Ей не хотелось сейчас общаться с Тоцци, а если она будет слишком много шевелиться, он с ней заговорит, станет опять проявлять внимание. Почему мужчины так любят проявлять внимание? Конечно, потому, что им от вас что-нибудь надо. Но почему они всегда проявляли внимание к ней? Она-то ведь настоящая стерва.
Джина чувствовала тепло тела Тоцци – они лежали почти рядом, хотя он и старался сохранить между ними расстояние. Наверное, понял наконец, что она стерва.
Правда, это не остановило его в тот день после церемонии крещения, у нее дома.
А может, она и была тогда не такой уж стервой. Он ей действительно нравился. Немного. Даже больше, чем немного. Он ей действительно нравился. Очень. И ей казалось, что он тоже заинтересовался ею. Не только чтобы потрахаться. Хотя и этого ей тоже хотелось. С последнего раза прошло слишком много времени.
Но потом, когда они встали с дивана и бродили по комнате, подбирая одежду, стала ощущаться какая-то неловкость. Типа того, а что дальше? Тут зазвонил телефон, он услышал голос Беллза на автоответчике, и она почувствовала, как он напрягся. В тот момент она подумала, что он ревнует, но позже, когда выяснила у Живчика, что они с Майком партнеры по бизнесу и хотят получить ссуду у Беллза, она поняла, что этот ублюдок пришел к ней совсем не потому, что она ему понравилась. Он пришел из-за Живчика. Что-то типа создания деловой сети. Укрепления отношений. Более тесных связей с семьей.
А теперь выясняется, что он и вовсе шпионил. Коп, втирающийся в доверие людей, чтобы собирать о них информацию. Сама она ничего для него не значит. Он ее просто использовал.
Кроме, может быть, того раза. Тогда он казался искренним. Был нежным. Забавным. Копов ведь не учат актерскому мастерству?
Она немного повернула голову, чтобы краем глаза видеть Тоцци. Солнечный свет ослепил ее, и ей пришлось прикрыть глаза рукой.
Этот глупец смотрел на нее.
– С тобой все в порядке, Джина?
Она отвернулась и вздохнула. Теперь-то что ему от нее надо?
– С тобой все в порядке? – повторил он.
– Помолчи. – Она знала, что ведет себя как последняя стерва, но ничего не могла с собой поделать. Такая уж у нее манера разговаривать.
Он выдохнул, и она почувствовала его дыхание на своей шее. Он снова дернул за цепь, как будто на сей раз она могла отцепиться. По волшебству, что ли? Он это делает только для нее. Чтобы показать, какой он заботливый, как беспокоится о ней, хочет ее спасти. Лучше бы прекратил все это, на нее это не производит впечатления. Кроме того, всякий раз, когда он дергал цепь, наручники врезались в запястье и ей становилось еще больнее.
В батарее зашипело. Джина вытянула руку и потрогала трубу. Горячая. Что ж, по крайней мере, они не умрут от холода. Но можно обжечься.
– Не трогай трубу, – сказал Тоцци. – Обожжешься.
Она стиснула зубы и снова прикоснулась к трубе. Назло.
Он снова раздраженно вздохнул. Почему бы ему просто не сказать ей, что она стерва? Ведь именно так он и думает.
Она почувствовала, как он заерзал: вытянув шею, осматривал комнату.
– Не видишь никакой железки, куска трубы или чего-нибудь в этом роде?
Она посмотрела на него.
– А ты что, хочешь удлинить батарею?
Он сделал гримасу.
– Может, удастся разбить трубу и освободиться.
Она закрыла глаза и покачала головой. Еще одно типично мужское занятие. Что-нибудь чинить. Им нужны инструменты. Интересно, какие «инструменты» держит здесь Беллз? Разделочные ножи или еще что-нибудь?
– С твоей стороны ничего не лежит?
– Неужели ты действительно думаешь, что можно разбить трубу куском деревяшки?
– Здание старое. Этим трубам лет сто...
– Ты что, инспектор по строительству?
– А тебе трудно немножко помочь? Я ведь пытаюсь найти какой-то выход. – Он был очень зол, но все еще не называл ее стервой. Наверное, слишком хорошо воспитан. Да, точно.
Она повернулась и посмотрела ему в лицо.
– Можно мне кое о чем у тебя спросить?
– Мы что, перешли на официальный язык?
