Наконец он встал и сварил себе кофе. Перед глазами неотступно стояла сцена, происшедшая днем в его кабинете: еще ни один человек не встречал натиск Билла с такой выдержкой, и он испытывал невольное восхищение Сэмом Вудом. Разумеется, выигрыш, как и всегда, остался за Гиллспи, но теперь его стали одолевать мучительные сомнения; они все надвигались и надвигались, пока не стали казаться ему какими-то бесконечными римскими фалангами. Больше всего его беспокоила настойчивая уверенность Вирджила Тиббса в том, что Сэм Вуд невиновен. Гиллспи не собирался придавать слишком большого значения словам черномазого сыщика и совершенно ясно дал ему это понять, но в то же время помнил, что следователь из Пасадены чересчур часто оказывался прав. Гиллспи чуть ли не молился, выпрашивая у Господа серьезную, бесспорную и прочную улику, поддерживающую его версию. Что скрывать, ему нравился Вуд, хотя он никогда и не думал, будто Сэм классный полицейский, но к убийцам Гиллспи испытывал глубокое отвращение, а Сэм Вуд был убийцей, он в этом уверен.
Правда, Вуд отказывался от всего наотрез, а кроме того, на его стороне был Вирджил. Гиллспи снова лег в постель и забылся тяжким сном человека, чувствующего себя виноватым. Утром его настроение не улучшилось, и он впервые отправился на службу с мыслью, что зря принял назначение, к которому был не совсем подготовлен.
Уже в дежурке ему почудилось, что в воздухе разлита какая-то напряженность. Пит встретил начальника с обычным почтением, но слова приветствия показались Гиллспи пустыми, словно яичные скорлупки. На столе в кабинете его ожидала пачка утренней почты. Напустив на себя деловой вид, Гиллспи уселся и принялся ее просматривать. Он пробегал строчку за строчкой, а тем временем в его голове складывалось решение: он еще раз проверит доказательство, которое у него на руках, и если найдет какое-то другое удовлетворительное объяснение, что же, он подумает, нельзя ли освободить Сэма. В глубине души Гиллспи понимал: при таком повороте он в любом случае многое потеряет в глазах окружающих, но мысль о том, что его поступки будут продиктованы справедливостью, все же принесла ему некоторое облегчение.
Вскоре до его слуха стало доходить, что в дежурке творится нечто необычное. Гиллспи слышал незнакомые голоса, и ему показалось, что он уловил и свое имя. Он был бы не прочь выйти и узнать, в чем дело, но его положение требовало, чтобы он не проявлял интереса, пока его не попросят.
Ждать пришлось недолго. В дверях показался Арнольд и остановился на пороге, стараясь обратить на себя внимание.
– Сэр, – сказал он, – тут пришли с жалобой, и мне кажется, вам нужно разобрать ее самому, то есть я просто уверен в этом. Привести их сюда?
Шеф ответил утвердительным кивком. В коридоре послышались нетвердые сбивчивые шаги, а затем в кабинет впустили двоих посетителей. Первым вошел костлявый мужчина с неимоверно худым обветренным лицом, сплошь покрытым тонкими трещинами морщин. В рабочем комбинезоне, выставив угловатые плечи и наклонившись вперед, он остановился, выражая собой извечную недоверчивость. Стальная оправа очков придавала его топорным чертам еще большую суровость. Плотно сжатые губы как бы застыли в привычной складке, и, глядя на них, Гиллспи подумал, что, когда этот тип напьется, добра от него не жди.
Следом за ним появилась девушка лет шестнадцати-семнадцати, насколько можно было судить по первому впечатлению. Свитер и юбка сидели на ней в обтяжку, обрисовывая зрелые округлости. Толстые каблуки, казалось, подчеркивали некоторую грузность ее фигуры, полноватой, но не заплывшей, – объяснять, что означает та или иная часть ее тела, как говорится, не приходилось. Преувеличенно поднятые груди выпирали из тесного свитера, назойливо бросаясь в глаза, как ни отводи взгляд. Она просто создана, чтобы вляпаться в какую-нибудь историю, подумалось Гиллспи, если уже не вляпалась.
– Вы тут шеф? – спросил тощий мужчина.
Трех слов вполне хватило, чтобы понять, до чего он необразован, и Гиллспи сразу почувствовал, что ему удастся совладать с этим человеком.
