– Да, – вздыхая, согласился мистер Таллант. – Я, конечно, буду рад видеть ее устроенной, женой достойного человека.
– А не женой молодого Дьюсбери! – вставила миссис Таллант.
– Ни в коем случае! Я не могу себе даже представить, что кто-то из моих дочерей найдет счастье с человеком, которого я считаю крайне вульгарным и невоспитанным.
– В таком случае, мой дорогой, – сказала миссис Таллант, торопливо вставая со своего места, – я напишу леди Бридлингтон, что принимаю ее любезное приглашение.
– Поступай, как считаешь нужным, – сказал он. – Я всегда доверял тебе во всем, что касалось наших дочерей.
В этот же день, в четыре часа, когда вся семья собралась за обеденным столом, мистер Таллант добродушно пошутил по поводу предстоящего отъезда Арабеллы, чем удивил всех присутствующих. Даже Бетси не осмелилась заикнуться об этом. Все знали, что папа не одобряет мамины планы. Но после того, как была прочитана молитва и семья уселась за длинный стол, а Арабелла не очень умело принялась за блюдо, так, что жареный цыпленок чуть не соскользнул с ее тарелки, мистер Таллант, подняв глаза, с едва заметной улыбкой сказал:
– Я думаю, Арабелле стоит поучиться обращаться с приборами, прежде чем она появится в обществе. Иначе не миновать конфуза. Еще немного, и твое блюдо оказалось бы на коленях соседа.
Арабелла покраснела и обиженно опустила голову. А София, первой придя в себя после слов отца, который с таким юмором обмолвился о предстоящей поездке, сказала:
– Но, папа, по-моему, это не имеет большого значения, поскольку в знатных домах за всем этим следят лакеи.
– Признаю свою ошибку, София, – кротко ответил отец.
– У леди Бридлингтон много лакеев? – спросила Бетси и даже зажмурилась, представив себе обстановку богатого дома.
– Они стоят возле каждого стула, – тут же ответил Бертрам. – А один будет постоянно ходить за Беллой, готовый выполнить любое ее желание, двое будут сопровождать ее экипаж, и еще около десятка будут выстраиваться в холле, когда ее светлости придется принимать гостей. В общем, когда Белла вернется к нам, она разучится даже поднимать свой носовой платок, помяните мое слово.
– Ну тогда я не знаю, как она будет вести себя в доме своей крестной, – недоверчиво произнесла Бетси.
– Я тоже не знаю, – пробормотала Арабелла.
– Я уверен, – сказал отец, – что она будет вести себя… хотя ты выбрала не очень удачное выражение, дитя мое, точно так же, как у себя дома.
Наступила тишина. Бертрам подмигивал Арабелле. Гарри тихонько толкал ее в бок локтем. Маргарет, которая до сих пор сидела с задумчивым видом, размышляя над словами отца, вдруг сказала:
– Да, папа, но я не представляю, как ей удастся это. Ведь жизнь в Лондоне очень отличается от той, к которой мы привыкли здесь. Я не удивлюсь, например, если Арабелле придется надевать бальные платья каждый вечер. И уж, конечно, она не будет помогать по хозяйству: печь, крахмалить рубахи, кормить цыплят, ну и все остальное.
– Я совсем не это имел в виду, – строго заметил отец.
– Значит, она совсем не будет там работать, – воскликнула Бетси. – О! Как бы я хотела, чтобы и у меня была богатая крестная!
Это неуместное замечание вызвало выражение крайнего неудовольствия на лице мистера Талланта. Все поняли, что нарисованная картина будущей жизни его дочери, наполненная лишь одними удовольствиями и развлечениями, ему совершенно не нравится. Несколько пар глаз сердито взглянули на Бетси, болтливость которой вывела папу из хорошего расположения духа. И теперь сестрам, конечно же, придется выслушать целую лекцию о вреде безделия и праздности. Но не успел отец произнести и слова, как вмешалась миссис Таллант. Сделав замечание младшей дочери, она весело сказала:
– Ну, я думаю, папа согласится, что Арабелла очень хорошая девочка и заслуживает такой жизни больше, чем кто-либо из вас. Честно говоря, я и не знаю, как буду обходиться без нее. Ведь я могла положиться на свою старшую дочь в любом деле. И кроме того – я подчеркиваю это для всех вас! – она никогда не обижается, никогда не жалуется и не упрямится. А если дело касается ее одежды, она считает, и совершенно справедливо, что лучше поберечь старую, чем покупать новую.
