Он взял пустой стакан Элинор.
— Еще джина? — предложил он.
— Нет, спасибо, мне пора ехать.
Он поставил ее стакан на стол рядом со своим и спросил:
— А как вы думаете, такой человек, как Рок, стал бы принимать транквилизаторы, чтобы набраться храбрости для работы с трудной лошадью?
— Транквилизаторы? Транквилизаторы? Что вы! Он, наверное, и вкуса их не знает. Правда? — С удивленным выражением на лице она повернулась ко мне.
— Правда, — подтвердил я. Уж скорее бы она уезжала, пока ее удивление не переросло в подозрение. Заподозри она что-то — и она в опасности.
— Но ты же говорил... — начал Хамбер, который все еще не мог ничего понять.
— Это была шутка. Просто шутка, — объяснил я ему. — Мистер Эдамс над ней хорошо посмеялся, если помните.
— Это верно. Я смеялся, — мрачно согласился Эдамс. Кажется, хоть он понял: Элинор ничего не знает и пусть себе с Богом уезжает.
— А-а, понятно. — Лицо Элинор прояснилось. — Что ж, пора мне возвращаться в колледж. Завтра я еду в Слоу на выходные... Может быть, что-то передать отцу, Дэниэл?
Это был ничего не значащий вопрос — дань условностям, но, услышав его, Эдамс оцепенел. Я отрицательно покачал головой.
— Ну что ж... очень мило провела у вас время, мистер Хамбер. Большое спасибо за джин. Надеюсь, отняла у вас не слишком много времени.
Она попрощалась за руку с Хамбером, Эдамсом и, наконец, со мной.
— Как хорошо, что вы вернулись. Я уж думала, мы не увидимся. Думала, ищи-свищи теперь мой свисточек. — Она очаровательно улыбнулась.
— Да, — засмеялся я, — нам с вами повезло.
— Ну, тогда до свидания. Еще раз спасибо, мистер Хамбер, — сказала на прощание она, и Эдамс открыл ей дверь. Через плечо Хамбера я увидел в окно, как она идет по двору к своей машине. Открыла дверцу, включила двигатель, приветливо махнула рукой Эдамсу и уехала.
Эдамс шагнул в комнату, захлопнул за собой дверь, запер ее и положил ключ в карман. Хамбер был явно озадачен — никак не мог понять, что происходит.
Глядя на меня, он произнес:
— Ты знаешь, Рок какой-то другой, будто подменили.
— Рок, черт бы его забрал, Бог знает что за птица.
Да, положеньице. Есть, правда, один плюс — не нужно больше лебезить перед ними, поджав хвост. Я могу разговаривать с ними на равных, а это уже не так мало.
— Ты хочешь сказать, что про свисток знает не Элинор Таррен, а Рок?
— Разумеется, — нетерпеливо бросил Эдамс. — Неужели ты, Хедли, до сих пор ничего не понял, черт возьми! Похоже, его подослал по нашу душу Октобер, хотя, убей, не знаю, как он мог докопаться...
— Но Рок всего лишь конюх.
— «Всего лишь»! — разъярился Эдамс. — Ты считаешь, этого мало? У конюхов длинные языки, не знаешь разве? И глазами Бог не обидел. Да ты посмотри на него. Разве похож он на безмозглого червяка, каким прикидывался?
— Что бы он ни сказал, поверят все равно тебе, — заметил Хамбер.
— Он никому ничего не скажет.
— То есть как?
— Я убью его, — сказал Эдамс.
— Что ж, пожалуй, так будет спокойнее, — согласился Хамбер, словно речь шла об уничтожении лошади.
— Вас это не спасет, — прервав их я. — Я послал отчет стюардам.
— Один раз мы такое уже слышали, — не поверил Хамбер, — но это был просто блеф.
— Я не блефую.
— Послал или не послал, — взвился Эдамс, — все равно ему одна дорога — на тот свет! Дело не только в свистке... — Он умолк, сверкнул на меня глазами и добавил: — Ты провел меня. Меня. Как?
Я не ответил. Сейчас не самое подходящее время для приятной беседы.
— У этого щенка, — задумчиво произнес Хамбер, — есть мотоцикл...
Дверь во двор заперта, а дорогу к окну мне преграждал Хамбер, стоявший возле стола. Допустим, я заору — кто прибежит? Только Касс. Уж конечно не орава забитых конюхов. Они и не знают, что я здесь, а хоть бы и знали, помогать не станут. И Эдамс, и Хамбер выше меня ростом, шире в плечах, особенно Эдамс. У Хамбера в руках — палка, да и Эдамс вряд ли пойдет на меня с пустыми руками.
