Пачки денег в карманах шорт тянули ко дну, словно камни.
Отплыв на сотню метров, Флетч перевернулся на спину и посмотрел назад. Там, где недавно была лодка, что-то белело. То ли донная часть корпуса, то ли парус.
Внезапно тишину разорвал жуткий крик: «А-а-а-а-а а-а-а!»
— Тонинью, — позвал Флетч. — В чем дело?
Ему не ответили.
— Тонинью! Что случилось?
Флетч уже собрался плыть к тому месту, откуда донесся крик, но тут до него донесся ровный голос Тонинью: «Я столкнулся с Норивалом…»
Глава 17
— Мы должны держаться совершенно раскованно, — предупредил Титу, переодетый индейцем. Они входили в ночной клуб «Канекан».
— Какой номер ложи Пасаринью? — спросил Орланду.
— Обычно они в ложе три, — ответил Тонинью.
— А да Коста в девятой, — добавил Флетч.
Избавившись от трупа, Титу гнал «галакси» достаточно быстро, чтобы не вызывать подозрений полиции. В машине Флетч залпом выпил остатки минеральной воды.
В квартире Тонинью на улице Фигейреду Магальаиса хозяин дома, Титу, Орланду и Флетч по очереди побрились и приняли душ.
В этом году чечеточники выбрали себе наряд индейцев: бриджи, сшитые из кусочков кожи, мягкие высокие сапоги. Флетчу бриджи Норивала не подошли, оказались слишком широкими.
Тонинью достал из шкафа свой прошлогодний костюм, ковбойский, с маской, блестками на куртке и обтрепанными штанинами. Флетч с трудом втиснулся в него.
— Тонинью, это костюм для подводного плавания?
— Он сидит на тебе, как влитой. Вот сапоги, шляпа и маска.
— Он сидит на мне, как костюм для подводного плавания.
Тонинью, Титу и Орланду сели кружком, торопливо нанося на лица и тела друг другу боевой узор. Когда же они закончили, вид у них был такой, словно им действительно пришлось повоевать.
Флетч тем временем обклеивал стены квартиры мокрыми банкнотами, извлеченными из карманов шорт, в надежде, что к утру они высохнут.
— Помните, держаться раскованно, — повторил Титу.
В ночном клубе Орланду открыл дверь ложи Пасаринью.
— Орланду! — встретили их приветственные крики. — Титу! Тонинью!
Ковбоя в маске сидевшие в ложе удостоили лишь мимолетного взгляда.
Внизу, в гигантском зале «Канекана» множество людей в ярких костюмах сидели за маленькими столиками, танцевали, переходили с места на место. На большой эстраде играл оркестр, состоящий в основном из барабанщиков, хотя несколько музыкантов играли на трубах и электрогитарах.
Костюмы чечеточников заслужили высоких похвал. И они в свою очередь вроде бы не узнавали тех, кто сидел в ложе Пасаринью, и очень естественно изумились, когда Арлекин признался, что он — адмирал Пасаринью.
— Вы припозднились.
— О, — ответил Тонинью, — мы никак не могли найти вашу ложу.
— Кто это? — спросила какая-то женщина.
— Жаниу Баррету, — пробормотал Тонинью.
— И. М. Флетчер.
Сеньор Пасаринью был в костюме Папаи Ноэля.
— Где Норивал? — осведомился он.
— Вышел в море на яхте, — ответил Титу.
— В море? В самый шторм?
— Шторм кончился, — ответил Орланду.
— Сегодня же костюмированный бал!
— Мы провожали его, — вступил в разговор Тонинью. — Вместе с Флетчем.
— Но почему он решил выйти в море именно сегодня, во время бала в «Канекане»?
— В последние дни Норивал стал очень серьезным, — ответил Тонинью.
— Он не раз говорил о том, что пора взяться за ум, — добавил Орланду.
— Отличная мысль, — улыбнулся Папаи Ноэль.
— Вопрос стоял лишь в том, какую ему избрать карьеру, — продолжил Титу.
— Норивал очень талантлив, — вставил Орланду.
— Наверное, он хотел подумать о будущем, — предположил Тонинью.
— Норивал решил взяться за ум? — спросил Арлекин. — Тогда мне пора в отставку.
— Нет, нет. Никто не знает Норивала лучше нас, — заверил его Тонинью. — Если Норивал принимает какоето решение, он готов умереть, но достичь поставленной цели.
— Норивал может быть очень искренним, — чувствовалось, что Орланду гордится своим другом.
