Бродячая жизнь была у Хьюго в крови, хотя его отец, находясь в ссылке, предпочитал зарабатывать на хлеб игрой в кости, а никак не военным ремеслом. Каролин, после выкидыша склонная к истерикам, постоянно твердила о том, что она никогда больше не увидит мужа и что он умрет под стенами марокканской крепости, оставив ее вдовой, даже не знающей, где лежит его бренное тело.
Аннунсиата, как могла, пыталась ее утешить:
– Лучше умереть так, чем как Рочестер, от триппера, или как его отец, в пьяной драке в таверне. – И несказанно удивлялась, когда Каролин вместо того, чтобы успокоиться, начинала стенать еще громче.
Когда все дела по дому были устроены, Аннунсиата вплотную занялась поиском достойной партии для Дейзи.
– Я чувствую, что сама должна заняться ею, поскольку от тебя этого не дождешься, – говорила она Мартину.
– Я не знаю ни одного человека, достойного ее, – отвечал Мартин, и внимательнее присмотревшись к Дейзи, она вынуждена была с ним согласиться. В Йоркском обществе подходящей партии для нее не было. У Эли была пара закадычных друзей, но Мартин заявил, что он скорее отдаст ее замуж за бедного, но порядочного человека, чем за богатого подонка, который разобьет ей сердце. Бедных мужчин при дворе, знакомых Аннунсиате, было предостаточно, но едва ли их можно было назвать порядочными, поэтому им пришлось расширить круг поисков жениха.
У Аннунсиаты было множество хлопот в собственных поместьях, последние годы весьма заброшенных. Среди прочих, она владела домом в Кендале, который ранее принадлежал Робу Гамильтону и был отдан им своей дочери Хиро в полную собственность. По ее завещанию этот дом отошел к матери Аннунсиаты, Руфи, в благодарность за то, что та присматривала за Хиро и ее сыном после того, как шотландцы выдворили их из Уотермилла. Конечно, Хиро, как, впрочем, и все, полагала тогда, что ее сын, юный Кит, женится на Аннунсиате, когда они оба вырастут. А так как поместье Уотермилл ему больше не принадлежало, можно было надеяться на богатство Аннунсиаты, а дом в Кендале вернется к нему после смерти Руфи. Но вышло так, что он не женился на Аннунсиате, дом в Кендале перешел к ней после смерти матери, и это стало для Кэти еще одним поводом ненавидеть Аннунсиату, как только она об этом вспоминала.
Арендатор, который жил в этом доме и ухаживал за небольшим участком земли, примыкавшем к нему, умер, и вопрос о том, как поступить с этим домом дальше, встал довольно остро, что потребовало присутствия Аннунсиаты. Она не могла даже предположить, что будет делать в одиночестве в таком заброшенном месте, и уговорила Мартина составить ей компанию, а он, в свою очередь, убедил ее в том, что Дейзи тоже нуждается в перемене обстановки.
Поездка оказалась значительно приятнее, чем рассчитывала Аннунсиата. Погода была чудесной, а путешествие – на удивление легким. По прибытии в Кендал они обнаружили, что его обитатели, по сравнению с лондонцами и даже с йоркцами, просты и непритязательны, но очень добры, гостеприимны и ни в коей мере не чуждаются прелестей цивилизованной жизни. Они остановились на окраине города, недалеко от Виндермера, в недавно восстановленном доме высшего констебля Кендала, некоего Джорджа Брауни. Он был богатым фермером, благодаря выгодному браку не так давно поднявшимся до статуса джентльмена. Превращение дома в маленький, но комфортабельный особняк было признаком его нового положения в обществе.
Джордж и его жена Элинор были до того возбуждены перспективой принимать у себя графиню Чельмсфорд, что предоставили ей лучшую спальню, которую, к ее удивлению, называли «государственной», и окружили таким вниманием, боясь, что она заскучает, что Аннунсиата едва выкраивала время на собственные дела, приведшие ее сюда.
Однако Джордж Брауни оказал ей неоценимую помощь, поскольку знал всех и вся в округе, имел ясную голову, а благодаря своему положению, и некоторое влияние.
