Первый звук был немного длиннее второго и на полтона ниже…
Моментально подступивший к горлу ком едва не заставил закашляться… Ошибка или совпадение исключались — данный условный сигнал использовался только бойцами «Шторма».
«Не может быть!.. — пронеслось в сознании, — кроме сержанта Серова и искалеченного Тургенева все мои люди погибли. Этого просто не может быть!!»
Не опуская винтовку, капитан спецназа резко обернулся…
Не успев толком залечить рану на правом плече — след от Сашкиного ножа, и даже ни разу не увидев после дуэли Лизу, Торбин снова загремел в составе команды из двадцати пяти человек в очередной вояж на Кавказ. Приехав же из командировки, как водилось, поселился на две недели в санатории Минюста для реабилитации и общей поправки здоровья. А, вернувшись в гарнизон и, подумывая о новом свидании с девушкой, вдруг почувствовал, что прошло слишком много времени…
Нет, отчуждения к ней он не испытывал. Его по-прежнему манила ее завораживающая красота и обаяние, но, в то же время, казалось, будто, случилось между ними нечто непонятное — разобщающее и перечеркивающее всю приязнь, что еще четыре месяца назад так будоражила рассудок обоих.
Наличествовала и другая причина неуверенности, присущей большинству военнослужащих, с головой окунувшихся в адское пекло войны…
Пока в Чечне грохотали взрывы и мелькали светящиеся трассы пуль, жизнь в маленьком гарнизоне шла своим чередом: вырастали новые дома; появлялись другие офицеры, прибывавшие в «Шторм» на смену погибшим; люди влюблялись, создавали семьи, обзаводились потомством. Сложнейшие спецоперации становились для Стаса все обыденнее и привычнее, а каждое приезд в мирный Петербург, как ни странно, настораживал и пугал. Там — на северном склоне Большого Кавказа все выглядело просто и понятно. Здесь же — в муравейнике житейских проблем происходили баталии совсем иного рода — за должности и звания, за престижные квартиры, за чужих жен…
Итак, что-то останавливало его от порыва бросить все, побежать, встретить, обнять Елизавету. Останавливало до тех пор, пока как-то вечером в дверь его квартиры не раздался звонок… На пороге стояла соседка — дородная и вездесущая тетя Даша, работавшая поваром в отрядной столовой.
— Здравствуй, Станислав, — расплылась она в улыбке, — с приездом! Я и не слыхала, как ты появился — благо в столовке сегодня утром увидала. Ну, слава богу — жив, здоров! Слава богу!..
— Добрый вечер, тетя Даша. Спасибо… Зайдете? У меня чайник закипел.
— Да нет, чего там!.. — махнула она рукой и стала рыться в кармане необъятной шерстяной кофты. Выудив какой-то сверточек, протянула молодому человеку: — тут письма из почтового ящика. Он у тебя не запирается, ну я и решила не искушать местное хулиганье — вынимала каждый раз, как появлялось новое. А то ведь сам знаешь — иль подожгут, иль просто стащат. Паразиты…
Поблагодарив сердобольную женщину и закрыв дверь, Торбин развернул газетный лист — внутри аккуратной стопочкой покоилось четыре десятка писем от Лизы. Ровно по десять в каждый месяц разлуки… Почему на конвертах значился его гарнизонный адрес, а не адрес полевой почты лагеря под Ханкалой, пока оставалось загадкой. Он разложил послания по датам отправки и, ощутив забытое волнение, вскрыл самое первое…
Купив следующим утром чудесную алую розу и отчего-то не решившись подняться в квартиру девушки, капитан поджидал ее, сидя на лавочке у второго подъезда пятиэтажного дома. Он едва узнал Лизу в строгом, сером костюме — выйдя из дверей, та простучала высокими каблуками по короткой лесенке и торопливо шла, никого не замечая вокруг. Взгляд ее, не задерживаясь, скользнул по Станиславу и устремился куда-то в сторону. Сосредоточенно думая о своем, она проследовала мимо и стала удаляться по только что выметенной молодыми солдатами асфальтовой дорожке… Но, через миг, словно наткнувшись на невидимую, непреодолимую стену, Елизавета резко остановилась и медленно, еще не осознав мимолетно увиденного — обернулась. Широко раскрытыми, изумленными глазами, она долго смотрела на него, затем, бессильно опустив руки, вернулась и уронила голову на его грудь. С замершим от волнения сердцем тот вдохнул знакомый запах темных волос и прижался к ним губами. Забыв обо всем, они стояли молча, не обращая внимания на проходивших мимо и улыбавшихся, глядя на них, обитателей просыпавшегося дома.
