Ты-то не удосужился связаться со мной.
— Не пудри мне мозги. — Тони оскалился, едва сдерживая желание запустить в нее тарелкой. — Надо же было связаться с самым гнусным из гнуснейших типов!
Мария вспыхнула, повысила голос:
—Я же сказала тебе, почему встречалась с ним. Он твой босс, так? Даже не знаю, чего я так ношусь с тобой. Да и чем плох Анджело?
— Да я терпеть его не могу — вот чем он плох! — взорвался Тони. — Так что держись подальше от этого подонка!
— Я буду вести себя так, как посчитаю нужным! — Мария внезапно вскочила на ноги и, уперев руки в бока, гневно уставилась на Тони сверху вниз. — Ты болтался черт знает где, лапал всех свеженьких девочек, которые только попадались тебе на пути. Ты думал, я буду сидеть паинькой в этой затхлой конуре и раз за разом переписывать твое имя для памяти на листочке — или что? Ты ни разу не написал мне, даже не позвонил. Представляю себе, как ты был занят, как веселился...
— Заткнись! — рявкнул Тони. — Не ори на меня, дешевая сучка. И держись подальше от паршивого недоноска. Желаешь путаться с ним, собирай свои манатки и катись к чертовой матери, понятно? Убирайся!
Мария разъярилась не на шутку, лицо раскраснелось от гнева. Потом как-то сразу успокоилась. Она села, потянулась к нему и тихонько коснулась его руки:
—Тони, чего ради мы ссоримся? Почему ругаемся? Я же люблю тебя, и ты прекрасно это знаешь. Милый, до тебя я переспала с сотней мужиков, и тебя это нисколько не колыхало. Чего ты сейчас себя распаляешь? Тони, пожалуйста, давай не будем мучить друг друга!
— А, иди ты к черту.
Мария прикусила губу и прищурилась, потом медленно проговорила:
—Что-то случилось, пока ты был в отъезде? Ты встретил девушку, на которую запал больше, чем на меня?
— С чего ты взяла?
— Так все дело в этом, Тони?
— Я встречался со множеством людей. Отстань от меня!
— Не отстану. Можешь делать все, что хочешь, но лишь оставаясь моим. Иначе я и вправду соберу вещички. Ты ведь этого добиваешься?
— Послушай. — Тони внушительно наклонился к ней, угрожающе проговорил: — Я велел тебе заткнуться, да? Болтаешь как сорока, идиотка. Отвяжись, или я начищу тебе харю.
Мария яростно — он даже не ожидал — взорвалась:
— Я как-то уже говорила тебе, Тони, чтобы ты не смел ко мне прикасаться. Если же твое отношение ко мне ограничивается желанием побить меня, я ни минуты не останусь.
Тони со вздохом поднялся из-за стола:
— Помолчи, а? Хватит уже орать на меня! Уматывай, стерва!
Она уже вознамерилась ответить в том же духе — на выпад следует выпад, — но сдержалась и примирительно сказала:
— Хорошо, Тони, помолчу. Не я же затеяла эту ссору.
Тони выскочил из дому, будто ему дали пинка, влетел в первый же бар, заказал выпивку и задумался. Надо же! Всего одна ночь с Марией, и он уже на дух ее не переносит. А если подумать, ближе ее у него никого нет и они столько были вместе. Что с ним происходит? Почему жизнь пошла наперекосяк, не может и дальше складываться так, как до сих пор? Мысли Тони были о Бетти, о всяких мелочах, связанных с нею, о том, как она улыбается, как склоняет голову на плечо и строго поджимает губы, когда задумывается над чем-либо серьезном. Он заказал еще стаканчик.
Последующие дни Тони как бы плыл по течению; его раздражали любые пустяки, все и вся вызывало у него гнев. Его мало занимал бизнес, он ругал себя и все равно постоянно возвращался мыслями к Бетти. Его угнетали воспоминания о ней, но он был бессилен от них отделаться. До чего дошло: что бы он ни делал, а все как бы примерял, что сказала бы и подумала об этом Бетти. Никогда прежде он не руководствовался какой-либо нормой, каким-либо моральным принципом, кроме собственного желания; сейчас же ему стали чрезвычайно важны слова и высказывания Бетти, ее взгляд и мнения. Даже о вещах, которые шокировали или озадачивали ее, он думал с умилением. Как если бы Бетти сама стала неким мерилом, с которым Тони теперь сверял каждый свой поступок.
