Откуда взялась вода, Стасик не понял, потому что впал в дикую панику. Он заметался на сиденье, как пойманный, почему-то давил под водой на педаль тормоза, ухитрился выжать сцепление и перевести рычаг коробки передач на «нейтралку», локтем нечаянно задел бибикалку, и, как ни странно, именно подводный гудок авто окончательно отрезвил его, и он яснее ясного увидел, что «жигуль» довольно прочно держится на чем-то, не исключено – на дне Яузы, сам Стасик сидит в воде по грудь и та же вода ласково омывает ветровое стекло, пошедшее сеткой мелких и длинных трещин, а сквозь них виден горбатый мостик, толпа любопытствующих товарищей на нем, а еще дальше – шпиль «высотки» на Котельниках. Сидеть было холодно, мокро, зловонно и бессмысленно. Стасик автоматически потрогал нагрудный карман – документы на месте – и полез в боковое окно, вскарабкался на крышу седанчика, непременно возжелавшего стать катером, глянул вверх и узрел прихотливо проломанную чугунную решетку ограды и около нее – милиционера с черно-белым жезлом в руке.
– Что случилось, начальник? – крикнул ему Стасик, и тут следует отметить, что В. В. Спичкин чуть погрешил в протоколе против нагой истины: там, если вы заметили, потерпевший обращается к нему с упоминанием офицерского звания.
Старший лейтенант ответил Стасику отнюдь не без иронии:
– Это я хотел бы у вас узнать, товарищ водитель.
Но Стасик иронии не оценил. Он был не на шутку встревожен не столько аварией, сколько странным выпадением сознания.
Такого с ним никогда не случалось!
– Я ни черта не помню! – крикнул он Спичкину. – Мне, видимо, стало плохо, и вот… Как бы мне отсюда выбраться?
Рядом со старшим лейтенантом скопилось довольно много прохожих и проезжих, которые прервали свои пути ради редкого зрелища. Один из проезжих сбегал к своему «Москвичу» и принес трос-канат, крепкий буксир, который полутонный автомобиль выдерживает, а уж Стасика хозяин троса вместе с доброхотами вытащил на берег в одну минуту.
Со Стасика лило в три и более ручьев, на его прекрасной в недавнем прошлом рубахе висели какие-то водоросли, а туфли Стасик снял, вылил из них воду, как из кружек, и надевать не стал: поставил рядышком для просушки.
Дурацкий, в общем-то, поступок. Он говорил о том, что Стасик, как ни хорохорился, а в себя полностью не пришел: во-первых, туфли запросто могли спереть, а во-вторых, носки-то все равно мокрые…
– Ваши документы, пожалуйста, – вежливо попросил старший лейтенант В. В. Спичкин.
На что ему из толпы немедленно указали:
– Какие документы? Ты ему «скорую» вызови: видишь, мужик не в себе? Может, сломал чего. А ты – документы… И кран зови аварийный: чего машине зря пропадать, она еще поездит.
В. В. Спичкин дернулся было к своему казенному «жигулю», к спасительному радиотелефону, но Стасик быстро вынул из кармана права, протянул офицеру.
– Вот. Пожалуйста. Только поскорее: у меня через полчаса спектакль.
– В театр, что ли, торопишься? – хохотнули в толпе. – Нет, смотри, мужик в театр спешит! Во, юмор! А лишнего билетика у тебя нет?
Стасик на тонкую шутку не реагировал, шел за старлеем к гаишной машине, нес туфли в правой руке, а левую прижимал к сердцу, объяснял что-то, как будто оправдывался. А скорее всего именно оправдывался: мол, все помутилось, какой-то припадок, ничего не понимаю и так далее. Почему-то у всех – исключения автору неведомы! – водителей личного транспорта любой работник Госавтоинспекции вызывает мистический, малообъяснимый страх. Мы хорохоримся, мы вовсю «качаем права», которые, к слову, у нас есть, но внутренне трепещем: а вдруг, а вдруг?..
Вот и Стасик-то, по сути, ни в чем не виноват, а все же лепетал В. В. Спичкину полную ерунду. И зря лепетал. Потому что В.В. свое дело знал туго: документы Политова проверил, сунул себе в планшет до выяснения обстоятельств, вызвал «скорую» и «аварийку» с краном, сообщил о дорожном происшествии куда-то по милицейским верхам и сел писать протокол, с отрывком из коего вы уже знакомы.
