Уже наступила ночь, когда мы, закончив работу, направились к машинам. А за нами следовала мрачная процессия полицейских с носилками в руках, оранжевый брезент которых прогибался под тяжестью взваленных на них трупов. У расчищенной от леса немощеной дороги подул резкий северный ветер, превращая капли дождя в мелкий град. Моя темно-синяя служебная машина-пикап была оборудована под катафалк. Расположенные в задней части машины и вмонтированные в покатый пол зажимы фиксировали носилки так, чтобы они не соскальзывали во время транспортировки. Расположившись подальше от руля, я немного пригнулась, так как в это время в машину залезал Марино. Фотографы и телеоператоры засняли на пленку момент, когда Морель закрывал дверцу пикапа. Один неунимавшийся репортер принялся стучать в окно, и мне не оставалось ничего другого, как захлопнуть дверцу машины.
— Упокой, Господи, их души. Не дай Бог, чтобы меня когда-нибудь еще вызвали на разборку подобного, — воскликнул Марино, поворачиваясь лицом к исходившему от печки потоку теплого воздуха.
Я объехала несколько рытвин.
— Слетелись, как воронье, — сказал он, наблюдая через боковое зеркало за стремительно направлявшимися к своим машинам журналистами. — Какой-то идиот проболтался об этом деле по радио. Скорее всего, это был Морель. Тупой осел, если бы он попал в мою команду, я бы ему не поручил ни одного мало-мальски серьезного задания, а доверил бы лишь склад, на котором выдают униформу, или расположенный в информационном отделе телефон.
— Ты не помнишь, как отсюда можно попасть обратно на Шестьдесят четвертую? — спросила я.
— Держись левее расположенной спереди развилки. Дерьмо, — выругался он, с шумом открыв окно, и потянулся за сигаретой. — Очень приятно ехать в закрытой машине вместе с разложившимися трупами.
Через тридцать миль мы достигли здания морга, в ворота которого я позвонила, предварительно открыв заднюю дверцу своей машины. Находившаяся в нише дверь морга резко заскрипела, заливая ярким светом гудронированное шоссе. Наклонившись, я отворила пикап. Выкатив носилки, мы внесли их в морг, где нас встречала группа врачей-экспертов. Спустившись к нам на лифте, они приветливо заулыбались, едва взглянув на наш груз. Располагавшиеся на носилках холмики с очертаниями человеческих тел были таким же привычным для них зрелищем, как и крематорий. При виде капающей крови и отвратительного запаха ты чувствуешь себя настолько мерзко, что единственным желанием остается поскорее покинуть это место.
Вытащив ключ, я открыла висевший на двери из нержавеющей стали замок, а затем стала искать ярлычки, чтобы пометить тела до размещения их на двухъярусном катафалке и оставить затем на ночь.
— Ты не возражаешь, если я побуду здесь до завтра? Хочешь узнать результаты опознания? — спросил Марино.
— Было бы неплохо.
— Не сомневаюсь, что это они. Не может быть, чтобы это был кто-то другой.
— По-видимому, ты прав, Марино. А чем занялся сейчас Уэсли?
— Уэсли уже едет обратно в Квантико затем, чтобы, упершись флорегеймскими ботинками в свой огромный стол, принимать результаты экспертизы по телефону.
— А мне казалось, что вы были друзьями, — осторожно заметила я.
— Да, были. Но наша жизнь полна неожиданностей, доктор. Чем-то напоминает мои постоянные сборы на рыбалку, когда, согласно всем прогнозам, погода обещает быть замечательной, но, как только я спускаю на воду лодку, тут же начинается моросящий, холодный дождь.
— Ты до конца недели работаешь в вечернюю смену?
— Да, и, кажется, не в последний раз.
— Не хочешь ли пообедать со мной в воскресенье вечером, где-нибудь часиков в шесть или полседьмого?
— Да, наверное, смогу, — ответил он, отведя глаза, прежде чем я заметила в них неизмеримую тоску.