— Получил мои письма? — тихо спросила она.
— Нет… — почему-то соврал он.
— Ты так неожиданно уехал… У меня появилось ужасное предчувствие, что мы больше никогда не увидимся. Я страшно испугалась и стала писать тебе. Чеченского адреса спрашивать у отца не стала и отправляла письма сюда. Странно, почему же они не дошли?..
Вдруг она подняла голову и с еще большим удивлением прошептала:
— В моих посланиях я умоляла тебя вернуться живым и найти меня сразу же… Так значит, ты пришел сам, не прочитав их?!
Он пожал плечами и продолжил милое вранье:
— Случайно увидел знакомый дом… Дай, думаю, подожду — все равно ведь, не могу жить без нее…
— Ты великий лгун!..
— Быть может, попытаешься исправить этот недостаток? Это тебе… — он преподнес ей розу.
— Попробую… Спасибо, — несмело ответила Лиза, принимая цветок.
— Ты в консерваторию? Я провожу тебя до метро, — предложил он, — а вечером…
— Нет! — схватив его за руку, испуганно, но, вместе с тем, твердо воскликнула девушка.
Чуть отстранившись, Торбин вопросительно заглянул в ее полные решимости глаза.
— Никакой консерватории сегодня не будет! — заявила она, увлекая его к двери подъезда, — и завтра тоже… Пойдем!..
Так и держа молодого человека за руку, она довела его до третьего этажа и распахнула дверь квартиры.
— Ты знаешь, отец уехал по делам в Москву и все еще не вернулся… — начала она, приблизившись к Станиславу.
Но он не дал договорить, осыпая ее лицо поцелуями. Прижимаясь к нему содрогающимся телом все сильнее, Лиза с наслаждением ощущала накатывающую волну новых для нее чувств. Потеряв представление о времени, она пребывала у подножья вершины еще не знакомой страсти…
Влюбленные продолжали стоять на лестничной клетке, обнимая друг друга. Страстное, сиюминутное желание, чуть отступило и затаилось, готовое вспыхнуть в любое мгновение с новой силой.
— Пообещай, что больше никогда не исчезнешь так надолго, — нежно гладя рукой его волосы, каким-то странным, еле слышным голосом попросила она.
— Не более чем на три месяца…
Проведя долгожданного гостя в просторный зал, хозяйка спросила:
— Хочешь кофе?
— С тобой — с удовольствием…
— Подожди, я быстро! — включив музыкальный центр, Елизавета упорхнула на кухню, откуда вскоре послышался звук работающей кофемолки.
Через несколько минут та вновь появилась в зале, неся поднос с серебряным сервизом: кофейником, сахарницей, молочником и двумя чашечками.
Стоя возле старинного пианино с резными крышками и подсвечниками, капитан с нежностью и наслаждением смотрел на девушку. Осенью, когда они познакомились, дочь Юрия Леонидовича Щербинина приходила на свидания в джинсах. Потом была зима и долгая разлука… Теперь же, средней длины, с небольшими боковыми разрезами юбка делового костюма, не могла скрыть ее красивых ровных ног. Незаметно улыбнувшись своим мыслям, он взял миниатюрную чашечку и, сделав маленький глоток, сел на диван, возле Елизаветы.
Заметив, как он рассматривает предмет работы восточного мастера, она объяснила:
— Этот сервиз отцу подарили сослуживцы в Таджикистане. Он очень им дорожит…
Потом, вдруг нахмурив лобик, Лиза строго спросила:
— Скажи, ты ведь не сегодня приехал?
— Не сегодня… Но я звонил тебе, — импровизируя, сочинял на лету Торбин, — твой автоответчик каждый раз нахально заявлял, что ты выходишь замуж. Наверное, врал бессовестно…
— Это он у тебя научился, — смеясь, ответила она.