Эта пламенная речь, конечно, не доставила удовольствия сестрам Арабеллы, к которым, в общем-то, и была обращена. Однако на мистера Талланта она оказала положительное воздействие. Выражение его лица смягчилось. Он взглянул на Арабеллу и мягко произнес:
– Действительно, она ведь воспитывалась в нашем доме, и, конечно, принадлежит к тем людям, которые никогда не теряют голову.
Арабелла бросила на отца быстрый взгляд. В ее глазах стояли слезы. Он улыбнулся ей и добавил шутливым тоном:
– Если она не будет слишком болтлива и не станет использовать в своей речи некоторые выражения из лексикона братьев, ну и, конечно, не сделает какой-нибудь глупости, я уверен, мы не услышим от леди Бридлингтон, что поведение нашей дочери в Лондоне заслуживает серьезного осуждения.
Все дети вздохнули с облегчением, довольные тем, что им удалось избежать очередной папиной нотации. Они заулыбались, весело зашумели, желая показать отцу, что его шутка всем понравилась. Бертрам, воспользовавшись обстановкой, наклонился к Бетси и, сделав свирепое лицо, зашептал ей, что если она еще раз откроет рот, он забросит ее утром на середину пруда к уткам. Притихшая девочка просидела молча до конца обеда.
Когда все немного успокоилось, София с умным видом обратилась к отцу, попросив объяснить ей кое-что из «Истории Персии». Эту вещь сэра Джона Мэлкома мистер Таллант, который экономил на всем, кроме книг, недавно приобрел для своей библиотеки. Расчет Софии оказался верным: ее братья и сестры с недоумением уставились на нее, а мистер Таллант тут же пустился в пространные рассуждения по этому вопросу, забыв обо всем остальном. Изумление на лицах детей сменилось нескрываемой досадой, когда отец, вставая из-за стола, сказал, что он очень рад иметь дочь, у которой такой аналитический склад ума.
– А ведь София не прочла и слова из этой книги! – возмущенно заявил Бертрам, когда вместе с двумя сестрами уединился в спальне девочек после утомительного прослушивания отрывков из книги сэра Джона Мэлкома, которые их заставили читать вслух весь вечер в маленькой гостиной.
– Я читала! – возразила София, устроившись на краю своей постели, поджав ноги, за что непременно получила бы выговор от своей матери, если бы та видела ее позу.
Маргарет, которую всегда отправляли спать до вечернего чая, уже лежала в постели, поэтому массовое наказание чтением вслух ее не коснулось. Она села на кровати и, обхватив колени руками, наивно спросила:
– И зачем ты читала?
– Ну, в тот день мама должна была куда-то пойти и попросила меня посидеть в гостиной. Она ждала миссис Фарнхэм, – объяснила София. – От нечего делать я и взяла эту книгу.
Бертрам и сестры пристально глядели на Софию, и, по-видимому, объяснение показалось им правдоподобным. Они не стали больше уличать ее.
– Признаюсь, мне было очень неловко, когда папа сказал обо мне… ну, там, за столом, – проговорила Арабелла.
– Да, но ты же знаешь, Белла, он очень рассеянный, – сказала София, – и, наверное, забыл, что вы с Бертрамом вытворили на Рождество, и что он сказал о твоем наряде, когда вы выдрали у павлинов перья и украсили ими твою старую шляпку.
– Да, наверное, – сказала Арабелла упавшим голосом. – И все-таки, – сказала она, снова воодушевляясь, – он никогда не говорил, что я не имею понятия о приличном поведении. А ведь именно это он сказал тебе, София, когда обнаружил, что пуговицу от брюк Гарри подложила папе в постель ты!
Слова Арабеллы были настолько неопровержимы, что София так и не нашлась, что ответить.