Врач «скорой», как ни смешно, оказался невропатологом по специальности: поддежуривал временами на станции, зарабатывал тяжкие деньги на прокорм разросшейся семьи. Он Стасика осмотрел, ощупал, подсунул ему знаменитую трубку Шинкаренко-Мохова – та не позеленела, трезвым нарушитель оказался, внешних повреждений не нашел, а про внутренние, про «помутнение», туманно объяснил:
– Возможно, кратковременное эпилептиформное расстройство сознания. Отсюда – неконтролируемые действия, полный провал в памяти. Бывает.
– Как бывает? – громко возмутился Стасик. – Откуда бывает? Что я, эпилептик, выходит?
– Ничего подобного, – успокоил его нервный доктор. – Похожий прискорбный факт может случиться с каждым абсолютно здоровым человеком. Медицине известны случаи, когда психически нормальные люди в похожем состоянии совершали ужасные убийства и потом ничего не могли вспомнить. Подробно и тщательно проведенная судебно-медицинская экспертиза делает свой вывод: человек не отвечает за совершенное в состоянии выключенного сознания. Он не виновен… Впрочем, суд может не согласиться с выводами экспертов…
– Какой суд? – верещал Стасик. – Кого я убил?
Он уже мало что понимал, у него голова кругом шла. Он успел позвонить в театр и сообщить, что произошло Ужасное и он не приедет. На счастье, Колька Петровский, дублирующий его в роли Актера, оказался в театральном буфете и еще не успел принять внутрь свои двести пятьдесят, был отловлен помрежем и запущен в спектакль. Мамуле Стасик тоже позвонил, и она уже, забыв про дневную ссору, мчалась сюда на таксомоторе, захватив энную сумму денег для ребяток-умельцев из аварийной службы.
Умельцы прибыли первыми. Они поизучали вид сверху, вкусно поматерились, перекурили, не обращая внимания на суетящегося Стасика. В те трудные для его самолюбия минуты он являл собой жалковатое зрелище: зачем-то бегал, чего-то у кого-то просил, куда-то звонил и не дозванивался, потому что не соображал, чей номер накручивает. Короче, процесс расстройства сознания, похоже, продолжался. Если бы Стасика увидела Кошка, привыкшая к образу супермена, джентльмена, вообще «мена», то есть мужчины, она бы немедля выполнила свою вчерашнюю полуугрозу. Или, точнее, свое предложение по поводу последнего «прости» провела бы в жизнь, выражаясь языком протокола.
Да и каким языком выражаться в подобной ситуации? Только протокольным, только языком казенных бумаг…
Мамуля в отличие от неведомой ей Кошки за двадцать лет видала Стасика всяким. Поэтому она тут же включилась в действие, сунула туда-сюда того-сего, и вот уже двое «менов» из «аварийки», по-прежнему – но уже довольно – матерясь, лениво разделись, полезли в сентябрьскую водичку, завели троса под брюхо утопленнице, вылезли на сушу и мгновенно получили от мамули бутылочку согревающего питья: она, оказывается, и это заранее предусмотрела, умница.
Кто-то главный прокричал: «Вира помалу!» – крановщик в кабинке «МАЗа» потащил на себя рычаг, и морковное авто Стасика с сильно помятым передком с длинным бульком вынырнуло из Яузы, качаясь, зависло над черной гладью, и из него низвергся водопад, подобный, быть может, Ниагарскому, если бы он так скоро не иссяк.
Все-таки небольшой емкости машины делают наши автомобилестроители, мало воды в салоне помещается…
Но как бы мало ее ни было, как бы Стасик ни волновался, как бы ни пребывал в раздрызганных чувствах, в расстроенном сознании, а все же заметил, как вместе с водой выпорхнули из родного салончика, с правого сиденья, солнечные очки с дефицитными стеклами «Поляроид»…
Короче говоря, «аварийка», осыпанная щедротами мамули, отбыла в свои аварийные края, любопытствующие граждане мирно разошлись, и тогда инспектор ГАИ Валериан Валерианович Спичкин, терпеливый старший лейтенант, который всю церемонию до конца высидел, остановил свободного таксиста и уговорил его подцепить промокший автомобильчик и дотащить до Сокольников, благо недалеко.
