А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

От двадцатипятиметрового обрыва ее не отделяло ни одно деревце. Отсюда открывался вид и на дорогу, и на поляну внизу. Из-за дождя хижина едва просматривалась. Оттуда пока не раздалось ни единого выстрела.
Хуанито не оправдал своего имени. Он оказался крупнее и гораздо тяжелее Хосе, с перебитым носом, – машина для убийства, неспособная мыслить, опасная, потому что ее действия могли быть необдуманными. Сильный замах, удар ребром ладони по шее должен был свалить латиноамериканца. Но кто мог подумать, что под пончо у него кожаный воротник, покрытый шипами? Шипы вонзились Тренту в руку. Хуанито, тряхнув головой, повернулся, и Тренту пришлось выбирать – либо оставаться на близкой дистанции, либо лезть под пули. Правда, в ближнем бою у громилы было преимущество в весе и силе.
Трент ударил его в правое колено. Хуанито был готов к этому и ответил, опустив приклад «Калашникова» на ногу Трента. Трент схватился за ствол автомата и повалился на землю так, чтобы использовать вес Хуанито. Упав, Трент перевернулся и вырвал автомат из рук латиноамериканца.
С яростным ревом Хуанито бросился на него, метя ногой ему в голову. Это ему удалось, но сам он зашатался, потеряв равновесие, и, улучив момент, Трент ударил между ног. Хуанито с воплем упал, и, ухватившись за ремень громилы, Трент приподнял его и подтолкнул к краю тропинки. Не удержавшись, латиноамериканец с воплем покатился с обрыва и плюхнулся в воду. Трент отбежал от края тропинки и схватился за ружье.
– Замри, гринго!
«Эл», – пронеслось в голове у Трента. Высокий, худой мужчина с маленькими злыми глазками. Капли дождя блестели на его черной, гладкой коже. Автомат Калашникова будто прирос к рукам.
– Брось ружье! Трент бросил.
– Руки за голову!
Трент выполнил приказание.
Эл плюнул с обрыва:
– Избавил всех нас от этой свиньи… А Хосе?
– Жив, – ответил Трент. – В лесу.
– Веди меня к нему. Иди медленно, – предупредил Эл.
Немного впереди, метрах в пяти ниже края тропинки, на обрыве росла сосна. Оттуда до поверхности воды метров двадцать пять. Он наверняка разобьется, даже если не ударится о скалы. Дождь шел не переставая. С гор в озеро скатывались потоки воды. Какова теперь его глубина? Немного ниже сосны из трещины вылезло с десяток кустов, под ними – выступ, а затем – отвесная скала высотой метров двенадцать, спускавшаяся к озеру. Что выбрать – это или пулю в затылок? Разница небольшая.
Перед глазами опять всплыл убитый пилот. Трент в отличие от него не был ослеплен осколками стекла. И он должен во все глаза смотреть по сторонам, пока они спускаются вниз. Отметкой стал кусок кремневой гальки. «Осталось семь шагов», – подумал Трент. Его сознание как бы отделилось от тела, он видел себя со стороны. Знакомое состояние – способность в момент опасности отдавать приказания телу, словно оно становилось отдельным существом. «Пора», – подумал он и прыгнул к дереву. Не успев ухватиться за него, он начал падать по другой траектории. «Не думай! Смотри!» – приказал он себе, чтобы побороть желание закрыть глаза в страхе перед высотой. Правым бедром он ударился о выступ скалы над кустами, ухватился за них и почувствовал, что вырвал из камней. Тогда он вцепился в выступ скалы и распорол себе ладони. Руки, казалось, вот-вот вывернутся из суставов, когда он на сотую долю секунды повис на выступе, пытаясь ногами нащупать хоть какую-то опору.
Изо всех сил оттолкнувшись от скалы, Трент попытался развернуться спиной к ней. Он переворачивался в воздухе так долго, что, как при замедленной съемке, увидел тучи, горы, дальнюю сторону долины, поляну, хижину и, наконец, озеро, красное от глины. Он подобрался, как тугой мяч, но в последний момент, испугавшись того, что под водой могут быть камни, повалился на бок. От удара перехватило дыхание, жидкая глина забила рот. За глиной шел слой грязи. Он смягчил удар, но камни надавили на ребра, рот открылся, и он снова глотнул жижи, ему залепило глаза.