Поставив чашку на столик, он, с совершенно серьезным выражением лица, признался:
— Знаешь, я ведь на самом деле хотел тебе позвонить, чтобы узнать…
— О чем? — наивно поверила юная студентка консерватории.
— Никак не могу вспомнить… — изобразил Станислав страдание и потирал виски, точно предельно напрягает память. — Говорил ли я, что люблю тебя?
Распознав очередной подвох и, едва сдерживая улыбку, она грозно посмотрела на кавалера.
— Нет, не буду мучиться, и терзать мозги — проще повторить заново, — на этом Торбин перестал шутить. Все остальное было сказано негромким голосом и безо всякой иронии: — мы действительно уже признавались друг другу в любви. Скажи, остаются ли в силе твои чувства ко мне?
— Да… — не раздумывая, ответила она.
— В таком случае, я хотел бы предложить тебе стать моей женой.
Обычно молчаливый, сегодня он хотел сказать многое, но не успел… Девушка, с волнением слушавшая эти фразы и все сильнее сжимавшая его руку, вдруг порывисто встала и решительно вышла из зала…
Минут через десять вынужденного одиночества, Торбин, уже невольно гадал: не обидел ли случайно поспешным предложением? Но все опасения моментально исчезли, когда она, бесшумно ступая босиком, вернулась с мокрыми волосами и в одной лишь, наспех наброшенной, застегнутой на среднюю пуговичку, блузке.
Его сознание, опьяненное красотой и дерзкой решимостью Лизы, едва не помутилось. Прелюдия завершалась столь же стремительно, сколь быстро и началась. Вручив большое полотенце, она повела его по длинному коридору.
— Здесь душ, а за этой дверью — моя комната, — показала пальчиком девушка и смущенно, потупив взгляд, добавила: — только, прошу тебя — не долго…
Молодой человек, двадцатью минутами ранее моливший во дворе судьбу о встрече с ней, подставлял лицо под ледяную струю воды и тщетно пытался хоть немного успокоиться. Вскоре, обмотав вокруг талии полотенце, он впервые вошел в ее комнату.
У стены, недалеко от двери, располагался письменный стол с висевшими над ним книжными полками. В углу распластался, аккуратно застеленный новым атласным бельем, приземистый, широкий диван. В проеме распахнутой двери на лоджию, слегка отодвинув занавеску и глядя в ясное, голубое небо — будто разговаривая с Богом, стояла Елизавета. Услышав шаги, она обернулась и, обвив руками его шею, прошептала:
— Отныне ты мой пленник. Пока папа не вернется из командировки, ты будешь жить здесь — в этой комнате, со мной…
— Слушаюсь… — так же шепотом, ответил Стас, — а потом?..
— Потом мы ему обо всем скажем. Но он мужчина строгих правил, поэтому сколько-то придется встречаться у тебя — тайком…
— Тайком!? И сколько же?
— Наверное, пока не сдам сессию — раньше он оформить наши отношения не позволит. Хотя… Отец всегда отзывался о тебе очень хорошо, а как-то раз обмолвился: вот бы, говорит, зять был таким же, как Торбин! Представляешь, какое совпаденье!? Я тогда виду не подала, но оказалась на седьмом небе!..
— Представляю… — чуть озадаченно проговорил он, различая все обворожительные изгибы ее тела, обозначившиеся под тонким и соблазнительным, почти прозрачным шёлком. Медленно расстегивая среднюю пуговичку, Станислав подвел итог услышанному: — но, дабы избежать праведного командирского гнева, придется обустроить конспиративную явку.
— Обустрой, пожалуйста… И побыстрее… — отвечала Лиза, прикрывая ресницами счастливые глаза.
Победив в итоге неподатливую застежку, он припал к губам юной девушки в упоительном, долгом поцелуе. В ответ она сбросила с его бедер полотенце и, нетерпеливо вздымая обнаженной грудью, волнительно ожидала скорой близости с любимым человеком. Не проронив ни слова и освободившись от уже неуместной сдержанности, они с наслаждением отдались во власть неистовой, сумасшедшей страсти…
Ничего более важного, чем их безграничная любовь, для Елизаветы и Станислава в тот короткий миг, вырванный из тревожной и бушующей вокруг жизни, не существовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Моментально подступивший к горлу ком едва не заставил закашляться… Ошибка или совпадение исключались — данный условный сигнал использовался только бойцами «Шторма».