— Да, — кивнул Тонинью. — Если он что-то решил, то сделает обязательно.
— Норивал совсем не появится на балу? — спросил Арлекин.
— Он ушел в море, — ответил Тонинью. — Чтобы принять окончательное решение…
— Ну что за сын! — воскликнул Папаи Ноэль. — Наверное, где-то напился. Билет сюда стоит триста американских долларов! Норивал, Адроальду… Зачем человеку сыновья? Они забывают отца, как только вырастают большими. Они берут, но ничего не дают взамен!
Флетча представили сеньоре Пасаринью, которая сидела в сторонке, наблюдая за танцующими внизу. С кротким взглядом, в костюме циркового клоуна.
— Ах, Норивал вышел в море! Ну конечно, он никогда не любил балов! Всегда был спокойным, тихим мальчиком. В юности он писал стихи, знаете ли. Я помню одну его поэму, о какаду, в котором легко узнавался директор его школы…
— Теперь ты понимаешь, — прошептал Флетчу Титу, — что такой женщине нельзя сказать правду.
— Конечно.
— Правда убила бы ее.
— Давайте выпьем! — воскликнул Арлекин. — Кашасу?
Тонинью широко улыбнулся. Худшее осталось позади.
— Нет, сеньор. Сначала мы должны найти себе девушек.
— Разумеется, должны! — прогремел Папаи Ноэль. — Ночь еще молода, как и вы сами.
— Только убедитесь, что это не мужчины, хирургически превращенные в женщин, — предупредил Арлекин.
— Если у меня возникнут сомнения, я приведу ее к вам для консультации, — ответил Тонинью.
Арлекин расхохотался.
— Тонинью, — спросил Флетч, когда они вышли из ложи, — ты собираешься поехать утром на берег, чтобы убедиться, что Норивала уже вынесло на пляж?
— О нет, — Тонинью поправил левый сапог. — Сегодня воскресенье. Мы должны пойти к мессе.
Теудомиру да Коста стоял у маленького бара в глубине ложи.
— Кто вы? — воскликнул он. — Я вас не узнаю.
Флетч ответил долгим взглядом через прорези маски. Все остальные сидели лицом к залу, слушая очередного певца.
Чечеточники отправились на поиски девушек.
— Вы пугаете меня, сеньор. Что вам угодно?
— Это я, Теу.
— Кто? — Теу наклонился вперед, вглядываясь в прорези маски.
— Флетч!
— А! — Теу изобразил безмерное облегчение. — Тогда давайте выпьем.
Бармен, которого Теу привез с собой, начал смешивать для Флетча водку и апельсиновый сок.
— Уже очень поздно. Почти три часа утра. Вы что, заснули?
— Нет.
— Я так и думал.
— Лаура уехала, и я отправился на экскурсию по окрестностям Рио. Вот и задержался.
— На автобусе?
— Не совсем. В большом автомобиле. Певец замолчал.
— О, Флетч! Какой прекрасный костюм! — воскликнула сеньора Вияна. — Где вы его взяли?
— Снял с одного типа, показавшегося на экране моего телевизора.
— Он сидит на вас… — взгляд ее опустился ниже талии Флетча. — Как влитой.
— Откровенно говоря, мне кажется, это не костюм, а вторая кожа.
— Так оно и есть, дорогой. Так оно и есть.
Теу представил Флетча другим гостям. Кроме сеньоры Вияна и ее мужа, в ложе находились знаменитый бразильский футболист, который не мог устоять на месте и танцевал сам с собой, его жена, выше ростом, с внушительными формами, биржевой маклер с супругой из Лондона, Адриан Фоусетт, музыкальный критик из «Нью-Йорк таймс», автогонщик-итальянец с подругой, по виду совсем молоденькой, и французская кинозвезда Жетта.
Все восхищались костюмом Флетча, он — костюмами остальных гостей. Теу оделся тигром, с коротким хвостом. Тигровая голова лежала на стойке бара. Немигающими стеклянными глазами она чем-то напомнила Флетчу Норивала в последние его мгновения. Но у Норивала глаза были куда как счастливее.
Жетта нарядилась в костюм сестры милосердия, только с очень короткой юбкой. Впрочем, в фильмах, которые доводилось видеть Флетчу, она снималась совсем без одежды.
Флетч снял маску и шляпу и подошел к поручню, чтобы посмотреть на яркий круговорот внизу.
Несколько барабанщиков уходили с эстрады, другие поднимались им навстречу: музыка не умолкала ни на секунду.