– Угадал, – сказал Гиллспи. – А что у вас за дело?
– Моя фамилия Парди, а это моя дочь Делорес.
Девица одарила Гиллспи широкой улыбкой, которая явно казалась ей покоряющей и многозначительной. Гиллспи перевел взгляд на мистера Парди.
– Она попала в беду, шеф. Вот почему мы сюда пришли.
– Что за беда, обычная для девушки?
– Я хочу сказать, у ней будет ребенок. Вот что у ней за беда, хочу я сказать.
– Сколько тебе лет, Делорес?
– Шестнадцать, – радостно отозвалась та.
Рука отца легла ей на плечо.
– Это малость не так. Понимаете, Делорес, она, в общем, приболела и много пропустила в школе. А ребята здорово цепляются, если кто поотстал, вот мы и раззвонили, что Делорес пятнадцать, когда переехали сюда на прошлый год. По правде-то ей тогда стукнуло семнадцать, так что теперь, выходит, восемнадцать.
– Это далеко не одно и то же, – разъяснил Гиллспи. – По законам штата, если девушку склонили к сожительству, когда ей было шестнадцать лет, это считается подсудным делом и приравнивается к изнасилованию. Даже в том случае, если ее не принуждали…
– Коли она не замужем, – вставил Парди.
– Верно, если она не замужем. Но раз ей уже восемнадцать или больше и дело обошлось без принуждения, тогда это незаконная связь, что совсем не такой серьезный проступок.
Лицо Парди еще больше одеревенело. Он словно прислушивался к тишине в ожидании звуков, которые должны прилететь откуда-то издали.
– Ну а если какой малый улестит невинную девочку вроде моей Делорес на такое, что ей не следует делать? Это не изнасилование?
Гиллспи отрицательно покачал головой:
– Нет, это совращение – тоже тяжелый проступок, но не такой серьезный, как изнасилование. Изнасилование вместе с убийством и вооруженным ограблением и некоторыми другими преступлениями относится к самым серьезным статьям во всем своде законов. А может, вы все же сядете и расскажете мне, как это случилось?
Уловив намек, Арнольд исчез. Пока посетители усаживались, зажужжал селектор. Гиллспи щелкнул клавишей.
– Пришел Вирджил, шеф. Он тут, в дежурке, и спрашивает, нельзя ли ему войти. Он говорит, что это очень важно для того дела, по которому он работает.
Гиллспи уже набрал воздуху, чтобы отказать наотрез, но тут ему в голову пришла садистская мысль. Он подумал: как это понравится мистеру Парди – расписывать «беду» своей дочери при черномазом? Парди влез со своим уточнением, когда шеф объяснял законы штата, а Гиллспи не любил, чтобы его прерывали.
– Пусть войдет, – распорядился он.
Тиббс постарался появиться в кабинете как можно незаметнее и тихо присел на скамью, словно в ожидании приказаний.
– Скажите, чтоб он ушел, – потребовал Парди, – я не собираюсь говорить обо всем этом, когда в комнате негритос.
– Мне хочется, чтобы он остался, значит, так оно и будет, – сообщил Гиллспи. – Давай выкладывай свою историю и забудь, что он здесь.
Но Парди заупрямился.
– Нет, сперва уберите его, – возразил он.
К удивлению Гиллспи, Тиббс живо поднялся и направился к двери. Шеф сердито посмотрел на него, и Тиббс поспешил сказать:
– Я тут же вернусь, совсем забыл об одной вещи.
Он дождался, когда Парди перестанет глазеть в его сторону, и выразительно кивнул на селектор. Затем вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
Поскольку такое разрешение конфликта ничем не угрожало его авторитету, Гиллспи для отвода глаз порылся в бумагах, заглянул в ящик стола, а затем как бы невзначай включил селектор. Проделав все это, Гиллспи откинулся на спинку кресла.
– Ладно, вот мы и одни, – проговорил он. – Теперь рассказывай, что там у тебя.
– Ну, Делорес, она и впрямь неплохая девочка и никогда не вытворяла ничего худого – только то, что и все дети делают. Потом она стала встречаться с одним здешним малым, который в два раза ее старше, а я ничего и не знал. А он неженатый, вот он и принялся обхаживать мою девочку.