«Не может быть!.. — пронеслось в сознании, — кроме сержанта Серова и искалеченного Тургенева все мои люди погибли. Этого просто не может быть!!»
Не опуская винтовку, капитан спецназа резко обернулся…
Не успев толком залечить рану на правом плече — след от Сашкиного ножа, и даже ни разу не увидев после дуэли Лизу, Торбин снова загремел в составе команды из двадцати пяти человек в очередной вояж на Кавказ. Приехав же из командировки, как водилось, поселился на две недели в санатории Минюста для реабилитации и общей поправки здоровья. А, вернувшись в гарнизон и, подумывая о новом свидании с девушкой, вдруг почувствовал, что прошло слишком много времени…
Нет, отчуждения к ней он не испытывал. Его по-прежнему манила ее завораживающая красота и обаяние, но, в то же время, казалось, будто, случилось между ними нечто непонятное — разобщающее и перечеркивающее всю приязнь, что еще четыре месяца назад так будоражила рассудок обоих.
Наличествовала и другая причина неуверенности, присущей большинству военнослужащих, с головой окунувшихся в адское пекло войны…
Пока в Чечне грохотали взрывы и мелькали светящиеся трассы пуль, жизнь в маленьком гарнизоне шла своим чередом: вырастали новые дома; появлялись другие офицеры, прибывавшие в «Шторм» на смену погибшим; люди влюблялись, создавали семьи, обзаводились потомством. Сложнейшие спецоперации становились для Стаса все обыденнее и привычнее, а каждое приезд в мирный Петербург, как ни странно, настораживал и пугал. Там — на северном склоне Большого Кавказа все выглядело просто и понятно. Здесь же — в муравейнике житейских проблем происходили баталии совсем иного рода — за должности и звания, за престижные квартиры, за чужих жен…
Итак, что-то останавливало его от порыва бросить все, побежать, встретить, обнять Елизавету. Останавливало до тех пор, пока как-то вечером в дверь его квартиры не раздался звонок… На пороге стояла соседка — дородная и вездесущая тетя Даша, работавшая поваром в отрядной столовой.
— Здравствуй, Станислав, — расплылась она в улыбке, — с приездом! Я и не слыхала, как ты появился — благо в столовке сегодня утром увидала. Ну, слава богу — жив, здоров! Слава богу!..
— Добрый вечер, тетя Даша. Спасибо… Зайдете? У меня чайник закипел.
— Да нет, чего там!.. — махнула она рукой и стала рыться в кармане необъятной шерстяной кофты. Выудив какой-то сверточек, протянула молодому человеку: — тут письма из почтового ящика. Он у тебя не запирается, ну я и решила не искушать местное хулиганье — вынимала каждый раз, как появлялось новое. А то ведь сам знаешь — иль подожгут, иль просто стащат. Паразиты…
Поблагодарив сердобольную женщину и закрыв дверь, Торбин развернул газетный лист — внутри аккуратной стопочкой покоилось четыре десятка писем от Лизы. Ровно по десять в каждый месяц разлуки… Почему на конвертах значился его гарнизонный адрес, а не адрес полевой почты лагеря под Ханкалой, пока оставалось загадкой. Он разложил послания по датам отправки и, ощутив забытое волнение, вскрыл самое первое…
Купив следующим утром чудесную алую розу и отчего-то не решившись подняться в квартиру девушки, капитан поджидал ее, сидя на лавочке у второго подъезда пятиэтажного дома. Он едва узнал Лизу в строгом, сером костюме — выйдя из дверей, та простучала высокими каблуками по короткой лесенке и торопливо шла, никого не замечая вокруг. Взгляд ее, не задерживаясь, скользнул по Станиславу и устремился куда-то в сторону. Сосредоточенно думая о своем, она проследовала мимо и стала удаляться по только что выметенной молодыми солдатами асфальтовой дорожке… Но, через миг, словно наткнувшись на невидимую, непреодолимую стену, Елизавета резко остановилась и медленно, еще не осознав мимолетно увиденного — обернулась. Широко раскрытыми, изумленными глазами, она долго смотрела на него, затем, бессильно опустив руки, вернулась и уронила голову на его грудь. С замершим от волнения сердцем тот вдохнул знакомый запах темных волос и прижался к ним губами. Забыв обо всем, они стояли молча, не обращая внимания на проходивших мимо и улыбавшихся, глядя на них, обитателей просыпавшегося дома.
