А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Под мышками дробовики, два кролика и заяц в ягдташе, лабрадор-полукровка и ирландский сеттер вертятся под ногами. Всем видно, что у них мирные намерения.
В этот день он почувствовал в террористах излишнее дружелюбие. Они хлопали его по спине и смеялись громче обычного. И тогда Трент понял, что его предали. Интуиция спасла его. Он приготовился к расстрелу и упал до того, как по ним стали стрелять из-за бетонной стены, у амбара.
Одна пуля попала Тренту в плечо, другая – в бедро, но у него хватило сил добежать до канавы. Он помнил ужас, переполнявший его, когда он лежал там в грязи, зная, что его предал кто-то из своих, и не понимая почему.
Он попал в ловушку – в таких операциях не выживают. Ему не хотелось кричать пароль, так как он боялся, что его отменили. В любой момент на голову ему могла упасть граната. Он почти чувствовал, что солдат приготовился к броску, и произнес пароль спокойным голосом. Парень выругался, граната пролетела над головой и взорвалась в борозде на краю поля. Солдат заговорил в радиопередатчик с мягким нортумбрским акцентом, а те, кто сидел в засаде, крикнули, чтобы Трент выходил, подняв руки.
Трент ответил солдату за стеной в полный голос и с акцентом, с которым не говорил уже два года:
– Скажи этому психу ненормальному, что я не могу двигаться. Один из вас прострелил мне ногу. Мне раздробили плечо, я истекаю кровью, как недорезанный поросенок.
– Слушаюсь, сэр, – ответил солдат. И Трент навсегда запомнил чувство стыда за свой тон представителя правящего класса, который отделил его от пяти погибших юношей, оставшихся лежать на поле.
***
Трент посмотрел на полковника:
– Это вы предали меня ИРА и армии. Подбородок полковника вздернулся, глаза побледнели, на щеках выступили белые пятна.
– Я читал твои донесения. Набор сентиментальной чепухи. Ты был на полпути к измене.
– Ерунда! Вы хотели, чтобы я умер и не смог предстать перед комитетом Конгресса. Должно быть, вы были потрясены, когда я выжил.
Полковник ухмыльнулся.
– Вы субсидировали Каспара, – продолжал Трент. – Вам надо было, чтобы его операция снялась с мертвой точки и чтобы я был в нее вовлечен как контрабандист оружия и убийца Френча. Это избавляло вас от нас обоих. Сами же вы надели бы лавровый венок, послав на спасение демократии вертолеты SAS, дислоцировавшиеся в Бельпане. Прекрасно! Комитет Конгресса не посмел бы устроить такому герою тяжелую жизнь. Но вы допустили одну ошибку: дон Роберто оставил мне предупреждение, вы его не заметили. – Трент достал из-под подушки фотографию и бросил ее. Она закружилась по комнате, упала под ноги полковнику. Тот поднял. – Должно быть, вы сильно ее любили и ненавидели моего отца. – Но, посмотрев на полковника, Трент понял, что ошибся.
– Я не выносил эту проклятую женщину! – Полковник, не отрываясь, смотрел на Трента. Он сжал руки так, что побелели суставы. – А ты весь в мать. Твой отец застрелился, а ты не проронил ни слезинки. Ты – рыба. И именно поэтому я стал тебя учить. У тебя с самого начала были задатки.
Значит, то, что полковник все время напоминал ему о матери, было не чем иным, как очередной манипуляцией.
– Я видел отца прямо перед тем, как он застрелился. Я не мог ему помочь, – произнес Трент.
– Господи! – Впервые Трент видел искреннее изумление полковника. Старик покачал головой, словно пытаясь прийти в себя. – Сообщил бы мне. Я сказал твоей матери, что беру тебя к себе только ради твоего отца. Единственного человека, с которым я когда-либо мог говорить…
– Мне очень жаль. – Трент откинулся на подушку. Ему действительно было жаль.
– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, черт тебя побери!
Трент спустил ноги на пол. Правая нога болела, в боку тоже чувствовалась сильная боль.
– Вы не могли бы дать мне ваш бумажник? – попросил он.