На одном из обедов, которые они с Элинор устроили для развлечения графини, Аннунсиата познакомилась с Джоном Элисбери, тридцатилетним бездетным вдовцом, одиноко жившем в хорошем доме в Стейвли, между Кендалом и Виндермером. Элисбери, очень застенчивый и стеснительный, нашел графиню слишком блистательной, чтобы беседовать с ней запросто, но Дейзи его просто очаровала. Таким образом, у Аннунсиаты созрела великолепная мысль. Она осторожно навела справки, выяснила размер его состояния, убедилась в том, что он имел ровный характер, мягкие и галантные манеры, и предложила Мартину поговорить с Элисбери до их отъезда.
К ее удивлению, Мартин настоял на том, чтобы сначала узнать мнение Дейзи на этот счет. Аннунсиата считала глупостью интересоваться мнением девушки относительно будущего супруга, но Мартин был уверен, что в свои двадцать четыре года Дейзи имеет право на собственный голос, несмотря на то, что не замужем. Элисбери понравился Дейзи, она была явно польщена его вниманием, а поскольку мечтала о собственной самостоятельной жизни, вопрос был решен. Чем больше Мартин и Аннунсиата узнавали об Элисбери, тем больше он им нравился и тем сильнее они радовались этой счастливой встрече, обещавшей в один прекрасный день обернуться счастьем Дейзи.
Венчание Дейзи происходило в яркий, солнечный весенний день. После свадьбы она нанесла традиционные визиты и уехала вместе со своим Джоном в собственный новый дом в Стейвли.
– Она будет совсем недалеко от тебя, ты сможешь навещать ее часто-часто, – говорила Аннунсиата, пытаясь успокоить Мартина, наблюдавшего за отъездом сестры.
– Я знаю, но расстраиваюсь по другой причине. Я понимаю, что это глупость, но она больше не та, моя маленькая сестренка.
– Это тоже хорошо. Ты уже слишком взрослый, чтобы обращаться с бедной девочкой подобным образом. Кроме того, если тебе нужна компания, я всегда рядом.
Мартин улыбнулся своей внезапной блестящей улыбкой и сказал:
– Да, это правда. Теперь у меня есть вы.
Когда все свадебные хлопоты были закончены, Арабелла вернулась к повседневной жизни, а Аннунсиата наслаждалась весной и ждала наступления лета. На день рождения Мартин подарил ей щенка голубого хаунда – оба ее спаниеля умерли. Она назвала его Фэндом и получала массу удовольствия, занимаясь с ним. Кроме того, у нее был новый конь, жеребец по имени Баннер, один из потомков Кингс Капа, которых она всегда предпочитала потомкам Варвара, хотя эта линия была очень удачной. Золотая весна перешла в деликатный зеленый май. У Мартина появилось больше времени для себя, поскольку дела по управлению поместьем наладились. Дети были очаровательны. У Руперта в Оксфорде все шло хорошо, и он собирался приехать на время сбора урожая. Аннунсиата позволила себе возродить планы восстановления Шоуза, который начал приходить в упадок, поскольку давно был заброшен. Дни проходили весело и счастливо, и она совсем не скучала по Лондону и Уайтхоллу.
В Сретенье, незадолго до обеда, Мартин вернулся из Лидса, куда на несколько дней ездил по делам. Погода была из ряда вон выходящей: после длинного солнечного лета пришла короткая суровая зима, а в середине января наступила оттепель, за которой последовала такая ясная погода, которая бывает только весной. Мартин взмок в своем плаще, а лошадь была мокрой от пота, хотя он и не слишком ее утруждал.
Он нашел графиню в одиночестве, сидящей у окна за книгой. Фэнд спал у ее ног. Мартин вошел так тихо, что Аннунсиата не сразу заметила его и он мог какое-то время наблюдать за ней. Проснулся Фэнд, улыбнулся ему, но с места не двинулся и голоса не подал, поскольку был хорошо воспитанной собакой, выглядевшей очень элегантно в ошейнике с бриллиантами, который Мартин подарил Аннунсиате на Новый год. Затем пес широко зевнул и тихонько постучал хвостом по полу. Аннунсиата подняла взгляд и увидела Мартина. Ее реакция была необыкновенно бурной.
– Мартин! – закричала она, расплываясь в улыбке, вскочила, отбросив книгу, и подбежала к нему. Он раскрыл ей объятия и расцеловал в обе щеки.