С другой стороны, я моложе и сейчас в отличной форме — не зря я пахал на них как вол. На голове у меня шлем. Могу бросать что попадется под руку... Может, мои шансы не так и плохи?
Около стены у двери стоял деревянный полированный стул с кожаным сиденьем. Эдамс поднял его и пошел на меня. Хамбер остался на месте, только переложил палку из одной руки в другую, изготовившись к бою.
Глаза у Эдамса стали совсем мутными, на губах заиграла зловещая улыбка. Он громко сказал:
— Заодно можем и развлечься. Сгоревший в катастрофе труп никто разглядывать не будет.
Он взмахнул креслом. Я ловко увернулся, но при этом приблизился к Хамберу, и тот не преминул крепко хватить меня палкой по плечу, она просвистела в сантиметре от уха. Я споткнулся, упал, покатился по полу. Вскочил на ноги в самое время — Эдамс со всего маху грохнул стулом об пол. Одна из ножек оглушительно хрустнула, Эдамс наклонился и поднял ее. Крепкая прямая ножка с квадратным основанием, а верхний конец — в месте излома — острый, страшный.
Эдамс расплылся в улыбке и отшвырнул в угол остатки стула.
— Вот так, — процедил он. — Теперь мы порезвимся.
Понятно, какое-то время они оставались относительно целыми и невредимыми, я же нахватал изрядное количество синяков, а на лбу сильно кровоточила ссадина — Эдамс пустил-таки мне кровь своей остроконечной ножкой от стула. Счастье, что на голове у меня шлем, да и увертываюсь я, как оказалось, не хуже пикадора. Я в ответ пинал их ногами.
Хамбер, человек не особо подвижный, знал свое дело четко: охранял окно, а как только я оказывался в зоне его действий, пускал в ход палку. Я с самого начала пытался выхватить у них либо палку, либо ножку, пробиться к сломанному стулу или найти какой-нибудь предмет для бросания, но все впустую: руки мои отчаянно саднили, и Эдамс сразу раскусил мои намерения насчет сломанного стула и не подпускал меня к нему. А кидать... Все, что можно кинуть, стоит на столе у Хамбера, за его спиной.
Слава Богу, что в горах ночью холодно, — из-за этого на мне под курткой оказались два свитера, и они здорово смягчали удары. Все же доставалось мне сильно, особенно от Эдамса, я буквально содрогался, когда он попадал в цель. Я уже с отчаянья был готов кинуться в окно, через стекло, но приблизиться к нему не мог.
Что оставалось делать? Я прекратил увертываться и бросился прямо на Хамбера. Эдамс успел два раза больно огреть меня, но я не обратил внимания. Я схватил моего бывшего шефа за лацканы, упер ногу в стол, чтобы как следует оттолкнуться, и, сильно дернув Хамбера, швырнул его вдоль узкой комнаты. Он с силой грохнулся в картотечные шкафчики.
На столе лежал зеленый стеклянный кругляш — пресс-папье. Величиной с бильярдный шар. Он сам собой оказался в моей руке, в мгновение ока я взмахнул ею, приподнялся на носки — и метнул снаряд в Хамбера, который в трех метрах от меня, цепляясь за шкафчики, пытался подняться на ноги.
Кругляш попал ему точно между глаз. Вот это бросок! Он тут же потерял сознание и рухнул на пол, даже не вскрикнув.
Не успел он упасть, как я бросился в его сторону. Стеклянный кругляш — вот мое оружие! Лучше всяких палок и сломанных стульев! Но Эдамс сориентировался мгновенно. Рука его поднялась.
Тут я дал маху — решил, что одним ударом больше, одним меньше, уже все равно, и хотя видел, что ножка стула вот-вот опустится, продолжал тянуться за кругляшом. Но на этот раз — наверное, потому, что голова моя была наклонена, — шлем меня не спас. Удар пришелся ниже обода шлема, около уха.
Я качнулся словно пьяный, упал возле стены и оказался в незавидной позе: плечи упираются в стену, одна нога подогнута под себя. Попробовал подняться, но куда там! Сил во мне не осталось ни капли.
Эдамс склонился надо мной, расстегнул ремешок у меня под подбородком и стянул с головы шлем. В глазах у меня стоял туман, но я понял: что-то здесь не так. Поднял глаза. Эдамс стоит и улыбается, крутит в руках отломанную ножку стула. Радуется, сволочь.