Полковник вынул из внутреннего нагрудного кармана бумажник из свиной кожи. Обычный дешевый бумажник, которым пользовались уже не одно десятилетие. Из него полковник вынимал деньги, которые давал Тренту на карманные расходы, когда он учился в школе. По мере роста инфляции и взросления Трента новенькие хрустящие купюры становились все крупнее…
– Вы всегда сами сажали меня на поезд, когда я ехал в школу.
– У меня было чувство долга, – сказал полковник.
– Вы испытывали радость оттого, что я уезжаю, – поправил его Трент. Это была правда. Он чувствовал это, когда они стояли бок о бок на платформе Кингс-Кросс.
Он заглянул в бумажник. Его восемь тысяч долларов лежали в особом отделении для личных расходов полковника. Трент показал купюры в видеокамеру над дверью, затем, с трудом держа в забинтованных пальцах миниатюрную золотую ручку полковника, написал расписку на блокноте, вставленном в бумажник, и вернул его.
– Благодарю. – Полковник убрал бумажник тем же движением, каким убирал его, выдавая мальчику карманные деньги, и достал золотой портсигар, подаренный отцом Трента.
Трент указал на надпись «НЕ КУРИТЬ» над изголовьем кровати и, прихрамывая, пошел к двери. Нет, он не может выйти просто так, он обернулся.
– Не делайте глупостей.
– Кто я такой, как ты думаешь? – взревел полковник. – Идиот? Выйди отсюда?
В коридоре ожидали трое – мексиканец в военной форме, человек в твидовом костюме в мелкую крапинку и американец, выглядевший так, будто он умнее всех на свете.
Трент кивнул им:
– Он ваш. Позаботьтесь о нем. Пепито в белом халате высунулся из двери дальше по коридору и кивнул ему.
ЭПИЛОГ
Одежду Трента постирали, зашили и отгладили. После того как Пепито свернул аппаратуру, санитар помог выздоравливающему одеться и провел его по коридору в кабинет начальника госпиталя, словно Трент был важной персоной. А он устал от всего этого и хотел бы выйти отсюда прямо на улицу, не заходя ни в какие кабинеты. Но надо было оказать полковнику последнюю услугу, выполнить свой долг перед самим собой и всем миром, хотя всему миру, пожалуй, это не так уж и важно.
По коридору навстречу им торопливо шел американец. Во Франкфурте он был Робертом в сером фланелевом костюме, в Канкуне – Стивом. Сейчас на нем были полотняный костюм, рубашка, застегнутая на все пуговицы, и клубный галстук. Единственное, что не изменилось, – это улыбка.
– Рад тебя видеть, – бросил он. – Я только что из Вашингтона.
Трент не удивился, если бы узнал, что американец уже два часа ездил вокруг госпиталя «Мерила», ожидая подтверждения, что здесь нет никакой инфекции.
Американец протянул руку. Трент взглядом показал на перевязанные пальцы.
– Эх, очень жаль! – Американец положил руку ему на плечо. – Я слышал, ты классно поработал, – продолжал он, подталкивая Трента к кабинету начальника госпиталя. Он сиял улыбкой, подтверждающей его верную дружбу и абсолютную поддержку. – Здорово, просто здорово! Действительно здорово. – Он вошел в кабинет, восхищенно качая головой. – Ну как тут в него не поверить? Я имею в виду Иисуса Христа…
Трент понял, что Вашингтон остался доволен. Одного из собеседников он знал в лицо: англичанин, лет на двадцать моложе полковника, но того же образования и воспитания. Наверное, в силу своего возраста он придерживался более либеральных взглядов или был менее подвержен предрассудкам, что не одно и то же.
– Хорошо сработано, – сказал англичанин.
– Благодарю.
Второй оказался мексиканцем. В дорогом темно-синем костюме, он курил тонкую сигару, и на руках его было слишком много золота. Он улыбнулся, и золота прибавилось.
– Рады были помочь вам, сеньор.
– Прошу прощения, – отозвался Трент. – Мне следовало бы сразу обратиться к вам. – Но мексиканец и американец были уже полностью поглощены друг другом – пожимали руки, обменивались приглашениями на обед, словно старые школьные друзья.
Американец вывел мексиканца из кабинета.
Англичанин, зараженный общим дружелюбием, протянул Тренту руку:
– Чарльз Бенсон, мы по-настоящему так и не знакомы.