– Мне просто хочется выяснить перед смертью одну вещь. В тот день, когда мы пошли ко мне. Ты лег со мной в постель потому, что это входило в твое задание, или потому, что действительно этого хотел?
– Что?
– Безо всяких «что». Просто ответь.
Его лицо стало серьезным.
– Я не занимаюсь любовью по заданию. Ты мне по-настоящему нравилась. И нравишься до сих пор.
Она, не удержавшись, рассмеялась. Даже закрыла глаза, потому что не могла видеть его физиономию, такую серьезную, такую... типичную. И где только мужчин учат всей этой ерунде?
– Рад, что тебе это кажется забавным. – В его голосе была обида.
Она не могла остановиться. Он заговорил громче:
– Я пытался вести себя с тобой по-человечески. Искренне. Но каждый раз ты меня отпихивала.
– Прекрати. – Она ухватилась за живот. – Прекрати. – Она боялась, что от смеха у нее пупок развяжется.
– Ты мне по-настоящему нравилась, Джина. И я был настолько глуп, что думал, будто и ты испытываешь что-то ко мне. Дурак же я. Не представлял, что у тебя было что-то с Беллзом.
Она перестала смеяться и зло уставилась на него. Как он смеет предполагать, что их с Беллзом может что-то связывать?
– Ты такое дерьмо...
– Я не дерьмо. Это ты относилась ко мне как к партнеру на одну ночь. Сколько раз я звонил тебе, куда-то приглашал? Я старался, Джина, но я тебе не нужен.
Она не верила ни единому его слову. Он просто хотел переспать с ней. Он думал, она шлюха. Да и то сказать, она вела себя как шлюха.
Он пожал плечами:
– Тебе абсолютно наплевать на меня. – Он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.
Быстрым движением она отбросила волосы с лица и надела очки.
– И ты думаешь, я тебе поверю?
– Да.
– Ты на самом деле... что-то чувствовал ко мне?
– Да.
– И не только в то воскресенье? Я хочу сказать, но и после?
– Да!
– Ты думал, у нас могло бы получиться что-то вроде дружбы? Что-то постоянное?
– Да!
– Правда?
– Да!
– Так докажи это. Если мне суждено умереть сегодня вечером, я хочу еще раз заняться любовью и хотя бы один раз в жизни хочу быть уверенной, что это – настоящее. – Внутри у нее все дрожало.
– Ты не умрешь сегодня вечером. Джина. Выбрось это из головы.
– Не успокаивай меня. Ты не отец мне, черт возьми. Сделай это или заткнись. Если то, что ты мне говорил, не туфта.
– Это не туфта. Это правда, все до единого слова. – Его лицо раскраснелось. Глубоко посаженные глаза горели.
– Тогда поцелуй меня. Люби меня. Я хочу знать, что хотя бы раз в жизни меня по-настоящему любили. – Глядя ему прямо в глаза, одной рукой она обхватила его за пояс. Она была абсолютно серьезна.
– Но...
Никаких чертовых «но», подумала она, приблизив к нему лицо и целуя его так крепко, что поцелуй походил на укус. Свободную руку он положил ей на спину, затем провел ею до затылка. Она потянула за ремень, впиваясь губами в его лицо, боясь услышать звук поднимающегося лифта. Тогда все кончится.
Тоцци отвернул голову, чтобы избежать ее поцелуя.
– Подожди, – сказал он. – Расслабься.
– Не могу. Нет времени. – В горле у нее застрял комок. Ей хотелось заплакать, но она не станет этого делать, во всяком случае не сейчас. Она откинула голову назад, потянувшись своими губами к его.
Он еще крепче прижал ее к себе, снова положив руку ей на спину, и зарылся лицом в ее шею. Но он был слишком нежен. Нежность ей не нужна. Она хотела страсти. Изогнувшись, Джина снова припала к его губам.
– Может, по крайней мере, снимешь очки? – спросил Тоцци.
– Нет. На этот раз я хочу видеть, что делаю.
– О!
Она отыскала его губы и захватила в кулак волосы на его затылке. Она не отпустит его. Он не должен видеть ее слез.
* * *
Когда Тоцци открыл глаза, было темно. Холодный зеленоватый свет уличных фонарей сквозь окна проникал на чердак. Джина смотрела на него, ее очки поблескивали в полумраке. Вероятно, он задремал.
– Извини, – сказал он, откашлявшись.
– За что?
– За то, что заснул.