Я слышала, что его жена еще до Дня благодарения вернулась обратно в Нью-Джерси ухаживать за своей умирающей матерью. С тех пор мы часто обедали с Марино, но он очень неохотно рассказывал мне о своей личной жизни.
Одевшись в спецкостюм для вскрытия, я направилась к шкафчику, в котором хранились мои личные, необходимые мне вещи, а также сменная одежда на случай какой-нибудь грязной в гигиеническом отношении работы. Я чувствовала себя так, как будто меня окунули в нечистоты; смрадом были пропитаны моя одежда, кожа и волосы. Быстро набив пластмассовый мусорный бак одеждой и прикрепив к нему записку для смотрителя с просьбой отправить утром содержимое бака в химчистку, я отправилась в душ, под которым стояла продолжительное время.
Одним из многочисленных данных мне психологом Анной советов после отъезда Марка в Денвер был совет выработать противодействие тому огромному ущербу, которому я ежедневно подвергала свое здоровье в процессе работы.
— Физические упражнения, — не переставала постоянно повторять Анна эти два магических слова. — Тогда у тебя улучшится аппетит, сон, да и общее самочувствие. Думаю, что тебе просто необходимо снова заняться теннисом, — советовала она.
Последовав ее совету, я испытала весьма неловкое состояние. Последний раз я держала в руках ракетку, будучи подростком. Если у меня и раньше не получались удары слева, то теперь, по прошествии десятилетий, дела обстояли еще хуже. Раз в неделю я брала уроки тенниса, занимаясь им исключительно по вечерам, чтобы поменьше испытывать на себе любопытные взгляды праздных компаний, собирающихся на вечеринки. Они имели обыкновение встречаться на трибунах спорткомплекса клуба «Вествуд Рокет».
После работы я едва успела доехать до клуба, переодеться в спортивный костюм и, достав из шкафа ракетку, отправиться на корт. Здесь за пару минут перед тренировкой я разминала свое тело с помощью эспандера, наклоняясь всем корпусом и доставая руками до кончиков пальцев ног. Кровь начинала циркулировать все быстрее.
Из-за зеленой шторки появился тренер по имени Тед с двумя корзинами мячей на плечах.
— Услышав последние новости, я даже не надеялся увидеть вас сегодня вечером на корте, — сказал он, устанавливая корзину на пол и одновременно снимая с себя теплый жакет. Всегда веселый, с шоколадным загаром, Тед постоянно встречал меня улыбкой и остротами. Сегодня же он пребывал в совершенно подавленном настроении.
— Мой младший брат был знаком с Фредом Чини. И я его знал, правда, не очень хорошо. — Пристально глядя на теннисистов, тренировавшихся на расположенных немного поодаль площадках, Тед добавил: — Фред был замечательнейшим парнем. Просто не могу себе представить… Да, мой брат был потрясен этим известием. — Нагнувшись вперед, он вытащил несколько мячей. — Если хотите знать, я очень огорчен тем, что в прессе упоминается только имя Деборы. Такое впечатление, что только она была превосходной девушкой, и происшедшее с Фредом не было так уж ужасно. — Затем, немного помолчав, он сказал: — Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, я понимаю, — ответила я. — Но, с другой стороны, вся семья Деборы Харви находится под пристальным наблюдением общественности, и им ни за что не дадут возможности побыть наедине со своим горем, учитывая положение, которое занимает мать Деборы. С какой стороны ни посмотри на эту проблему, вся она пронизана несправедливостью и вместе с тем трагизмом.
Посмотрев мне в глаза, Тед промолвил:
— Вы знаете, я немного по-другому смотрю на эту проблему. Но вы абсолютно правы. Быть знаменитостью — не такое уж веселое занятие. Как бы там ни было, я думаю, вы сюда пожаловали совсем не затем, чтобы часами стоять, выслушивая меня. Что мы сегодня будем отрабатывать?
— Удары снизу. Погоняйте меня хорошенько из угла в угол, чтобы отучить навсегда от курения.
— На эту тему я не буду больше читать вам лекций, — сообщил он, направляясь к центральной части натянутой сетки.