Трент взглядом показал на повязки, и Бенсон смутился:
– Да, конечно. Прошу прощения. – Он пододвинул к Тренту одно из кресел, стоявших у стола:
– Присаживайтесь, пожалуйста. Вам не очень-то легко стоять, вижу по глазам.
– Благодарю, – откликнулся Трент, не ожидая встретить в нем понимания, и впервые пристально посмотрел на Бенсона. Карие глаза, русые волосы, тонкие черты лица, стройная фигура. Чуб, все время спадавший на лоб, придавал ему мальчишеский вид.
Трент предположил, что он летел через Вашингтон.
– Вы играете в поло? – спросил он.
– Что? – переспросил Бенсон, посмотрел на свои руки, на редкость мускулистые и мозолистые, и улыбнулся. – Да, конечно. Вы очень наблюдательны.
– Я хотел бы поговорить с американцем наедине. Вы не против?
– Я так и предполагал. – Бенсон на мгновение задумался. – Лучше бы вам сейчас отдохнуть. Я имел в виду: продолжайте отдыхать. Это входит в мои полномочия.
Ему предлагали работу, но Трент еще не понял этого.
– Никто не называет вас по имени, продолжал Бенсон. – Вы предпочитаете оставаться Трентом?
И тут Трента осенило. Интересно, кто же такой этот Бенсон?
Американец вернулся в кабинет.
– Джон, я дал Тренту пару месяцев отпуска, – обратился к нему Бенсон. – Он хотел поговорить с тобой перед отъездом. – Англичанин взглянул на часы, старенькие, на простом кожаном ремешке. – Я должен возвращаться в аэропорт. – Он улыбнулся Тренту, в глазах его блеснули озорные огоньки. – Может быть, ваши друзья меня подбросят, пока вы заняты.
Американец сел в кресло и повернулся к Тренту, спокойный, расслабленный.
– Джон Волкштадт, – сказал он с легкой улыбкой. И Трент понял, что это его настоящее имя. У него оно есть в отличие от тех, у кого нет имени или у кого их множество. – Бенсон – хороший парень. Тебе понравится с ним работать. Расторопный и идеи правильные.
– Желтый платок… – произнес Трент и в замешательстве пожал плечами. – Я имею в виду…
Волкштадт понял его и кивнул: мол, не стоит благодарности.
Но Трент продолжал:
– Вы спасли мне жизнь. Я не понимаю, как вам это удалось. – В Канкуне Трент скрытничал, так как боялся закулисных игр. Но сейчас пора открыться. – Мы победили, ведь так?
– Конечно. И работа сделала на славу.
– И я в безопасности? – Трент давно не чувствовал себя настолько спокойно.
– Да, черт возьми, – ответил Волкштадт с покровительственной улыбкой. Трент облизнул губы:
– Я хотел бы сказать… Вы понимаете? В любое время…
Это звучало как предложение услуг… Улыбка исчезла с лица собеседника. Ее сменил холодный взгляд, оценивающий степень преданности Трента.
– Президент Бельпана, – проговорил Трент и смутился, поняв, что зашел слишком далеко. – Вы знаете… В отеле «Савой»…
Волкштадт молчал.
– А, вот оно что, – сказал Трент.
– Я запомню это, – кивнул американец.
– Я ничего не понимаю, – продолжал Трент. – Я знал, что полковник этого не делал. Он не мог, это не в Англии. Ему было бы трудно достать наркотики. У Каспара не было достаточно власти…
Огоньки в глазах Волкштадта показали Тренту, что он на правильном пути.
– Но это требовало большого мужества. – Трент как бы говорил уже сам с собой, распутывая последние узлы головоломки.
Американец улыбнулся – не привычной широкой, лучезарной улыбкой, а слегка подняв уголки рта.
Трент восхищенно покачал головой:
– А свести Каспара с колумбийцами…
– Этот сукин сын ухватился, за такую связь при первой возможности. – Волкштадт усмехнулся. Он больше не играл. – Если бы мне не пришла в голову эта идея, он сам бы до нее додумался.
– У него не было мозгов, – согласился Трент. – Он был упрям, но это совсем другое дело.
– Упрям. И все время на виду. – Волкштадт был в восторге от своего хитроумия.
– Но, повторяю, у него не было мозгов. Я не говорю, что он был тупым. Но никакого воображения… – Трент посмотрел прямо в глаза Волкштадту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33