Бертрам, молчавший до сих пор, неожиданно сказал:
– Поскольку вопрос о твоем отъезде в Лондон решен, я хочу сказать тебе кое-что, Белла.
Арабелла очень хорошо знала своего младшего брата, но сейчас она не могла удержаться и, умоляюще глядя на него, воскликнула:
– Что? Говори!
– Тебя может ждать там сюрприз! – сказал Бертрам таинственным голосом. – Обрати внимание, я не говорю – будет ждать, я говорю – может…
– Господи! Что ты имеешь в виду? Бертрам, миленький! Скажи мне!
– Что я – дурак? Девчонки всегда все разболтают.
– Я не разболтаю! Ты же знаешь. Ну, пожалуйста, Бертрам!
– Не обращай внимания, – посоветовала Маргарет, ложась на подушку. – Вечно он придумает какую-нибудь ерунду.
– Вы ошибаетесь, мисс, – недовольно ответил ей брат. – Но я все равно ничего не скажу! А для тебя, Белла, пусть не будет сюрпризом тот сюрприз, который ждет тебя в Лондоне.
Нелепость этой фразы так развеселила сестер, что они, забыв обо всем, громко расхохотались. К несчастью, их смех достиг ушей старой нянюшки, которая ту же вбежала в комнату и стала громко возмущаться бесстыдством некоторых молодых джентльменов, которые позволяют себе сидеть на постелях сестер. Бертрам, испугавшись, что она сообщит о его поведении маме, предпочел молча ретироваться. Таким образом, беседа была прервана на самом интересном месте. Нянюшка задула свечи и пригрозила, что если все это станет известно маме, ни о какой поездке в Лондон не будет даже и речи. Однако утром и все последующие дни в доме только и говорили о сборах Арабеллы, правда, когда этого не слышал папа. Видимо, миссис Таллант так и не узнала о поведении своих старших детей.
Главной и самой трудноразрешимой проблемой была необходимость собрать гардероб для девушки, впервые выезжающей в свет. Внимательное изучение модных журналов привело Арабеллу в отчаяние. Но миссис Таллант была настроена более оптимистично. Она приказала мальчику сходить за вездесущим Джозефом Экклессом и попросила, чтобы они вдвоем достали с чердака два больших чемодана. Джозеф, которого мистер Таллант нанял в первый год своей семейной жизни для сельскохозяйственных работ, считал себя оплотом этого дома и больше всего любил помогать дамам. Он был готов часами находиться в гардеробной, давая советы и высказывая замечания на своем йоркширском диалекте, до тех пор пока его мягко, но настойчиво не выпроваживали.
Когда чемоданы были открыты, по всей комнате распространился приятный запах камфоры. Под шуршащей папиросной бумагой скрывались несметные сокровища. В чемоданах хранились наряды и украшения, которые, как сказала мама, она носила еще тогда, когда была такой же молоденькой девушкой, как Арабелла. После замужества ей уже не пришлось надевать все это, но расстаться с нарядами она не решилась и, упаковав вещи, почти забыла о них.
Три молодые барышни с благоговением опустились на колени перед чемоданами, с восхищением глядя на их содержимое.
Чего там только не было! Страусиные перья всех оттенков; букетики искусственных цветов, палантин из горностая (правда, слегка пожелтевший от времени, но вполне пригодный для того, чтобы отделать старенькую мантилью Софии); целый моток прекрасного ручного кружева; шелковая мантия в которой Маргарет тут же закружилась по комнате; несколько локтей тесьмы, кисейные и кружевные шарфики, одноцветные и усыпанные блестками; коробка с разноцветными лентами и бантами, назначение и название которых мама уже и не помнила (правда, она сказала, что голубой цвет означает надежду, а розовый – любовь); шляпные ленты; муфта из перьев; бесчисленное количество вееров; ярко-красное теплое манто (как замечательно оно, должно быть, сидело на маме!); и бархатная накидка, отделанная изумительным соболем, – свадебный подарок маме, который, впрочем, она почти не носила, «потому что, девочки мои, – объясняла она теперь дочерям, – такой вещи не было даже у вашей тети, а она все-таки была женой сквайра и страшно завидовала мне. А я не хотела ее обижать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42