В последнюю секунду в мозгу моем вспыхнуло: что-то нужно делать, немедленно, не то этот удар будет последним. Увертываться уже некогда. Я вскинул правую руку, и тут же на нее обрушился сокрушительный удар.
Какая дикая боль! Рука сразу онемела и бессильно повисла вдоль туловища.
А он все улыбается. Предвкушает, как сейчас прикончит меня. Поднимает руку.
Нет, не дамся! У меня ведь еще ноги целы! Что же я, идиот, лежу как дерево и жду смерти?! Две здоровые ноги! Левая подогнута под себя, я высвободил ее и просунул перед его ногами — он не обращает внимания. Поднимаю обе ноги — между ними его лодыжки, — подтягиваю правую к левой. Теперь ноги в замок — и рывок всем телом, резко, изо всех оставшихся сил.
Эдамс никак от меня такого не ожидал. Он дико замахал руками, потерял равновесие и грохнулся на спину. Кидать я больше не мог правая рука онемела. Пошатываясь, я встал, подобрал левой рукой зеленый кругляш и шмякнул стоявшего на коленях Эдамса по голове. Никакого эффекта. С каким-то хрюканьем он продолжал подниматься.
В отчаянии я размахнулся и снова ударил его, в нижнюю часть затылка. На этот раз он упал — и остался лежать.
Я привалился рядом с ним. Комната плыла, меня тошнило, во всем теле просыпалась зловещая боль, а из рассеченного лба медленно капала на пол кровь.
Оба мои врага лежали в неестественных позах и не шевелились. Эдамс дышал с каким-то присвистом, даже с храпом. Грудь Хамбера еле двигалась.
Я провел рукой по лицу — она вся покрылась кровью. Наверное, у меня все лицо кровью залито! Как же я поеду в таком виде? Я поплелся к умывальнику.
Включив воду, я обмыл лицо. Порез на лбу оказался относительно маленьким и неопасным, но упрямо кровоточил. Я словно в полусне огляделся по сторонам — где тут полотенце?
На столике возле медицинского шкафчика стояла стеклянная банка без пробки, рядом — чайная ложка. Я поначалу не обратил на них внимания — глаза искали полотенце, — но потом... Странно.
Пошатываясь, я подошел поближе. Что-то я про эту банку знаю, только что?.. Плохо работает голова.
Вспомнил. Люминал в порошке. Я скармливал его Мики целые две недели.
Стоп, стоп. Ведь на Мики ушла вся банка. Я вытряхивал из нее последние крупицы. А эта полная. Новая банка, полная по самое горлышко, на столе еще лежат крошки сургуча от печати. Что же это значит? Кто-то недавно открыл новую банку растворимого люминала и зачерпнул пару ложек.
Ну, конечно же, для Кандерстега. Я нашел полотенце и вытер лицо. Потом вернулся в комнату и наклонился над Эдамсом — вытащить из кармана ключ от двери. Он уже перестал храпеть.
Я перевернул его.
Не очень-то радостно сообщать об этом. Он был мертв.
В смятении я дрожащими руками обшарил его карманы и нашел ключ. Потом поднялся и медленно подошел к столу — нужно звонить в полицию.
Телефон валялся на полу, трубка отдельно от аппарата. Я наклонился и неуклюже подобрал его левой рукой, тут же закружилась голова. Что же мне так плохо! С усилием я выпрямился и водрузил телефон на место.
Кое-где в конюшне уже зажглись огни, в том числе и в деннике Кандерстега. Дверь денника была широко открыта, и лошадь, привязанная за голову, неистово лягалась и взбрыкивала. Не похоже, что ей дали снотворное.
Я уже начал было набирать номер телефона полиции, но тут, похолодев, остановился. В мозгу сверкнула догадка.
Кандерстега никто не усыплял. К чему им убаюкивать его память? Наоборот, им нужно, чтобы он все отлично помнил. Мики стали давать люминал, только когда поняли — проку от него не будет.
Нет, не может быть! Ведь одна, а то и две чайные ложки растворимого люминала на стакан джина — это же смертельная доза!
Перед глазами всплыла картина, которую я застал, войдя в контору: у всех стаканы в руках, Хамбер взволнован, Эдамс радостно возбужден. Такое же возбуждение было на его лице, когда он предвкушал расправу со мной. Убивать — это доставляло ему радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33