В трех местах, между площадкой для танцев и маленькими столиками, возвышались золоченые клетки. Внутри каждой в такт музыке извивались три или четыре великолепные женщины, в узких набедренных повязках и с высокими головными уборами.
Снаружи девять или десять женщин, одетых точно также, танцевали вместе с ними, словно гигантские кошки, поднявшиеся на задние лапы. Ритмично подергивались голые загорелые задницы, тряслись огромные загорелые груди.
— Пол этих клеток может подниматься и опускаться, — заметил подошедший Теу. — Так что женщины могут уйти, не опасаясь, что к ним будут приставать.
— Они, должно быть, ростом в семь футов.
— Во всяком случае, выше шести.
— А что это за женщины вокруг клеток?
— Это не женщины, — Теу отпил из бокала.
— Да нет же, женщины.
— Они — лучшая реклама мастерству бразильских хирургов.
Издалека Флетч не видел никакой разницы между женщинами внутри и вне клеток.
Однажды в Нью-Йорке в такой же ситуации он угодил впросак.
— Вот к ним никто приставать не будет, — добавил Теу. — Печально, конечно. Для них.
Музыка стала громче, и все присутствующие, на танцплощадке, за столиками, в ложах, подхватили песню, представленную на Карнавал фавелой Империу Серрану.
Весь зал, все загорелые, коричневые, черные люди двигались в едином ритме и пели о том, в каком долгу бразильцы перед кофейным зернышком и как они должны его уважать.
С бокалом в руке к Флетчу подошел Адриан Фоусетт.
— Бразилия совсем не такая, как она видится из Америки.
— Раньше я работал в газете, — откликнулся Флетч. — Репортером.
— А что вы делаете сейчас?
— Делаю? Почему я должен что-то делать? Просто живу.
С другой стороны подошла Жетта. После Евы, после женщин в клетках она казалась Дюймовочкой.
— Ну все-таки, — не отставал Адриан, — чем вы занимаетесь?
— Не знаю, — честно ответил Флетч.
— Теу сказал, что пригласил молодого человека, который потанцует со мной, — вмешалась в разговор Жетта.
— Я чувствую себя столетним стариком.
— Да, я слышала эту историю, — кивнула Жетта. — Вы — тот, кто умер незнамо когда. Вас убили, а теперь вы вернулись, чтобы опознать вашего убийцу.
— Вы когда-нибудь слышали подобную чушь?
— Случалось. Так вы потанцуете со мной?
Более всего Флетчу хотелось заползти в уголок ложи и заснуть. Он не сомневался, что сможет заснуть, несмотря на барабаны, трубы, гитары, пение.
— Разумеется.
Выйдя из ложи, они спустились на танцплощадку.
Вокруг кружились люди, одетые кроликами и змеями, арлекинами и шлюхами, знатными дамами и школьницами, злодеями и благородными кавалерами, преступниками и поварами, пиратами и священнослужителями.
К изумлению Флетча Жетта оказалась никудышной партнершей. Она повисла на нем, словно на бревне посреди бушующего моря. То ли она не умела танцевать, то ли ей просто не нравилась музыка.
В нескольких метрах от них Орланду лихо отплясывал с женщиной в светлом парике. По выражению его глаз чувствовалось, что он забыл обо всем, кроме ритма танца. Покрой платья женщины оставлял одну грудь обнаженной.
У края танцевальной площадки дюжина мужчин застыли, как статуи, с открытыми ртами, устремив взгляды вверх. Над ними, на поручне ложи сидела женщина, ее голые ягодицы свешивались вниз.
Жетта проследила за взглядом Флетча.
— Бразильцы так естественны во всем, что касается тела, — изрекла французская кинозвезда. — Так практичны.
Перед мысленным взором Флетча, едва стоящего на ногах от недосыпания, возникли Титу и Тонинью, переворачивающие Норивала головой вниз, пинающие его в живот, чтобы помочь тому проблеваться; Титу и Орланду, голые, показывающие ему, что такое кик-данс, а затем, смеясь, катающиеся по траве; великолепная Ева, стоящая в дверном проеме маленькой, темной комнаты, где умер Норивал, сжимающая левую грудь обеими руками, довольная собой; веревочная упряжь, палки из метел, определение места, где нужно сбросить в воду труп, чтобы на заре его прибило к берегу…
Жетта пробежалась руками по гладким рукавам рубашки Флетча от локтей до плеч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25