– Двигатель в порядке, – сказал Спичкин, приоткрыв покореженный капот и изучая в кои-то веки помытые внутренности машины. – Составите калькуляцию на «жестянку» и «малярку», я тут вчерне вам прикинул, не шибко дорого, а точнее вам страховики сосчитают, и катайтесь себе на здоровье… А к врачу зайдите. Хорошо, вы в реку, а если б в дом?..
– Что в дом? – слабым голосом спросил Стасик, который, видать по всему, напрочь вырубился из суровой действительности.
И толковый Спичкин это понял, подтолкнул Стасика к морковному инвалиду автолюбительства, ласково пошептал на ушко:
– Вам жена объяснит. А пока – до свидания.
– До какого свидания? – встрепенулся Стасик. Он не хотел видеться со Спичкиным, он хотел забыть его, как сон, как утренний туман.
– Права заберете, актик подпишете, завтра, завтра. – Спичкин уговаривал Стасика, как малого ребенка, а сам все подмигивал Наталье, все щекой дергал: мол, включайтесь, гражданка, не видите, что ли – сознание у человека так и не врубилось.
– Поехали, Стае, – заявила Наталья и решительно, не боясь запачкать платье, уселась в «жигуль».
Таксист газанул вхолостую, рявкнул движком, напоминая о том, что времени у него – в обрез, торопился в парк, искра, вот-вот в землю уйдет, тормозная жидкость на исходе.
И тогда Стасик неуверенно сказал:
– Я не могу.
– Что не можешь? – спросила Наталья.
– Я не могу ее вести. Я боюсь.
– Вы только рулить будете. – В голосе Спичкина слышались нетерпеливые нотки: клиент ему сильно надоел.
– Я боюсь. Я в нее не сяду! – уже твердо заявил Стасик и пошел прочь, пешком, в сгущающийся сумрак, не оборачиваясь, – уже подсохший, но еще жалкий, в одних носках, поскольку туфли по-прежнему цепко держал в правой руке.
– Стае, куда ты? – крикнула из машины Наталья.
– Домой, – донеслось из тьмы.
– Эх, пропадай моя телега! – простонародно выразился инспектор Спичкин, сбегал к своей «тачке», запер ее и уселся за руль рядом с мамулей. – Погоняй! – крикнул он таксисту.
Видно, проснулось в нем что-то давнее, деревенское, сермяжное, если протокольную милицейскую терминологию сменил он на стилизованную конно-извозчичью.
Через минуту они догнали споро шагающего Стасика, притормозили рядком, и Наталья жалобно попросила:
– Ну, Стае, ну, поедем… Видишь, товарищ милиционер за рулем. А ты назад сядешь. Или хочешь – в такси?
– Никогда! – сказал Стае. Голос его гремел, как и до аварии, уверенно, сочно и орфоэпически грамотно. – Никогда! Я не сяду в машину! Все! Кончено! Хочешь – назови меня трусом! Но молю тебя: езжай скорее! Я пойду пешком! Я хочу идти пешком! – выдал серию восклицаний и припустил, и припустил, прижимая драгоценные туфли к грязной рубахе.
– Вы завтра к врачу не забудьте, – озабоченно сказал Спичкин, внимательно следя за скоростными маневрами таксиста. – Мало ли что…
– Конечно, конечно, – закивала Наталья, но, немедля вспомнив о том, что друг-психоневролог Игорь греет пузо в городе Сочи, осторожненько поинтересовалась: – А у вас нет своих врачей? Специальных… – Тут она вспомнила читанное в многочисленных детективах и завершила: – Судмедэкспертов…
– Есть, конечно, – охотно пояснил инспектор, – целый институт вон, имени товарища Сербского, знаменитого доктора. Но в случае с вашим супругом институт ни при чем.
– Это почему? – возмутилась Наталья, соображая, кого можно подключить, кому звякнуть, кому о себе напомнить, чтобы популярный судебный институт взялся за Стасика и быстро привел его в «статус кво».
– Нет состава преступления, – властно и неопровержимо подвел итог Валериан Валерианович. – Уголовный кодекс РСФСР не учитывает самопроизвольные падения в реку Яузу при отсутствии наличия преступных моментов. Обратитесь к районному врачу…
В. В. Спичкин довез разбитые «Жигули» до кооперативного небоскреба в Сокольниках, запарковал их на стоянку перед домом, галантно отдал честь и попрощался с Натальей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12