Он ждал от себя подобное признание, но вынужден был согласиться, что да, влюблен, как мальчишка. Он пробыл в Сан-Франциско несколько дней, автоматически исполняя свои повседневные обязанности, впадая при этом то в глубокую меланхолию, то в буйную ярость, непрестанно видя перед собой образ Бетти, преследовавший его как болезненное наваждение.
Тони представлял себя только рядом с ней, хотел и жаждал близости с ней. Понимал, что ему просто необходимо увидеть ее как можно скорее, хотя бы еще разок, хотя бы одним глазком, рассказать ей о своих терзаниях, похожих на горячечный бред.
Как-то ранним вечером, плюнув на все, Тони улизнул из Сан-Франциско, отдавая себе отчет в том, что действует опрометчиво, неблагоразумно, так, как не имеет права поступать. Но и обуздать себя было выше его сил. Его обуревало ощущение, что, промайся он здесь еще хоть какое-то время, просто-напросто спятит, станет кидаться на людей и вообще наделает несусветных глупостей. Ему немедленно, неотложно, необходимо было решить, что делать с Бетти, а уж потом заботиться о своей работе и даже о жизни. Никого ни о чем не предупредив, он бросил все к черту и — была не была — умчался к ней.
Они с Бетти сидели в гостиной одни — ее родителей, к счастью, не оказалось дома. К ней они приехали прямо из магазина, где он застал ее, и теперь вновь, как в минувший его приезд в Напу, не знал, с чего начать разговор. Увидев ее, он почувствовал слабость и волнение, был безумно рад видеть ее, быть с ней, но чертов язык словно онемел, он не мог сказать ей то, что волнами накатывало из глубины сердца.
Наконец слова пришли, самые простые и нужные. Он сказал:
—Я просто не могу забыть тебя. Каждую минуту я только и думаю что о тебе, о том, что мы должны быть вместе. Представляешь?
— Тони, — ответила Бетти, — каждый раз, когда ты уезжал, я надеялась, что это уже навсегда. Однако, мне кажется, я бы умерла, если бы ты не вернулся.
Тони повернулся к ней, взял ее за руки и пристально посмотрел в ее потемневшие от волнения голубые глаза, скользнул взглядом по ее нежному профилю, пухлым и таким милым губам.
— Бетти, в прошлый раз я говорил, что схожу с ума по тебе. На самом деле все гораздо сложнее — хуже ли лучше. Боюсь, что я люблю тебя. В Сан-Франциско без тебя у меня ум за разум заходит. Я... Бетти, я готов, я хочу жениться на тебе.
Она судорожно сжала его руки, вся напряглась.
— Так что скажешь? Я хочу жениться на тебе. Ты слышишь?
— Да, Тони, но... — Бетти не договорила.
— Но что? Разве ты не хочешь выйти за меня замуж? — Тони бил озноб — похоже, он и вправду впал в лихорадочное состояние, его непроизвольно колотила дрожь. — Ты ведь выйдешь за меня, Бетти?
Он видел, как она мучительно колеблется, борясь с собой, Тони нервничал, все ждал и... не понимал, что с ней. Непривыкший копаться в душевных тонкостях, он и не предполагал каких-либо сомнений с ее стороны, принимая в расчет лишь собственные чувства и считая определяющим лишь собственное мужественное намерение жениться на ней. Внезапно Тони испугался, сообразив, что слишком сильно сжимает ее руки, причиняя ей боль, отпустил и выжидательно глянул на нее:
— Ну? Что?
— Тони, я люблю тебя, — тихо заговорила она. — И я хочу выйти за тебя, честно. Но... я не могу быть с тобой... не знаю даже, как тебе объяснить... — Помолчав, она торопливо добавила: — Я думаю... тебе придется заняться чем-то другим, подыскать себе иную работу. Нормальную. Ты же знаешь, как я отношусь к твоим делам, и не могу с собой ничего поделать.
— Да что ты взяла себе в голову? Послушай, просто мы по-разному воспринимаем какие-то вещи, Бетти. Ну и что? В моих делах нет ничего такого страшного. Сама убедишься, уверяю тебя.
Бетти пожала плечами — вся ее поза вызывала сомнение и недоверие. Тони заговорил, захлебываясь, давясь словами:
— Я никого не заставляю делать ничего такого, чего они сами не хотели бы, поверь мне. Я всего лишь управляющий, руковожу бизнесом, и только. Я уже, не хвалюсь, добился важного положения, а пойду еще выше. Я зарабатываю достаточно, чтобы ты имела все, что ни пожелаешь... — Тони глубоко вдохнул и решительно подытожил: — Как бы то ни было, ты должна стать моей женой.