– Что же ты его не отвадил? – спросил Гиллспи.
Парди недовольно скривился:
– Мистер, я целую ночь на работе, у меня не выходит сидеть дома и воспитывать ребят или там следить, чего они вытворяют каждую минуту. А потом, Делорес мне ничего не говорила, только уже когда дело сделалось.
– Чего и говорить, он малый что надо, – вставила Делорес. – Я от него ничего плохого и ждать не могла. И по правде сказать, он был со мной очень добрый.
– Давайте-ка ближе к делу, – сказал Гиллспи. – Когда это случилось?
– Ночью, поздно ночью. Хозяйка моя спала, как ей и положено, а Делорес вылезла из постели, встретилась с этим малым, и вот тут-то он ее и получил.
Гиллспи повернулся к девушке:
– Расскажи мне, как это было. В точности, одно за другим.
Делорес напустила на себя смущенный вид, какой только могла изобразить, но все равно это выглядело явной подделкой.
– Ну, как па тут сказал, он был неравнодушен ко мне, и мы разговаривали, а потом сели поближе, и тогда… – Она остановилась, но лишь потому, что ей не хватило слов.
Шеф взял карандаш и легонько постучал им по столу.
– Я хочу, чтобы ты сказала мне одну вещь, – проговорил он. – Ты что, отбивалась, а этот тип заставил тебя или просто так вышло, что он зашел дальше, чем следовало?
Делорес замялась, и ее колебание продолжалось достаточно долго, чтобы послужить ответом, который ждал Гиллспи.
– Я ничего и не поняла в тот раз, – наконец сказала она.
Гиллспи немного расслабился.
– Ладно, Делорес. Конечно, этот субъект поступил с тобой плохо, и мы, Делорес, его арестуем. Мы имеем полное право обвинить его в совращении, и этого вполне достаточно. Но нам надо знать, кто он.
Парди не выдержал.
– Вы его и без нас знаете! – взорвался он. – Вот почему мы и хотели поговорить прямо с вами. Это тот фараон, которого вы высылаете на ночь, чтобы он охранял женщин. Я знаю и его имя – Сэм Вуд!
Едва Билл Гиллспи вновь остался один, он нажал кнопку вызова и отдал распоряжение дежурному:
– Пришлите ко мне Вирджила.
– Его нет поблизости, – раздался в ответ голос Пита.
– Где же он, черт его подери? – возмутился Гиллспи. – Разве он не слушал по селектору?
– Нет, он слушал, сэр. Но когда разговор закончился, он обругал себя величайшим дураком на свете, или что-то вроде того, и тут же сорвался с места.
– Больше ничего?
– Да, сэр, это все. Единственное, что я могу прибавить, – уже на бегу он кому-то позвонил.
В этой части своего сообщения Пит кое-что утаил от Гиллспи. Правда, обман был не очень значителен и в глазах Пита выглядел скорее актом милосердия: выбегая из управления, Тиббс на секунду остановился в проходной и быстро проговорил: «Скажите Сэму Вуду, что ему не о чем волноваться». Питу не понадобилось много времени, чтобы прийти к решению не доводить до сведения Гиллспи последнюю фразу Вирджила. Это замечание могло выйти ему боком.
***
Дряхлый автомобиль, который Тиббс взял напрокат у механика Джесса, упрямо взбирался по крутым изгибам дороги, ведущей к дому Эндикоттов, но с его маломощным мотором это давалось нелегко. И когда наконец он добрался до вершины, радиатор здорово перегрелся. Тиббс подвел машину к маленькой ровной площадке перед домом, поставил на тормоз и вылез. В следующее мгновение он уже нажимал на кнопку звонка.
Дверь почти сразу же открылась, за ней стоял Джордж Эндикотт.
– Входите, мистер Тиббс, – пригласил хозяин. Это прозвучало вежливо, но не слишком сердечно. Затем он провел гостя в свою эффектную гостиную, уселся, жестом указал на кресло и только тогда поинтересовался:
– По какому же поводу вы хотели со мной поговорить?
– Я должен задать вам несколько вопросов, которые могли прийти мне в голову и намного раньше, – отозвался Тиббс. – Сейчас, в связи с некоторыми последними событиями, получить ответ на них стало уже необходимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27