Выступ скалы закрывал его от Эла. Правая нога Трента не двигалась, вся правая сторона тела была разодрана и кровоточила. Значит, сломано несколько ребер, вопрос только в том, сколько.
Эл, переговариваясь по рации с приятелями, должно быть, бежит сейчас вниз по тропинке, по которой накануне Трент съезжал на мотоцикле. Трент посмотрел на другую сторону озера. Даже если бы у него хватило сил и он бы поплыл, выступ все равно перестал бы его скрывать. Он стал продвигаться под выступом, волоча по камням правую ногу. На голову обрушивались потоки воды с камнями и гравием.
Пятьдесят метров. Он твердил себе, что расстояние совсем небольшое. Каждый раз, перехватываясь руками, он считал это за полшага. Он ободрял себя тем, что через десять шагов можно будет отдохнуть, затем приказывал себе пройти еще пять, и еще, пока не сбился со счета. Сквозь шум дождя ему чудился скрип шагов Эла по гравию. Он представил себе, как в него попадет пуля, как он будет уходить под воду и она заполнит его рот и легкие, вытесняя из него последние капли жизни. «Собачья смерть». – подумал Трент.
Слева открылся маленький пляж, где Марианна, наверное, играла в детстве. Он почувствовал под ногами гальку и, пошатываясь, вышел из воды. Взглянул на поляну, вниз, в сторону хижины. Оставшихся четверых пока не видно, но Эл совсем рядом. Трент рухнул на песок, подложив правую руку под голову. Он лежал, не желая ни о чем думать. Испачканные глиной волосы закрывали глаза.
Из кустов вышел Эл, увидел его и закричал от радости. Подошел к нему, не торопясь, качающейся походкой. Высокий, худощавый, беспощадный, он не стал направлять «Калашникова» на Трента, потому что в этом не было нужды. Гринго ведь пришел конец. Чтобы убедиться в этом, он дважды пнул лежащего.
– Готов, – сказал он в рацию.
"Пора! – подумал Трент и резко выбросил вперед правую руку. Латиноамериканец выронил автомат, руками потянулся к горлу; колени подогнулись, и он медленно осел, с застывшим в глазах удивлением. Трент осторожно подполз, вытащил из горла матово-черный нож, вытер лезвие и убрал его в ножны, висевшие между лопатками. Он хотел было взять автомат, но решил, что тот слишком тяжел. Под веткой большой сосны он отыскал свое второе ружье, припрятанное с вечера. Во время падения Трент потерял один патронташ, а в другом патроны слишком разбухли от воды и не входили в патронник. «Восемь выстрелов», – подумал Трент, заставил себя встать и облокотился о сосну. Вряд ли они появятся все вместе, одновременно, но, видимо, это должно быть именно так.
Он оказался прав: они шли группой, с автоматами в руках, смеясь и болтая, как охотники, направляющиеся посмотреть на добычу после славной охоты.
Трент подождал, пока они приблизятся. Он слишком устал, чтобы беспокоиться о морали. Надо делать то, что следовало в этих обстоятельствах. Он вышел из-за дерева и стал стрелять с бедра. Болью отозвались разорванные мышцы правой руки и плеча. Хорошо бы прихватить у них хотя бы один патрон, но Тренту было уже не до этого. Он с трудом двинулся вниз по холму, даже не взглянув на трупы. Ему показалось, что вдалеке он видит президента с Марианной, карабкавшихся ему навстречу.
Говорить он не хотел. Он хотел спать. И лучше всего – на чистых белых простынях в собственной постели, в своем коттедже на улице Хэмбл. Но он тут же вспомнил: коттедж продан, деньги положены на имя бабушки – матери отца, а доход поступает на счет дома престарелых, где она целыми днями трясется в кресле-каталке – болезнь Альцгеймера. Продажа коттеджа и помещение денег в банк было делом рук полковника Смита, ибо хозяин дома, Патрик Махони, умер. Трент устал от всего этого. Устал. Он не мог больше идти и повалился на редкую мокрую траву.
Марианна первая подбежала к нему, и Трент позволил ей взять его ружье.
– Они не обидели тебя? – спросил он.