— Получил мои письма? — тихо спросила она.
— Нет… — почему-то соврал он.
— Ты так неожиданно уехал… У меня появилось ужасное предчувствие, что мы больше никогда не увидимся. Я страшно испугалась и стала писать тебе. Чеченского адреса спрашивать у отца не стала и отправляла письма сюда. Странно, почему же они не дошли?..
Вдруг она подняла голову и с еще большим удивлением прошептала:
— В моих посланиях я умоляла тебя вернуться живым и найти меня сразу же… Так значит, ты пришел сам, не прочитав их?!
Он пожал плечами и продолжил милое вранье:
— Случайно увидел знакомый дом… Дай, думаю, подожду — все равно ведь, не могу жить без нее…
— Ты великий лгун!..
— Быть может, попытаешься исправить этот недостаток? Это тебе… — он преподнес ей розу.
— Попробую… Спасибо, — несмело ответила Лиза, принимая цветок.
— Ты в консерваторию? Я провожу тебя до метро, — предложил он, — а вечером…
— Нет! — схватив его за руку, испуганно, но, вместе с тем, твердо воскликнула девушка.
Чуть отстранившись, Торбин вопросительно заглянул в ее полные решимости глаза.
— Никакой консерватории сегодня не будет! — заявила она, увлекая его к двери подъезда, — и завтра тоже… Пойдем!..
Так и держа молодого человека за руку, она довела его до третьего этажа и распахнула дверь квартиры.
— Ты знаешь, отец уехал по делам в Москву и все еще не вернулся… — начала она, приблизившись к Станиславу.
Но он не дал договорить, осыпая ее лицо поцелуями. Прижимаясь к нему содрогающимся телом все сильнее, Лиза с наслаждением ощущала накатывающую волну новых для нее чувств. Потеряв представление о времени, она пребывала у подножья вершины еще не знакомой страсти…
Влюбленные продолжали стоять на лестничной клетке, обнимая друг друга. Страстное, сиюминутное желание, чуть отступило и затаилось, готовое вспыхнуть в любое мгновение с новой силой.
— Пообещай, что больше никогда не исчезнешь так надолго, — нежно гладя рукой его волосы, каким-то странным, еле слышным голосом попросила она.
— Не более чем на три месяца…
Проведя долгожданного гостя в просторный зал, хозяйка спросила:
— Хочешь кофе?
— С тобой — с удовольствием…
— Подожди, я быстро! — включив музыкальный центр, Елизавета упорхнула на кухню, откуда вскоре послышался звук работающей кофемолки.
Через несколько минут та вновь появилась в зале, неся поднос с серебряным сервизом: кофейником, сахарницей, молочником и двумя чашечками.
Стоя возле старинного пианино с резными крышками и подсвечниками, капитан с нежностью и наслаждением смотрел на девушку. Осенью, когда они познакомились, дочь Юрия Леонидовича Щербинина приходила на свидания в джинсах. Потом была зима и долгая разлука… Теперь же, средней длины, с небольшими боковыми разрезами юбка делового костюма, не могла скрыть ее красивых ровных ног. Незаметно улыбнувшись своим мыслям, он взял миниатюрную чашечку и, сделав маленький глоток, сел на диван, возле Елизаветы.
Заметив, как он рассматривает предмет работы восточного мастера, она объяснила:
— Этот сервиз отцу подарили сослуживцы в Таджикистане. Он очень им дорожит…
Потом, вдруг нахмурив лобик, Лиза строго спросила:
— Скажи, ты ведь не сегодня приехал?
— Не сегодня… Но я звонил тебе, — импровизируя, сочинял на лету Торбин, — твой автоответчик каждый раз нахально заявлял, что ты выходишь замуж. Наверное, врал бессовестно…
— Это он у тебя научился, — смеясь, ответила она.
