах? Да пусть хоть динамит или тяжелая вода. Чтобы наводить порядок в таких вопросах, существуют различные государевы службы. Он всего-навсего лишь крохотный винтик в большом механизме. За ту зарплату, что ему пообещали, можно не только на все глаза закрыть, но и уши заткнуть.
Ни для кого не новость, в том числе и для власть имущих, что в стране большой бизнес имеет в основном полукриминальный характер…
Количество машин, проезжающих через ворота, иссякло только к восьми вечера. Рею доложили, что охрана работает сутками, так что ему нужно было затянуть ремень потуже и глотать голодную слюну целую ночь до самого утра.
Впрочем, на эту тему он уже сильно не переживал. В раздевалке в каком-то загашнике Рей нашел полпачки чая, и теперь наливался заваренным кипятком по самое некуда. К ночи его желудок стал напоминать аквариум, так много было в нем жидкости.
Но, как бы там ни было, а голод ему удалось кое-как умять. Чтобы не мозолить глаза своим напарникам, Рей большей частью находился вне помещения проходной.
После шести вечера, когда с предприятия ушло начальство, вохровцы сели играть в карты, а Жарун начал болтать по телефону с какой-то девицей. Его косноязычный треп, густо уснащенный сальностями и весьма прозрачными сексуальными намеками, раздражал не только Рея, но и остальных парней.
Они недовольно морщились и раздраженно косились в сторону Жаруна, однако сделать замечание не решались. Видимо, Жарун был у Амеличева в фаворе.
Ночь выдалась спокойной. Рею даже удалось немного вздремнуть в беседке, так как в ночное время главная охранная забота ложилась на плечи вооруженных вохровцев. Едва стемнело, они бросили карты и пошли в обход территории предприятия. И так ночь напролет, с небольшими перерывами на отдых.
Похоже, Амеличев держал своих подчиненных в ежовых рукавицах…
Когда уставший и голодный Рей приехал домой, в квартире шел скандал. Закоперщиком перебранки, как всегда, выступил дед Микита, а его противниками на этот раз была супружеская чета с весьма красноречивой фамилией Змеул.
Партию «первой скрипки» вела Фекла, засушенное от различных диет создание с ужасным характером и луженой глоткой. Своего имени она почему-то стеснялась, поэтому представлялась всем как Фелиция.
Ее муж, такой же гвоздь, только росточком на две головы выше супруги, держал тылы и лишь поддакивал, грозно глядя на невозмутимого Микиту. Звали Змеула мужского рода Валентом, и он весьма гордился этим именем, доверительно намекая собеседникам, что его древний род ведет начало от императоров Византии.
Прижимистый Валент даже наступил на горло собственной песне и потряс тощей мошной, чтобы художники сварганили ему дворянский герб, которым он украсил свои визитки и раздавал их всем встречным и поперечным.
– … Кто вам дал такое право!? Никто не давал! – Фекла визжала, словно дисковая пила.
– Да, никто девал… – как эхо гудел Валент.
Несмотря на худобу, голос у него был словно у дьяка – громкий и басистый.
– А хто ты така, шоб мине указывать? – воинственно спрашивал дед Микита.
– Живу я здесь, и это мой угол! – подпрыгнула Фекла. – И никому не позволю сушить вонючие дырявые носки над моей плитой.
Рей невольно заулыбался. Проблема, поднятая Змеулами, будоражила коммуналку уже давно. Дед Микита вставал очень рано, и пока народ нежился в постели, он, от нечего делать, затевал стирку.
Когда поднимались остальные жильцы, вся кухня была увешана сохнущим бельем. Бельевые веревки были натянуты на разной высоте, и Рей диву давался, не в состоянии представить, как это грузный Микита, которому уже минуло восемьдесят лет, мог так высоко забраться, ведь лестница была лишь у Змеулов, и они хранили ее в своей комнате, за шифоньером.
Про белье ладно – все жильцы так делали. Развешивать постирушку во дворе никто не решался – боялись воров. Но у деда Микиты к старости совсем поехала крыша, и своей стиркой он мстил «клятым москалям». Он развешивал по кухне пожелтевшие подштанники, вышитые рубашки, портянки, прохудившиеся простыни и дырявые носки.
А зимой, так сказать, для аромату, вредный дед цеплял на веревку свои мокрые валенки. Амбре, которое потом разносилось по всем комнатам коммуналки, заставляло морщиться даже Рея, который привык ко всему и не отличался брезгливостью.
– Ну как работа? – спросила Зойка, выступавшая в концертной программе Змеулов в качестве заинтересованного зрителя.
– Не бей лежачего.
– Неужто понравилась?
– Конечно, нет.
– Я так и знала, – рассмеялась Зойка. – Месяц продержишься?
– Не знаю. Вот если бы с кем-нибудь побиться об заклад… тогда, возможно, я и поработал бы до конца года.
– Со мной хочешь поспорить?
– Не люблю обманывать женщин.
– Ой-ой, какие мы воспитанные! Скажи, что дрейфишь – и поставим на этом точку.
– Конечно, дрейфлю. Сам-то я, может быть, и не ушел бы по доброй воле, а вот за начальство свое не поручусь. В один прекрасный момент дадут мне пинка под зад – и все, спор проигран. Так что не буду рисковать своей репутацией.
– Ну, репутация твоя всем известна…
– На что ты намекаешь?
– Какие тут намеки. Лентяй ты, Рей, вот кто. Вон какой здоровущий, а работать не хочешь.
– Ты не права. Работать я хочу. Но не подметайлом и не шнурком – куда пошлют.
– Такова нынче жизнь, – философски заявила Зойка, одним ухом прислушиваясь к перепалке на кухне, а второе наставив, как локатор, в сторону Рея. – Будто не знаешь, что сейчас кандидаты всяческих наук и инженеры на рынке овощами торгуют. Люди с высоким образованием никому не нужны, а что тогда о нас с тобой говорить?
– Не нравится мне такая жизнь.
– А кому нравится?
На этом риторическом вопросе разговор и закончился: Зойка вдруг ввязалась в свару, которая вспыхнула с новой силой, когда дед Микита сел на своего любимого конька и попер буром на «москалей», а Рей быстро прошмыгнул в свою комнату, чтобы подкрепиться.
Он знал, что у него где-то есть в заначке банка бычков в томатном соусе и сушки. Еда, конечно, была так себе, но упасть на хвост Зойке, чтобы она покормила его более сытно, Рей постеснялся.
Через полчаса он уже крепко спал. Его не смог бы разбудить даже артиллерийский залп, не то что коммунальные свары, давно превратившиеся в обыденность.
Глава 3
Амеличев был сух и деловит.
– Все, твоя работа на проходной закончена, – сказал он, когда Рей заступил на дежурство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41