– Нет.
– Нет… – повторил Трент. – Я так и думал, они не должны, – добавил он и, подняв глаза, увидел направленный на себя ствол своего собственного пистолета, который твердо сжимала рука президента.
Глава 12
Новый порыв ветра, как гигантский пресс, прижал к земле верхушки деревьев у подножия холма ниже хижины. В небе появился небольшой просвет, сквозь который блеснуло солнце. Солнечные лучи осветили почти сплошную стену дождя, и через горы перекинулась радуга. Затем просвет затянуло; опыт яхтсмена Подсказал Тренту, что сейчас дождь станет косым из-за ветра.
Трент видел, что палец президента тянется к спусковому крючку. Машинально он прикинул силу дождя: старика качнет порывом ветра, и в этот момент он сможет выбить пистолет у него из рук, оказав ему этим любезность. Но он слишком устал, чтобы заботиться об этом. Налетел порыв ветра и, хлестнув по щекам Марианны, вывел ее из шока. Она приставила ружье к животу деда.
– Если ты что-нибудь ему сделаешь, я убью тебя. Правда убью, – повторила она, как непослушный ребенок.
Решительность девушки потрясла старика. Он весь разом обмяк, опустил пистолет и повернулся к хижине. Он шел, покорно опустив плечи. Все так знакомо! Трент хотел было крикнуть что-то ему вслед, но оказалось, что сейчас он способен лишь на воспоминания. Воспоминания о своем отце, об отце того времени, когда он был секретарем жокей-клуба государств Персидского залива. Тренту исполнилось тогда двенадцать. Матери стало плохо, и, насмерть перепуганный, он поехал на велосипеде в офис отца, располагавшийся в конюшнях. Войдя без стука, он увидел, что отец отрешенно сидит за столом. Трента навсегда поразила пустота в его глазах – пустота, сменившаяся мольбой. Тренту хотелось рвануться к нему, броситься в его объятия, крепко прижаться, поцеловать, сказать, как сильно он его любит. Хотелось расплакаться, но слез не было. Ноги тоже не двигались. Он как вкопанный застыл, над головой хлопали лопасти большого вентилятора. Они стояли совсем рядом. В руке отца был револьвер…
Сын развернулся и пошел к выходу. Его башмаки стучали по кафельному полу, как маятник больших напольных часов в доме дяди. Почетного дяди. Полковника Смита, награжденного орденом «За боевые заслуги», орденом Британской империи. Военным крестом. Дяди, который вышел в отставку и работал в каком-то секретном учреждении на Кезн-стрит. К тому времени, когда они сблизились с полковником Смитом, Трент прочел достаточно книг о шпионах, чтобы идентифицировать Кезн-стрит с военной разведкой.
Трент спрятался от ребят с конного двора за денником и сидел там, скорчившись, обхватив колени руками. Он до сих пор помнил запах соломы, свежего навоза и взмыленных лошадей. Он не плакал, он просто боялся того, что может сотворить отец.
Трент не знал, как это называется, но понимал, что в этом случае виноват будет он, сын, потому что ничего не сделал и не сказал. Он ведь хотел что-нибудь предпринять, хотел обнять его, покаяться. Но у него не было слов. Как можно принять то, что отец хотел бросить их с матерью! Значит, их любви ему недостаточно?! И это ощущение собственной малоценности делало расстояние от двери до стола отца слишком огромным, чтобы его преодолеть, потому что сначала следовало преодолеть в себе мысль, что отец хотел его бросить. Он услышал выстрел.
Трент поднял взгляд на Марианну. Дождь, стекавший по ее лицу, скрывал слезы. Он хотел было обнять ее, утешить и снова вспомнил свой собственный страх.
Трент сидел тогда за денником, крепко прижав к груди колени, и боялся что вот-вот развалится на части. Он заставил себя отползти в сторону, в угол, облокотиться на стену, чтобы не шататься. Даже сейчас он не мог вспомнить, кто нашел его и как, но помнил возвращение в Лондон. В аэропорту Бахрейна он заложил руки за спину, когда мать" хотела дать ему с собой игрушечного львенка, потому что понимал: согретый его теплом, он может потерять контроль над собой и расплакаться. Он не позволил матери поцеловать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33