Мишель сел.
— У нас к вам есть дело...
У кого «у нас» человек в кожанке не сказал — и так было понятно.
Если они хотят у него что-то выведать или заставить служить их пролетарскому делу — так он откажется, чем бы это ему ни грозило, твердо решил Мишель. Одного того довольно, что он согласился продолжить свое, начатое еще при царе расследование относительно пропавших сокровищ дома Романовых. В их гражданской войне ни с той, ни с иной стороны он участвовать не желает — лучше пулю в лоб!
— Вы теперь, кажется, занимаетесь розыском и учетом буржуйских ценностей? — спросил человек в кожанке, внимательно рассматривая Мишеля.
— Так точно!
— Выходит, имеете дело с большими ценностями?
Мишель кивнул.
— Воруете? — без обиняков спросил человек в кожанке, испытующе глядя на него.
Мишель не понял.
Воруете?.. Кто?.. Он?.. Потом понял — его обвиняют в воровстве?!
— Как вы смеете, сударь! — бледнея и привставая, прошептал он.
— Во-первых, не сударь, а товарищ. Товарищ Варенников... — представился человек в кожанке. — Сударей мы ныне к стенке ставим! Во-вторых, коли не воруете — так очень хорошо. Дело, которое мы хотим вам поручить, связано с ценностями.
Умолк, выдерживая паузу. Но его собеседник никак на его слова не прореагировал. Молчал и слушал.
— Вам надлежит отправиться в командировку с грузом, который надо передать нашим товарищам в Финляндии.
— Я должен буду ехать один?
— Нет. Вы будете сопровождать одного иностранного товарища, сочувствующего нашей революции. Американца. Военного корреспондента.
Вот оно в чем дело — судя по всему, чекисты приставляют его к американцу, дабы он приглядывал за ним.
Но почему именно он?
Человек в кожанке ответил, почему:
— Вы ведь, кажется, говорите на их американском языке?
— Немного, — ответил Мишель. — То есть гораздо хуже, чем на немецком или французском.
Потому что французский, как и всякий дворянский отпрыск, зубрил с младых ногтей, сперва с домашними учителями, а после в кадетском корпусе, разговорный немецкий имел возможность практиковать в окопах на германском фронте, а вот с английским ему сталкиваться почти не приходилось.
— На немецком?.. А почему нам о том ничего не известно? — подозрительно спросил чекист, барабаня пальцами по какой-то серой папке.
Хмыкнул, будто о чем-то раздумывая. Встал. Подошел к двери, крикнул что-то в коридор.
В комнату вошел гладкий, в добротной одежде иностранец, который с порога начал улыбаться.
С американцами Мишель был знаком мало, но те тоже всегда почему-то улыбались.
— Знакомьтесь, наш американский друг и писатель Джон Рид.
— Фирфанцев, — представился, кивнув, Мишель.
Джон Рид радостно тряс Мишелю руку, будто собираясь оторвать ее. Мишель вяло отвечал.
— Товарищ Фирфанцев поедет с вами, будет вам помогать, ну и защищать, ежели надо. Человек он испытанный и верный делу революции, состоит теперь в оценочной комиссии при Максиме Горьком.
— О... Горький?! Да, я знаю Горький!.. Это ваш большой писатель! Мне хвалил его ваш Ленин! — обрадованно закричал американец, забавно коверкая русские слова.
И стал вновь вытрясать Мишелю руку из плеча, другой успевая колотить его по спине. При этом он смеялся.
Мишель страдал, но терпел.
Непривычна была ему, европейцу, русскому дворянину, воспитанному в строгости и привычке сдерживать чувства, столь варварская, столь нахрапистая манера общения, кою выказывал представитель молодой заокеанской нации.
— Я очень доволен быть с вами! — изъяснялся в любви к своему новому компаньону Джон Рид, выколачивая из его спины пыль.
— Yes, я тоже, — кисло улыбаясь, ответил Мишель по-английски, не без труда подбирая слова. Добавил: — Sorry, my English is not good.
Заслышав родную речь, да еще с неплохим произношением, Джон Рид пришел в совершеннейший восторг.
Послал же Бог подарочек!..
Человек в кожанке кашлянул.
Джон Рид перестал колотить Мишеля. Спросил по-английски:
— Когда нам надо ехать?