Она не ответила, но Тоцци показалось, что она пожала плечами, хотя наверняка он сказать не мог – ее рука была запрокинута за голову.
Ее блузка была застегнута, слаксы натянуты. Откинувшись назад, Тоцци начал застегивать «молнию» на брюках. Сделать это одной рукой оказалось не так просто. Джина протянула руку и помогла ему застегнуть пуговицу на поясе. Он ожидал, что она снова выйдет из себя, но она казалась спокойной. По правде сказать, ей не из-за чего злиться. Конечно, если она чувствовала то же, что и он. А что касается его... Может, все дело было в наручниках, или подействовала мысль о том, что, вероятно, он занимается сексом в последний раз в жизни, или же сыграло роль волнение оттого, что в любую минуту мог вернуться Беллз, но эти минуты вместе с Джиной Дефреско были невероятными. Он и раньше испытывал блаженство от близости с женщинами, но на этот раз он побывал в раю.
Очень плохо, что он ей по-настоящему не нравится. Все могло бы быть еще лучше.
Засунув края рубашки в брюки, он протянул руку к ней и убрал пряди волос за ухо, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Сделай мне одолжение, – сказала Джина. Ее голос был хриплым и тихим.
– Конечно.
– Не говори, что любишь меня.
– Почему?
– Не говори, и все.
– Почему?
– Потому, что я не хочу этого слышать.
– А если это действительно так?
– Тебе это только кажется. Поэтому лучше молчи.
Тоцци перебирал пальцами ее волосы.
– Знаешь, с тобой не соскучишься.
– Перестань. Ты сейчас разгорячен, потому и хочешь это сказать, но я не хочу этого слышать.
– Почему же?
– Потому что это ничего не значит. После постели мужчины всегда влюблены. Как собаки. Когда накормишь собаку, она такая хорошая. А все-остальное время писает на ковер. (Тоцци выпустил ее волосы.) Я ничего не имею против тебя лично, Майк. Ты такой, какой есть. Этого не исправишь.
Он стиснул зубы. Она разрушала то, что было самым невероятным сексуальным ощущением в его жизни. И делала это нарочно. Не может просто наслаждаться тем, что есть. Нет, ей надо все растоптать. Не может просто заткнуться и, по крайней мере, дать ему возможность поверить в то, что в последние минуты жизни он наконец нашел любовь. Или начало того, что могло стать любовью. Или...
Дерьмо. Он становится таким же чокнутым, как она.
Джина подняла голову и приподнялась на локте.
– Как ты думаешь, что случилось с Беллзом? – Теперь уже она говорила громко, и это разозлило Тоцци. Очевидно, сексуальная интермедия закончена.
Тоцци поднес запястье к свету.
– Когда он ушел? Около двух часов назад?
– Сколько времени нужно, чтобы купить клейкую ленту? – Ее слова прозвучали так, будто ей не терпелось перейти к этой части программы. Секс уже был, настало время насилия.
Может, Беллз и в самом деле превратился в летучую мышь, подумал Тоцци.
– Возможно, он ждет, когда взойдет луна.
– Беллз ничего никогда не ждет. Ты ведь слышал. – Голос ее звучал сердито и возмущенно, будто она говорила сама с собой. – Этот ублюдок делает только то, что он хочет и когда хочет. И только так.
Интересно, она в этом убедилась на собственном опыте? – подумал Тоцци. Ему до смерти хотелось знать, что же связывало ее с Беллзом, но он был уверен, что, если спросит ее об этом, не получит вразумительного ответа. По правде сказать, в этот момент он не был уверен, что так уж хочет это знать. Золотая цепочка со свадебным кольцом вокруг ее шеи тускло поблескивала в зеленоватом свете. У Тоцци было такое чувство, что правда об их отношениях может ему не понравиться. Он сжал кулак и в раздражении дернул за цепь.
– Может, перестанешь это делать? Ты мне руку из сустава выдернешь. Это ничего не изменит.
Тоцци уставился на цепь. Она блестела ярче, чем свадебная цепочка. Интересно, какой величины тут зазор? Двадцать дюймов? Тридцать? Трудно сказать. Его глаза скользнули к талии Джины.
– Давай-ка попробуем кое-что сделать. – Он начал протаскивать пальто через петлю, образованную цепью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Джина чувствовала тепло тела Тоцци – они лежали почти рядом, хотя он и старался сохранить между ними расстояние. Наверное, понял наконец, что она стерва.
Правда, это не остановило его в тот день после церемонии крещения, у нее дома.
А может, она и была тогда не такой уж стервой. Он ей действительно нравился. Немного. Даже больше, чем немного. Он ей действительно нравился. Очень. И ей казалось, что он тоже заинтересовался ею. Не только чтобы потрахаться. Хотя и этого ей тоже хотелось. С последнего раза прошло слишком много времени.
Но потом, когда они встали с дивана и бродили по комнате, подбирая одежду, стала ощущаться какая-то неловкость. Типа того, а что дальше? Тут зазвонил телефон, он услышал голос Беллза на автоответчике, и она почувствовала, как он напрягся. В тот момент она подумала, что он ревнует, но позже, когда выяснила у Живчика, что они с Майком партнеры по бизнесу и хотят получить ссуду у Беллза, она поняла, что этот ублюдок пришел к ней совсем не потому, что она ему понравилась. Он пришел из-за Живчика. Что-то типа создания деловой сети. Укрепления отношений. Более тесных связей с семьей.
А теперь выясняется, что он и вовсе шпионил. Коп, втирающийся в доверие людей, чтобы собирать о них информацию. Сама она ничего для него не значит. Он ее просто использовал.
Кроме, может быть, того раза. Тогда он казался искренним. Был нежным. Забавным. Копов ведь не учат актерскому мастерству?
Она немного повернула голову, чтобы краем глаза видеть Тоцци. Солнечный свет ослепил ее, и ей пришлось прикрыть глаза рукой.
Этот глупец смотрел на нее.
– С тобой все в порядке, Джина?
Она отвернулась и вздохнула. Теперь-то что ему от нее надо?
– С тобой все в порядке? – повторил он.
– Помолчи. – Она знала, что ведет себя как последняя стерва, но ничего не могла с собой поделать. Такая уж у нее манера разговаривать.
Он выдохнул, и она почувствовала его дыхание на своей шее. Он снова дернул за цепь, как будто на сей раз она могла отцепиться. По волшебству, что ли? Он это делает только для нее. Чтобы показать, какой он заботливый, как беспокоится о ней, хочет ее спасти. Лучше бы прекратил все это, на нее это не производит впечатления. Кроме того, всякий раз, когда он дергал цепь, наручники врезались в запястье и ей становилось еще больнее.
В батарее зашипело. Джина вытянула руку и потрогала трубу. Горячая. Что ж, по крайней мере, они не умрут от холода. Но можно обжечься.
– Не трогай трубу, – сказал Тоцци. – Обожжешься.
Она стиснула зубы и снова прикоснулась к трубе. Назло.
Он снова раздраженно вздохнул. Почему бы ему просто не сказать ей, что она стерва? Ведь именно так он и думает.
Она почувствовала, как он заерзал: вытянув шею, осматривал комнату.
– Не видишь никакой железки, куска трубы или чего-нибудь в этом роде?
Она посмотрела на него.
– А ты что, хочешь удлинить батарею?
Он сделал гримасу.
– Может, удастся разбить трубу и освободиться.
Она закрыла глаза и покачала головой. Еще одно типично мужское занятие. Что-нибудь чинить. Им нужны инструменты. Интересно, какие «инструменты» держит здесь Беллз? Разделочные ножи или еще что-нибудь?
– С твоей стороны ничего не лежит?
– Неужели ты действительно думаешь, что можно разбить трубу куском деревяшки?
– Здание старое. Этим трубам лет сто...
– Ты что, инспектор по строительству?
– А тебе трудно немножко помочь? Я ведь пытаюсь найти какой-то выход. – Он был очень зол, но все еще не называл ее стервой. Наверное, слишком хорошо воспитан. Да, точно.
Она повернулась и посмотрела ему в лицо.
– Можно мне кое о чем у тебя спросить?
– Мы что, перешли на официальный язык?
– Мне просто хочется выяснить перед смертью одну вещь. В тот день, когда мы пошли ко мне. Ты лег со мной в постель потому, что это входило в твое задание, или потому, что действительно этого хотел?
– Что?
– Безо всяких «что». Просто ответь.
Его лицо стало серьезным.
– Я не занимаюсь любовью по заданию. Ты мне по-настоящему нравилась. И нравишься до сих пор.
Она, не удержавшись, рассмеялась. Даже закрыла глаза, потому что не могла видеть его физиономию, такую серьезную, такую... типичную. И где только мужчин учат всей этой ерунде?
– