Все эти Гил-Гэлады и Исилдуры — они какие-то... ну, вроде как каменные статуи, понимаешь? Перед ними преклоняешься — и только, а вот принцесса — слабая и теплая, ее можно любить... Я непонятно говорю?
— Ты говоришь очень здорово, зеленоглазая. Мне сдается, Альруфин был бы рад услыхать твои речи.
— Элендейл должна была жить в начале Третьей Эпохи. Никто, кроме нескольких летописцев, не помнит даже имен тех конунгов, что правили тогда на роханских равнинах; так кто же более настоящий — они или эта девушка? Значит, Альруфин — страшно вымолвить! — превзошел в могуществе самих Валаров?
— В некотором смысле — да.
— Знаешь, мне вдруг пришло в голову... Представь себе, что кто-нибудь, такой же могущественный, как Альруфин, напишет книгу о нас с тобой — ведь может быть такое, правда? Тогда какая из двух Йовин будет настоящей — я или та?
— Ты, помнится, — улыбнулся Фарамир, — давеча просила объяснить — «на доступном для глупой бабы уровне», — что такое философия. Так вот, эти твои рассуждения как раз и есть философия — правда, довольно наивная. Понимаешь, над этими вещами задолго до тебя размышляло множество людей, и далеко не все из найденных ими ответов — не стоящая внимания глупость. Ну вот, например... Да-да, войдите! — откликнулся он, услыхав стук дверь и озадаченно покосился на Йовин: ночь на дворе, кого это там принесла нелегкая?
Вошедший был одет в черную парадную униформу сержанта гондорских Стражей Цитадели (принца всегда интриговало это обстоятельство: отряд Белый, а форма — черная), и при виде его у Фарамира отчего-то сразу засосало под ложечкой — похоже, они где-то крупно прокололись... Он велел было Йовин удалиться в соседнюю комнату, однако гость мягко попросил ее остаться — то, что они будут сейчас обсуждать, имеет прямое отношение и к Ее Высочеству.
— Прежде всего позвольте представиться, князь, — пусть и с некоторым опозданием. Имени у меня нет, но вы можете называть меня Гепардом. Я на самом деле не сержант, а капитан тайной стражи (вот мой жетон) и руковожу здешней контрразведкой. Несколько минут назад я арестовал коменданта Эмин-Арнена по обвинению в заговоре и государственной измене. Однако не исключено, что Берегонд лишь выполнял ваши приказания, не особо вникая в их смысл, и тогда его вина не столь велика. Собственно, именно в этом я и хотел бы сейчас разобраться.
— Не могли бы вы выражаться яснее, капитан? В лице Фарамира не дрогнул ни один мускул, и он сумел бестрепетно встретить взгляд Гепарда — пустой и страшный, как и у всех офицеров Белого отряда; если же не брать в расчет глаза, то лицо капитана было вполне располагающим — мужественное и при этом немного печальное.
— Как мне сдается, князь, вы совершенно превратно понимаете суть моих обязанностей. Я должен любой ценой — повторяю: любой — оберегать вашу жизнь. Не потому, что вы мне симпатичны, а потому что таков приказ моего короля: любое несчастье, случившееся с вами, молва однозначно припишет Его Величеству, а с какой стати ему платить по чьим-то счетам? Это с одной стороны. А с другой — я обязан предотвратить возможные попытки склонить вас к нарушению вассальной присяги. Представьте себе, что какие-нибудь недоумки нападают на форт и «освобождают» вас, дабы превратить в знамя Реставрации. Если при этом погибнет хоть кто-нибудь из людей короля — а они погибнут наверняка, — Его Величество при всем желании не сможет закрыть глаза на такую историю. Королевская армия вступит в Итилиен, а это скорее всего прямиком приведет Воссоединенное Королевство к кровопролитной гражданской войне. Так что считайте — я здесь для того, чтобы оберегать вас от возможных глупостей.
Странно, но в речи Гепарда (в интонациях? нет, скорее в построении фраз...) было нечто такое, отчего у Фарамира возникло отчетливое ощущение, будто он вновь разговаривает с Арагорном.
— Я весьма ценю вашу заботу, капитан, однако не понимаю, какое отношение все это имеет к аресту Берегонда.
— Видите ли, некоторое время назад он встретился в «Красном олене» с высоким худощавым человеком, у которого вдоль левого виска идет длинный шрам, а одно плечо заметно выше другого. Вы, часом, не знаете, о ком речь? Внешность запоминающаяся...
— Признаться, не припоминаю, — улыбнулся принц, стараясь, чтобы улыбка не вышла кривоватой — было отчего... — Наверное, проще спросить об этом у самого Берегонда.
— О, Берегонду предстоит ответить на целую кучу вопросов. А вот ваша забывчивость, князь, весьма удивительна. Я понимаю — капитан Итилиенского полка Фарамир может и не помнить в лицо всех своих солдат, но уж офицеров и сержантов-то, по идее, обязан... Внешность, повторяю, приметная...
— При чем тут Итилиенский полк?
— Ну как же — при чем? Видите ли, многие из воевавших в составе сего замечательного подразделения не вернулись по окончании войны домой, в Гондор. Особенно примечательно полное отсутствие вернувшихся офицеров и сержантов — общим числом до полусотни. Ну, часть наверняка погибла — время военное, — но ведь не все же!.. Как вы полагаете, князь, куда б они все могли подеваться — уж не к нам ли в Итилиен?
— Возможно, — равнодушно пожал плечами принц. — Только я об этом не имею ни малейшего представления.
— Вот именно, князь, вот именно: не имеете представления! Заметьте, остаться в Итилиене, с которым была связана их служба и где княжит любимый ими капитан (а вас в полку действительно любили — это ни для кого не секрет), вроде бы совершенно нормально и естественно. Только отчего-то ни один из них не приехал в Эмин-Арнен официально представиться и попроситься к вам на службу... Согласитесь, это не то что неестественно, это — весьма и весьма подозрительно! Логично предположить, что полк сохранился как единая дисциплинированная организация, только перешедшая на нелегальное положение, и теперь эти люди вынашивают планы вашего «освобождения». К чему это приведет — мы, кажется, уже обсудили.
— Ваши домыслы, капитан, весьма любопытны и по-своему логичны, однако если это все «доказательства» измены Берегонда, коими вы располагаете...
— Оставьте, князь, — досадливо поморщился Гепард, — мы ведь с вами не в суде присяжных! В настоящий момент меня волнуют не юридические закорючки, а истинная степень вины этого заговорщика-дилетанта. И тут сразу возникает вопрос: каким образом комендант, служивший в Минас-Тирите, в отряде Стражей Цитадели, мог выйти на контакт с сержантом Ранкорном, вольным стрелком, который всю войну безвылазно просидел в Итилиенских лесах? Значит, кто-то их познакомил (пусть даже заочно), и первый претендент здесь — вы, князь... Ну так все-таки: Берегонд действовал по своему почину или — что больше похоже на правду — выполнял ваше поручение?
«Вот и все, — понял Фарамир, — зачем же они послали тогда на связь именно Ранкорна — его ведь и в самом деле так легко опознать по словесному портрету... Словесные портреты сержантов — ох, и глубоко же они копают... И „Красный олень“, видать, перекрыт куда плотнее, чем я думал... Мы проиграли вчистую, только платить нам придется разную цену: меня ждет продолжение почетного пленения, а капитана — мучительная смерть. Самое ужасное — я ничего не могу для него сделать: придется предоставить Берегонда его судьбе и жить дальше с несмываемым ощущением собственной подлости... Глупейшая иллюзия, будто с победившим врагом возможны какие-то соглашения. На таких „переговорах“ в принципе невозможно что-либо выторговать — ни для себя, ни доя других; все идет по единой схеме: „Что мое — то мое, а что твое — тоже мое“. Вот потому-то и существует железный закон тайной войны: при любых обстоятельствах молчать либо отрицать все — вплоть до факта собственного существования. Признав свою роль в контактах с итилиенцами, я не спасу Берегонда и лишь ускорю гибель Грагера и его людей...»
Все это вихрем пронеслось в голове принца, прежде чем он поднял взгляд на Гепарда и твердо произнес:
— Я не имею ни малейшего представления о контактах коменданта с людьми из Итилиенского полка — если таковые и вправду имели место. Вам прекрасно известно, что мы с ним за все это время не обменялись и десятком фраз — этот человек как-никак убил моего отца.
— То есть, — сухо резюмировал контрразведчик, — вы не хотите избавить вашего человека... ну, если не от смерти, так хотя бы от пыток?
«Он знал, на что идет», — подумал Фарамир, а вслух ответил:
— Если тут и вправду имела место измена (в чем вы меня пока не убедили), капитан Берегонд должен понести суровую кару. — И затем, тщательно подбирая формулировки, закончил: — Я же готов поклясться тронами Валаров, что никогда не собирался — и не собираюсь — нарушить свое слово: обязательства перед сюзереном нерушимы.
— Поня-атно, — задумчиво протянул Гепард. — А вы что скажете, Йовин? Вы тоже готовы для пользы дела совершить предательство и отдать на съедение волкам своего человека? Впрочем, — усмехнулся он, — о чем я говорю... Ведь на дыбу попадет всего лишь какой-то офицер из простолюдинов; экая важность для особы королевской крови — ей-то самой в любом случае ничто не грозит!..
Среди многочисленных достоинств Йовин умение владеть лицом не значилось — она побледнела и беспомощно оглянулась на Фарамира. Гепард безошибочно нашел уязвимое место в их обороне: девушка была органически неспособна оставаться безучастной, когда рядом гибнет товарищ. «Молчи!» — взглядом приказал ей Фарамир, но было поздно.
— А теперь послушайте меня вы, оба! Меня совершенно не интересуют чьи-то признания — я не судья, а контрразведчик; мне нужны лишь сведения о дислокации бойцов из Итилиенского полка. Я не собираюсь убивать этих людей: моя цель — именно предотвратить кровопролитие... Уж тут вам придется поверить мне на слово — вы проиграли, и ничего иного вам не остается. Сведения эти я получу от вас, чего бы это ни стоило. Никто, разумеется, не вправе подвергнуть допросу третьей степени сестру короля Рохана — но уж зато присутствовать при пытках сданного вами Берегонда я ее заставлю от начала и до конца, клянусь молчанием Мандоса!
Принц между тем рассеянно играл пером, лежащим поверх неоконченной рукописи, не замечая того, что левый локоть его ненароком сдвинул на самый краешек стола недопитый бокал. Еще чуть-чуть, и бокал упадет на пол, Гепард непроизвольно повернет голову на звук — и тогда он перемахнет через стол, чтобы добраться до горла шефа контрразведки, а уж там — что черт пошлет... Но тут дверь распахнулась без стука, и в комнату стремительными шагами вошел лейтенант Белого отряда: двое рядовых застыли в полумраке коридора прямо за порогом. «И тут опоздал», — обреченно понял Фарамир, однако лейтенант, не удостоив его вниманием, беззвучно зашептал на ухо Гепарду нечто весьма того удивившее. «Мы продолжим нашу беседу минут через десять, князь», — бросил капитан уже через плечо, направляясь к двери. Лязгнул замок, прогрохотали, стремительно удаляясь, сапоги, и настала тишина — смутная и какая-то растерянная, будто бы сама осознающая свою предгрозовую мимолетность.
— Что ты там ищешь? — Она была на удивление спокойна, если не сказать — безмятежна.
— Что-нибудь вроде оружия.
— Да, это правильно... Надеюсь, и на мою долю тоже?
— Видишь, малыш, я втянул тебя во все это и не сумел уберечь...
— Глупости. Ты все делал верно. Фар, просто удача в этот раз была на их стороне.
— Давай прощаться?..
— Давай. Что бы ни случилось, у нас все же был этот месяц... Знаешь, это, наверное, зависть Валаров: мы с тобой получили слишком много счастья...
— Ты готова, зеленоглазая? — Теперь, по прошествии этих мгновений, он обратился в совершенно иного человека.
— Да. Что мне надо делать?
— Смотри внимательно. Дверь открывается на нас, и косяки тоже вдвинуты внутрь...
ГЛАВА 27
А Гепард тем временем, опершись на зубцы надвратного укрепления, не сводил глаз с жесткого ястребиного лица Грагера, знакомого ему ранее лишь по словесному портрету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Ты говоришь очень здорово, зеленоглазая. Мне сдается, Альруфин был бы рад услыхать твои речи.
— Элендейл должна была жить в начале Третьей Эпохи. Никто, кроме нескольких летописцев, не помнит даже имен тех конунгов, что правили тогда на роханских равнинах; так кто же более настоящий — они или эта девушка? Значит, Альруфин — страшно вымолвить! — превзошел в могуществе самих Валаров?
— В некотором смысле — да.
— Знаешь, мне вдруг пришло в голову... Представь себе, что кто-нибудь, такой же могущественный, как Альруфин, напишет книгу о нас с тобой — ведь может быть такое, правда? Тогда какая из двух Йовин будет настоящей — я или та?
— Ты, помнится, — улыбнулся Фарамир, — давеча просила объяснить — «на доступном для глупой бабы уровне», — что такое философия. Так вот, эти твои рассуждения как раз и есть философия — правда, довольно наивная. Понимаешь, над этими вещами задолго до тебя размышляло множество людей, и далеко не все из найденных ими ответов — не стоящая внимания глупость. Ну вот, например... Да-да, войдите! — откликнулся он, услыхав стук дверь и озадаченно покосился на Йовин: ночь на дворе, кого это там принесла нелегкая?
Вошедший был одет в черную парадную униформу сержанта гондорских Стражей Цитадели (принца всегда интриговало это обстоятельство: отряд Белый, а форма — черная), и при виде его у Фарамира отчего-то сразу засосало под ложечкой — похоже, они где-то крупно прокололись... Он велел было Йовин удалиться в соседнюю комнату, однако гость мягко попросил ее остаться — то, что они будут сейчас обсуждать, имеет прямое отношение и к Ее Высочеству.
— Прежде всего позвольте представиться, князь, — пусть и с некоторым опозданием. Имени у меня нет, но вы можете называть меня Гепардом. Я на самом деле не сержант, а капитан тайной стражи (вот мой жетон) и руковожу здешней контрразведкой. Несколько минут назад я арестовал коменданта Эмин-Арнена по обвинению в заговоре и государственной измене. Однако не исключено, что Берегонд лишь выполнял ваши приказания, не особо вникая в их смысл, и тогда его вина не столь велика. Собственно, именно в этом я и хотел бы сейчас разобраться.
— Не могли бы вы выражаться яснее, капитан? В лице Фарамира не дрогнул ни один мускул, и он сумел бестрепетно встретить взгляд Гепарда — пустой и страшный, как и у всех офицеров Белого отряда; если же не брать в расчет глаза, то лицо капитана было вполне располагающим — мужественное и при этом немного печальное.
— Как мне сдается, князь, вы совершенно превратно понимаете суть моих обязанностей. Я должен любой ценой — повторяю: любой — оберегать вашу жизнь. Не потому, что вы мне симпатичны, а потому что таков приказ моего короля: любое несчастье, случившееся с вами, молва однозначно припишет Его Величеству, а с какой стати ему платить по чьим-то счетам? Это с одной стороны. А с другой — я обязан предотвратить возможные попытки склонить вас к нарушению вассальной присяги. Представьте себе, что какие-нибудь недоумки нападают на форт и «освобождают» вас, дабы превратить в знамя Реставрации. Если при этом погибнет хоть кто-нибудь из людей короля — а они погибнут наверняка, — Его Величество при всем желании не сможет закрыть глаза на такую историю. Королевская армия вступит в Итилиен, а это скорее всего прямиком приведет Воссоединенное Королевство к кровопролитной гражданской войне. Так что считайте — я здесь для того, чтобы оберегать вас от возможных глупостей.
Странно, но в речи Гепарда (в интонациях? нет, скорее в построении фраз...) было нечто такое, отчего у Фарамира возникло отчетливое ощущение, будто он вновь разговаривает с Арагорном.
— Я весьма ценю вашу заботу, капитан, однако не понимаю, какое отношение все это имеет к аресту Берегонда.
— Видите ли, некоторое время назад он встретился в «Красном олене» с высоким худощавым человеком, у которого вдоль левого виска идет длинный шрам, а одно плечо заметно выше другого. Вы, часом, не знаете, о ком речь? Внешность запоминающаяся...
— Признаться, не припоминаю, — улыбнулся принц, стараясь, чтобы улыбка не вышла кривоватой — было отчего... — Наверное, проще спросить об этом у самого Берегонда.
— О, Берегонду предстоит ответить на целую кучу вопросов. А вот ваша забывчивость, князь, весьма удивительна. Я понимаю — капитан Итилиенского полка Фарамир может и не помнить в лицо всех своих солдат, но уж офицеров и сержантов-то, по идее, обязан... Внешность, повторяю, приметная...
— При чем тут Итилиенский полк?
— Ну как же — при чем? Видите ли, многие из воевавших в составе сего замечательного подразделения не вернулись по окончании войны домой, в Гондор. Особенно примечательно полное отсутствие вернувшихся офицеров и сержантов — общим числом до полусотни. Ну, часть наверняка погибла — время военное, — но ведь не все же!.. Как вы полагаете, князь, куда б они все могли подеваться — уж не к нам ли в Итилиен?
— Возможно, — равнодушно пожал плечами принц. — Только я об этом не имею ни малейшего представления.
— Вот именно, князь, вот именно: не имеете представления! Заметьте, остаться в Итилиене, с которым была связана их служба и где княжит любимый ими капитан (а вас в полку действительно любили — это ни для кого не секрет), вроде бы совершенно нормально и естественно. Только отчего-то ни один из них не приехал в Эмин-Арнен официально представиться и попроситься к вам на службу... Согласитесь, это не то что неестественно, это — весьма и весьма подозрительно! Логично предположить, что полк сохранился как единая дисциплинированная организация, только перешедшая на нелегальное положение, и теперь эти люди вынашивают планы вашего «освобождения». К чему это приведет — мы, кажется, уже обсудили.
— Ваши домыслы, капитан, весьма любопытны и по-своему логичны, однако если это все «доказательства» измены Берегонда, коими вы располагаете...
— Оставьте, князь, — досадливо поморщился Гепард, — мы ведь с вами не в суде присяжных! В настоящий момент меня волнуют не юридические закорючки, а истинная степень вины этого заговорщика-дилетанта. И тут сразу возникает вопрос: каким образом комендант, служивший в Минас-Тирите, в отряде Стражей Цитадели, мог выйти на контакт с сержантом Ранкорном, вольным стрелком, который всю войну безвылазно просидел в Итилиенских лесах? Значит, кто-то их познакомил (пусть даже заочно), и первый претендент здесь — вы, князь... Ну так все-таки: Берегонд действовал по своему почину или — что больше похоже на правду — выполнял ваше поручение?
«Вот и все, — понял Фарамир, — зачем же они послали тогда на связь именно Ранкорна — его ведь и в самом деле так легко опознать по словесному портрету... Словесные портреты сержантов — ох, и глубоко же они копают... И „Красный олень“, видать, перекрыт куда плотнее, чем я думал... Мы проиграли вчистую, только платить нам придется разную цену: меня ждет продолжение почетного пленения, а капитана — мучительная смерть. Самое ужасное — я ничего не могу для него сделать: придется предоставить Берегонда его судьбе и жить дальше с несмываемым ощущением собственной подлости... Глупейшая иллюзия, будто с победившим врагом возможны какие-то соглашения. На таких „переговорах“ в принципе невозможно что-либо выторговать — ни для себя, ни доя других; все идет по единой схеме: „Что мое — то мое, а что твое — тоже мое“. Вот потому-то и существует железный закон тайной войны: при любых обстоятельствах молчать либо отрицать все — вплоть до факта собственного существования. Признав свою роль в контактах с итилиенцами, я не спасу Берегонда и лишь ускорю гибель Грагера и его людей...»
Все это вихрем пронеслось в голове принца, прежде чем он поднял взгляд на Гепарда и твердо произнес:
— Я не имею ни малейшего представления о контактах коменданта с людьми из Итилиенского полка — если таковые и вправду имели место. Вам прекрасно известно, что мы с ним за все это время не обменялись и десятком фраз — этот человек как-никак убил моего отца.
— То есть, — сухо резюмировал контрразведчик, — вы не хотите избавить вашего человека... ну, если не от смерти, так хотя бы от пыток?
«Он знал, на что идет», — подумал Фарамир, а вслух ответил:
— Если тут и вправду имела место измена (в чем вы меня пока не убедили), капитан Берегонд должен понести суровую кару. — И затем, тщательно подбирая формулировки, закончил: — Я же готов поклясться тронами Валаров, что никогда не собирался — и не собираюсь — нарушить свое слово: обязательства перед сюзереном нерушимы.
— Поня-атно, — задумчиво протянул Гепард. — А вы что скажете, Йовин? Вы тоже готовы для пользы дела совершить предательство и отдать на съедение волкам своего человека? Впрочем, — усмехнулся он, — о чем я говорю... Ведь на дыбу попадет всего лишь какой-то офицер из простолюдинов; экая важность для особы королевской крови — ей-то самой в любом случае ничто не грозит!..
Среди многочисленных достоинств Йовин умение владеть лицом не значилось — она побледнела и беспомощно оглянулась на Фарамира. Гепард безошибочно нашел уязвимое место в их обороне: девушка была органически неспособна оставаться безучастной, когда рядом гибнет товарищ. «Молчи!» — взглядом приказал ей Фарамир, но было поздно.
— А теперь послушайте меня вы, оба! Меня совершенно не интересуют чьи-то признания — я не судья, а контрразведчик; мне нужны лишь сведения о дислокации бойцов из Итилиенского полка. Я не собираюсь убивать этих людей: моя цель — именно предотвратить кровопролитие... Уж тут вам придется поверить мне на слово — вы проиграли, и ничего иного вам не остается. Сведения эти я получу от вас, чего бы это ни стоило. Никто, разумеется, не вправе подвергнуть допросу третьей степени сестру короля Рохана — но уж зато присутствовать при пытках сданного вами Берегонда я ее заставлю от начала и до конца, клянусь молчанием Мандоса!
Принц между тем рассеянно играл пером, лежащим поверх неоконченной рукописи, не замечая того, что левый локоть его ненароком сдвинул на самый краешек стола недопитый бокал. Еще чуть-чуть, и бокал упадет на пол, Гепард непроизвольно повернет голову на звук — и тогда он перемахнет через стол, чтобы добраться до горла шефа контрразведки, а уж там — что черт пошлет... Но тут дверь распахнулась без стука, и в комнату стремительными шагами вошел лейтенант Белого отряда: двое рядовых застыли в полумраке коридора прямо за порогом. «И тут опоздал», — обреченно понял Фарамир, однако лейтенант, не удостоив его вниманием, беззвучно зашептал на ухо Гепарду нечто весьма того удивившее. «Мы продолжим нашу беседу минут через десять, князь», — бросил капитан уже через плечо, направляясь к двери. Лязгнул замок, прогрохотали, стремительно удаляясь, сапоги, и настала тишина — смутная и какая-то растерянная, будто бы сама осознающая свою предгрозовую мимолетность.
— Что ты там ищешь? — Она была на удивление спокойна, если не сказать — безмятежна.
— Что-нибудь вроде оружия.
— Да, это правильно... Надеюсь, и на мою долю тоже?
— Видишь, малыш, я втянул тебя во все это и не сумел уберечь...
— Глупости. Ты все делал верно. Фар, просто удача в этот раз была на их стороне.
— Давай прощаться?..
— Давай. Что бы ни случилось, у нас все же был этот месяц... Знаешь, это, наверное, зависть Валаров: мы с тобой получили слишком много счастья...
— Ты готова, зеленоглазая? — Теперь, по прошествии этих мгновений, он обратился в совершенно иного человека.
— Да. Что мне надо делать?
— Смотри внимательно. Дверь открывается на нас, и косяки тоже вдвинуты внутрь...
ГЛАВА 27
А Гепард тем временем, опершись на зубцы надвратного укрепления, не сводил глаз с жесткого ястребиного лица Грагера, знакомого ему ранее лишь по словесному портрету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73