– Я не ожидала, что ты сегодня вернешься, – проговорила Аннунсиата.
– Как себя чувствует моя леди? – спросил он. – Совсем одна? А где девочки?
– Уехали в гости в Бенингборо-холл. Ты разве забыл? Они вернутся не раньше чем через неделю.
– Ах, да, совсем запамятовал. И вы весь день одни? – сочувственно спросил он.
– Одинокая и заброшенная, – ответила она, скорчив расстроенную гримаску. – Как я по тебе соскучилась!
– Мне вас тоже очень не хватало, – сказал он, взяв ее за руку и провожая к стулу у окна. – Я всегда забываю, насколько скучен остальной мир.
Аннунсиата кокетливо улыбнулась.
– Как себя чувствуют сэр Джон и леди Паркер? Разве они не были добры к тебе?
– Конечно, были, – ответил Мартин. – Как никто другой. Но после обеда сэр Джон крепко засыпает, а леди Паркер бесконечно рассказывает одну и ту же историю о том, как горничная сожгла утюгом ее лучшую накидку. Я выразил ей свое сочувствие сто тридцать два раза, я не поленился подсчитать.
– А юные леди? У них же три очаровательные дочери? – лукаво спросила Аннунсиата.
– Правда? – съехидничал Мартин. – Я не заметил. По-моему, они вполне хороши для тех, кто не видел ничего лучшего.
– Но я осмелюсь поклясться, что они наверняка были добры к тебе! – строго заметила Аннунсиата.
Он взял ее руку и поднес к губам.
– Одна все время хихикала, другая пела, фальшивя без меры, а третья играла в бассет, да так бездарно, что проигралась в пух и прах в первый же час. Я требую утешения! Удивительно, как я вообще не потерял дар речи! Но четверть часа с вами быстро восстановят мои силы. Как вы развлекались, пока меня не было?
– Писала письма. Строила планы. Играла с детьми. У меня нет больших надежд на интеллект Артура, но я думаю, из него получится замечательный спортсмен. Вчера он попытался прокатиться верхом на Фэнде, поэтому я посадила его на Баннера, и он ни капельки не испугался. Доркас в панике выбежала на улицу, когда увидела, что я делаю. Но Берч отослала ее обратно, убежденная в том, что маленькому лорду Раткилю, как истинному джентльмену, вовсе не рано учиться кататься верхом, – вспоминая об этом, она рассмеялась. – Меня очень удивляет Берч. Я ни за что на свете не расстанусь с ней, хотя сейчас она занята исключительно Артуром и создается впечатление, что ей абсолютно все равно, надеть ли на меня платье наизнанку или задом наперед. Мартин улыбнулся:
– Ведь вы счастливы. Вам очень идет быть счастливой. Счастье делает вас очень и очень красивой – вы и сами об этом знаете.
Странное солнце, не по сезону, светило сквозь черные блестящие волосы Аннунсиаты, создавая золотой ореол, и, освещая блестящие, темные глаза, окрашивало золотом и ресницы. Невозможно было поверить в то, что она на тринадцать лет старше Мартина. Она выглядела его ровесницей, и он ощущал такую потребность защищать ее, что она вполне могла быть и моложе.
– Если бы я еще и любила быть слишком счастливой, – сказала она смеясь. – Я уверена, что Карелли обязательно что-нибудь выкинет, и все встанет на свои места. Что мне делать с этим мальчишкой, Мартин? Когда-нибудь он свернет себе шею, если ее не свернут разъяренные его выходками сквайры.
– Это из-за избытка энергии, – успокоил ее Мартин. – Он перестанет баловаться, как только у него появится более достойное занятие. Школьные уроки даются ему слишком легко, энергия не растрачивается, поэтому он развлекается как может, но в нем нет ничего плохого.
– Да, я знаю, – согласилась Аннунсиата. – Он так веселит меня, что я не в силах по-настоящему рассердиться на него. Ты ловко управляешься с ним, Мартин. Я так не умею. Не могу пристыдить его так мягко и так серьезно, как ты.
Мартин ухмыльнулся:
– Он иногда выкидывает такое!..
– Помнишь, как он притащил в часовню к Рождественской всенощной осла и ослицу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63