Отступив к основной линии, я нанесла первый удар. Ничего худшего я и представить себе не могла: мой первый удар справа ничем не отличался от сплошных двойных бросков.
Физическая усталость — очень приятное чувство — быстро сменилась ощущением суровой жизненной реальности, когда я, не успев переступить порога собственного дома и раздеться, услышала телефонный звонок.
Звонила разъяренная Пэт Харви.
— Сегодня были найдены два трупа. Почему мне об этом не сообщили?
— Личность найденных трупов еще не установлена, кроме того, я еще не проводила медицинскую экспертизу, — ответила я, садясь на край кровати и сбрасывая теннисные тапочки.
— Я слышала, что найдены два трупа: мужчины и женщины.
— Да, именно так оно и есть.
— Пожалуйста, скажите, есть хоть какая-то надежда на то, что это не они? — спросила она.
Я ничего не ответила.
— О, Боже, — прошептала она.
— Миссис Харви, я не могу утверждать…
Она прервала меня дрожащим голосом, у нее явно началась истерика.
— Полиция сообщила мне, что была найдена сумка с водительскими правами Деборы.
«Это работа кретина Мореля», — подумала я.
Стараясь успокоить ее, я сказала:
— Мы не можем установить личность найденных трупов только по наличию документов.
— Это же моя дочь!
Я ждала, что дальше пойдут угрозы и богохульства. Сколько раз мне приходилось испытывать на себе подобные высказывания из уст других родителей, которые в обычной жизни были вполне приличными цивилизованными людьми. Я решила как-нибудь успокоить Пэт Харви.
— Личность найденных тел пока не установлена, — повторила я.
— Я хочу видеть ее.
«Только через мой труп», — подумала я про себя.
— Тела не могут быть идентифицированы чисто визуальным способом.
У Пэт Харви перехватило дыхание.
— Если вы нам поможете, мы уже завтра точно установим личность, в противном же случае на это уйдет несколько дней.
— Что от меня требуется? — спросила она дрожащим голосом.
— Мне нужны флюорографические снимки, карта дантиста Фреда и все, что имеет отношение к медицинской карте Деборы, которые вы можете предоставить нам.
Она промолчала в ответ.
— Вы сможете проконтролировать этот вопрос?
— Конечно, — ответила она. — Я немедленно займусь этим.
В этот момент мне казалось, что она раздобудет все имеющиеся в наличии медицинские карты Деборы еще до рассвета, даже если ей придется поднять на ноги половину врачей города Ричмонда.
На следующий день, срывая полиэтиленовую обертку с макета анатомического строения тела человека, стоявшего в ОСМО, я услышала доносившийся из зала голос Марино.
— Я здесь, — громко напомнила я о себе.
Заглянув в комнату, он окинул ничего не выражающим взглядом макет скелета, кости которого были скреплены проволокой, а крючок на макушке черепа прикреплен к планке в форме буквы эль.
Скелет был выше меня, и ноги его свисали над деревянной подставкой с колесами.
Собирая со стола деловые бумаги, я спросила:
— Не хочешь ли помочь мне откатить его?
— Собираешься взять доходягу на прогулку?
— Его надо спустить вниз, а зовут его Хареш, — ответила я.
Кости и небольшие суставы скелета потихоньку постукивали, когда Марино провожал меня к лифту в сопровождении оскалившегося компаньона, привлекая внимание и вызывая усмешки некоторых моих сослуживцев. Хареша беспокоили нечасто, извлекая его из угла лишь в тех случаях, когда цели его похитителя были продиктованы не слишком серьезными намерениями. Помню, как в июне прошлого года, войдя утром, в день своего рождения, в офис, я застала Хареша сидящим на моем стуле, в очках и лабораторном халате, с зажатой между зубами сигаретой. Как мне потом рассказывали, один наш рассеянный врач с верхнего этажа прошел мимо, поздоровавшись со скелетом, и не заметил ничего подозрительного.
— Только не утверждай, что он разговаривает с тобой, когда ты работаешь здесь, внизу, — пошутил Марино, закрывая двери лифта.
— Он разговаривает на каком-то своем языке, — заметила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55