Мишель перевел:
— Он спрашивает, когда нам выезжать?
— Сейчас! — ответил чекист по фамилии Варенников.
Джон Рид, заулыбавшись, кивнул, пошел к двери.
Мишель остался стоять на месте.
Его согласия на поездку никто не спрашивал. И хоть она не противоречила его внутреннему кодексу чести — с него не требовали никого предавать или от чего-то отрекаться, более того, ему было любопытно пообщаться накоротке с американцем, попрактиковав свой книжный английский, но он не считал себя «товарищем», коим позволено помыкать другим «товарищем».
— Я еще ни на что не давал своего согласия, — угрюмо сказал он.
Варенников удивленно вскинул брови. Не привык он, чтобы ЧК отказывали.
— Вы, товарищ Фирфанцев, мобилизованы революцией, которая простила вам ваше дворянское прошлое, — с угрозой сказал он. — Но революция может пересмотреть свое к вам отношение, расценив ваш отказ как злостный саботаж и контрреволюцию!
Мишель побледнел.
Джон Рид, притихнув и присмирев, недоуменно глядел на чекиста в кожанке. Он не очень хорошо знал русский язык, но он не раз слышал интернациональное слово «саботаж» и знал, что за ним следует.
— Мне странно, — сказал, чуть смягчая тон, Варенников, постукивая пальцем по серой папке. — Товарищ Дзержинский характеризовал вас как раскаявшегося в ошибках и преданного Советской власти. Ручался за вас. Вот и товарищу Джону Риду вы понравились...
Джон Рид горячо закивал и вновь заулыбался. Но как-то натянуто.
— Нехорошо получается, товарищ Фирфанцев! Партия просит вас о малой услуге, в то время как иные на фронтах жизни свои не жалея кладут! Коли вас ваша буржуйская спесь заедает, так валяйте — бегите к своим на Дон. А коли здесь остались да паек из рук пролетариата берете, так нечего тут выкобениваться!
«Коготок увяз — всей птичке пропасть», — отчего-то подумал Мишель.
Все верно — здесь он, не на Дону. И паек берет, не отказывается — сам ест и Анну с приемной дочерью кормит, от чего только они все покуда и живы...
— Я могу заехать домой? — глухо спросил Мишель.
— Нет! — коротко сказал Варенников. — Дело спешное и весьма секретное. Товарищ Рид получит груз, и вы немедля отправитесь на вокзал...
Революция доверяет вам, товарищ Фирфанцев...
Но как только товарищ Фирфанцев с американским корреспондентом вышли за дверь, притянул к себе и раскрыл серую картонную папку...
Глава 5
— Вот, — сказала Светлана, вытаскивая из пакета папку. Неприметную, даже на вид пыльную, с выцветшими от времени буквами, да к тому же с ятями.
— Откуда? — удивился Мишель-Герхард фон Штольц.
— Оттуда, — просто ответила Светлана.
«Оттуда» — значит, уворованную из архива, где она работала архивариусом. Что было делом подсудным.
— Какая же ты у меня умница!
Хотя за подобные дела хвалить вроде бы не пристало. Папка была серая, картонная, из архивов бывшего охранного отделения, хоть и с новыми советскими штемпелями. На папке еще старым, с ятями шрифтом было напечатано: «ДЪЛО____».
В том месте, в рамочке, где должна помещаться фотография, была фотография какого-то господина в парадном полицейском мундире, при аксельбантах, орденах и всех знаках различия. Видно, иных, более пристойных его снимков, в гражданском платье, не сыскалось.
Внутрь папки были вложены листы, настуканные на пишущей машинке «Ундервуд».
ФАМИЛИЯ.............................Фирфанцев.
ИМЯ......................................Мишель.
ОТЧЕСТВО.............................Алексеевич
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ.............Русский.
ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ...........Православный.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ...............Дворянин...
«ДЪЛО» было личным делом Фирфанцева.
Оп-пачки!.. Вот тебе и бывший царский жандарм!
В листке особых отметок указывалось, что товарищ Фирфанцев состоял до семнадцатого года на службе в царской уголовной полиции в должности следователя, но что политическим сыском себя не запятнал.