— Нет, Тони. Хочу, но не выйду за тебя, если ты... не оставишь свое ремесло, ты же напористый, не глупый, найди какую-нибудь работу, как все нормальные люди...
— Перестань, — бросил он, еле сдерживая подступающий гнев. — Ты хочешь, чтобы я стал замызганной рабочей лошадкой, чтобы я отправлялся в контору рано утром и получал пятьдесят баксов в неделю? Чем, черт возьми, я должен, по-твоему, заняться? Продажей поздравительных открыток? Мойкой посуды? Или чисткой обуви? Ты прекрасно знаешь, я не смогу делать ничего подобного. Я только-только выбиваюсь наверх, у меня отличное начало карьеры. Я стану большим человеком, милая, это правда. Мы разбогатеем. И я хочу разделить свой успех с тобой, и только с тобой, дорогая.
— Тони, как тебе втолковать? Я не могу выйти за тебя, пока ты... пока ты делаешь деньги на... ну, зарабатываешь таким противным, грязным делом.
— Грязным? Ты сбрендила, подруга? Послушай, черт побери! Ты знаешь, что я не могу бросить начатое. Когда ты, наконец, повзрослеешь?
— Не говори так, Тони. Я люблю тебя, но мне не нравится то, чем ты занимаешься. Я этого в себе не преодолею и не потерплю.
Тони задохнулся, вытаращился на нее, поигрывая желваками, потом спросил:
—Бетти, скажи, ты хочешь выйти за меня?
— Да, Тони, если...
— Никаких “если”! Я имею в виду, прямо сейчас. За такого, какой я есть? И такая, какая ты есть? Давай поженимся без всякого там дурацкого хныканья по поводу того, что хорошо и что плохо, что грязно и что чисто. Прямо сию минуту.
— Я не могу, Тони. Я...
Тони вскочил на ноги — выдержка явно изменяла ему.
— Тебе не нужен мужчина, Бетти. Тебе нужен слизняк, комок глины, нечто такое, из чего ты могла бы лепить то, что твоей душе будет угодно. Завтра тебе в голову придет другая идея, и ты начнешь сотворять нечто совсем иное. Ты хочешь заполучить не человека, а куклу — без мозгов, без воли, без яиц.
Тони стоял, сжимая кулаки, глядя на нее сверху вниз, сознавая, что не сможет жить своей привычной жизнью и одновременно иметь при себе Бетти, не сможет сломать себя, стать другим даже ради нее. Боль, досада, гнев жгли его изнутри.
Господи, какая же это мука — любить ее!
— Тони, возьми себя в руки, не надо сердиться, — умоляюще попросила Бетти.
— Не надо сердиться?! — взорвался Тони. — Чего ты хочешь от меня? Чтобы я перевернулся? Сальто-мортале, да? Я прошу твоей руки, но, оказывается, я недостаточно джентльмен для тебя, я всего лишь грязный подонок. Словно одним своим появлением здесь я грязню вашу долбанную Напу. Да мне самому тошно от тебя, чистюля!
— Тони, пожалуйста, уймись, ты не знаешь, что...
— Я знаю, что напрасно потерял массу времени, связавшись с тобой. Господи боже мой, ты же не можешь глянуть дальше своего мертвого и вонючего городишки. Тебе место в монастыре, где ты ласкала бы сама себя и думала прекрасные думы о рае небесном. Или в музее среди ерундовых экспонатов.
— Тони, перестань! Я не потерплю таких разговоров!
— Ах не потерпишь? Так какого рожна тебе надо? Чтобы я пообещал тебе: поедем со мной, и я вступлю в Армию спасения и буду наставлять на путь истинный сопливых грешников? Что я буду зачитываться Библией и мы на ночь расположимся в отдельных кроватях и даже в разных комнатах? Черт, в разных домах! В кварталах?.. Ну что ж, детка, я сгину, и на этот раз можешь быть спокойна — я не вернусь.
Бетти встала, подошла к нему, положила руки ему на плечи:
— Тони, неужели ты не можешь ничего понять? Неужели не хочешь хотя бы попытаться задуматься над тем, что я хочу сказать, попробовать прислушаться к моей точке зрения? Я не смогу прожить всю жизнь с мужчиной, который...
— Оставим это, — резко бросил Тони. — Только не читай мне проповедей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28