Поставив чашку на столик, он, с совершенно серьезным выражением лица, признался:
— Знаешь, я ведь на самом деле хотел тебе позвонить, чтобы узнать…
— О чем? — наивно поверила юная студентка консерватории.
— Никак не могу вспомнить… — изобразил Станислав страдание и потирал виски, точно предельно напрягает память. — Говорил ли я, что люблю тебя?
Распознав очередной подвох и, едва сдерживая улыбку, она грозно посмотрела на кавалера.
— Нет, не буду мучиться, и терзать мозги — проще повторить заново, — на этом Торбин перестал шутить. Все остальное было сказано негромким голосом и безо всякой иронии: — мы действительно уже признавались друг другу в любви. Скажи, остаются ли в силе твои чувства ко мне?
— Да… — не раздумывая, ответила она.
— В таком случае, я хотел бы предложить тебе стать моей женой.
Обычно молчаливый, сегодня он хотел сказать многое, но не успел… Девушка, с волнением слушавшая эти фразы и все сильнее сжимавшая его руку, вдруг порывисто встала и решительно вышла из зала…
Минут через десять вынужденного одиночества, Торбин, уже невольно гадал: не обидел ли случайно поспешным предложением? Но все опасения моментально исчезли, когда она, бесшумно ступая босиком, вернулась с мокрыми волосами и в одной лишь, наспех наброшенной, застегнутой на среднюю пуговичку, блузке.
Его сознание, опьяненное красотой и дерзкой решимостью Лизы, едва не помутилось. Прелюдия завершалась столь же стремительно, сколь быстро и началась. Вручив большое полотенце, она повела его по длинному коридору.
— Здесь душ, а за этой дверью — моя комната, — показала пальчиком девушка и смущенно, потупив взгляд, добавила: — только, прошу тебя — не долго…
Молодой человек, двадцатью минутами ранее моливший во дворе судьбу о встрече с ней, подставлял лицо под ледяную струю воды и тщетно пытался хоть немного успокоиться. Вскоре, обмотав вокруг талии полотенце, он впервые вошел в ее комнату.
У стены, недалеко от двери, располагался письменный стол с висевшими над ним книжными полками. В углу распластался, аккуратно застеленный новым атласным бельем, приземистый, широкий диван. В проеме распахнутой двери на лоджию, слегка отодвинув занавеску и глядя в ясное, голубое небо — будто разговаривая с Богом, стояла Елизавета. Услышав шаги, она обернулась и, обвив руками его шею, прошептала:
— Отныне ты мой пленник. Пока папа не вернется из командировки, ты будешь жить здесь — в этой комнате, со мной…
— Слушаюсь… — так же шепотом, ответил Стас, — а потом?..
— Потом мы ему обо всем скажем. Но он мужчина строгих правил, поэтому сколько-то придется встречаться у тебя — тайком…
— Тайком!? И сколько же?
— Наверное, пока не сдам сессию — раньше он оформить наши отношения не позволит. Хотя… Отец всегда отзывался о тебе очень хорошо, а как-то раз обмолвился: вот бы, говорит, зять был таким же, как Торбин! Представляешь, какое совпаденье!? Я тогда виду не подала, но оказалась на седьмом небе!..
— Представляю… — чуть озадаченно проговорил он, различая все обворожительные изгибы ее тела, обозначившиеся под тонким и соблазнительным, почти прозрачным шёлком. Медленно расстегивая среднюю пуговичку, Станислав подвел итог услышанному: — но, дабы избежать праведного командирского гнева, придется обустроить конспиративную явку.
— Обустрой, пожалуйста… И побыстрее… — отвечала Лиза, прикрывая ресницами счастливые глаза.
Победив в итоге неподатливую застежку, он припал к губам юной девушки в упоительном, долгом поцелуе. В ответ она сбросила с его бедер полотенце и, нетерпеливо вздымая обнаженной грудью, волнительно ожидала скорой близости с любимым человеком. Не проронив ни слова и освободившись от уже неуместной сдержанности, они с наслаждением отдались во власть неистовой, сумасшедшей страсти…
Ничего более важного, чем их безграничная любовь, для Елизаветы и Станислава в тот короткий миг, вырванный из тревожной и бушующей вокруг жизни, не существовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45