Следующим был заполненный от руки типовой бланк — «УЧЕТНЫЙ ЛИСТ». Судя по качеству бумаги и шрифтам, более позднего происхождения.
Фамилия...
Имя...
Год рождения...
Ниже графа:
ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ВЕРБОВКИ_______куда
Куда чернилами, от руки вписано: рекомендация лица, проводившего вербовку.
МОТИВЫ ДЛЯ СОТРУДНИЧЕСТВА
И снова чернилами: личные идейные соображения. Карьерные, денежные и иные мотивы, в том числе принуждение, исключаются как малодейственные.
ПОМЕТКИ ВЕРБОВЩИКА
Представляет собой вполне неординарную личность с ярко выраженными понятиями о долге, чести и патриотизме, с высоким уровнем интеллекта и хорошими аналитическими способностями.
А кто ж его умудрился завербовать?
Ага — вот...
Графа — ЛИЦО, ПРОВОДИВШЕЕ ВЕРБОВКУ__________________:
Дзержинский Феликс Эдмундович.
ДОЛЖНОСТЬ________: Председатель ВЧК
Кто-кто?.. Ого!.. Выходит, сам Железный Феликс привел господина Фирфанцева в ряды чекистов! Как же он сумел?
Что там дальше?
Приложение 1. Расписка работника, проводившего вербовку, о персональной ответственности прилагается.
И где она?.. Нет ее.
А другая, Фирфанцева — о том, что он поставлен в известность о необходимости сохранения тайны его встречи с Дзержинским, — имеется.
Следом идет характеристика.
Ну все как теперь. Кроме содержания:
«...Товарищ Фирфанцев являет собой типичный образчик дворянского пережитка, начисто лишенный пролетарского чутья и классовой сознательности...»
Как они его приложили...
И тут же пришпилена служебная записка некоего товарища Варенникова на имя Председателя ВЧК.
«Довожу до вашего сведения о вскрытых мною происках контрреволюционных элементов, втесавшихся в ряды чекистов».
Ну и формулировочки... Как видно, не так уж благополучно складывалась карьера у бывшего жандарма.
«Товарищ Фирфанцев, будучи по происхождению своему дворянином, служившим царизму в охранном отделении, по всему является ярым врагом Советской власти, скрытым контрреволюционером и саботажником!..»
Во как!..
«Товарищ Фирфанцев замечен в сочувствии белогвардейским элементам, высказывался против применяемой к контрикам, буржуям и иным врагам Советской власти высшей меры социального воздействия, как единственно возможной и справедливой, одновременно высказываясь в пользу царского судопроизводства с их продажными судьями и присяжными... Кичится своими знаниями, которые обрел, жируя на хребте угнетенных классов, кои кровью и потом добывали ему его буржуйское благополучие!»
И вывод:
«Таких, как Фирфанцев, надобно предавать суровому пролетарскому суду и немедля пускать в распыл как сознательно затесавшихся в революционные ряды скрытых контрреволюционеров, осветив под ним надпись: „контра“!»
Круто!..
И поверх рапорта собственноручная резолюция Дзержинского:
«Глупость, граничащая с контрреволюцией!»
И тут же, отдельным листом, пространный комментарий. «Фирфанцев, конечно, не пролетарий, и было бы смешно требовать с него революционной сознательности и идейной беспощадности к врагам революции. Но то и хорошо, что он не пролетарий! Довольно с нас выскочек, что, кичась своим происхождением, не способны к сколько-нибудь вдумчивой работе, научившись лишь размахивать маузером да мандатом ВЧК. Люди, готовые стрелять во всех без разбора, у нас имеются в достатке, где бы взять иных, что умеют думать, прежде чем пальбу учинять?..»
Выгораживает Железный Феликс завербованного им агента. Ну-ка, что там дальше?
«Бесспорно, нельзя в работе ВЧК опираться исключительно на буржуазный элемент, не понимающий самой сути революции. Но тем не менее привлечение подобного рода кадров из дворян, в том числе бывших чинов полиции, не запятнавших себя политическим сыском, должно всячески приветствоваться Советской властью как в центре, так и на местах, дабы, используя их опыт, создать костяк будущей службы советской разведки и контрразведки, способных противостоять контрреволюционным вылазкам иностранных служб, белой реакционной эмиграции и прочей сволочи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32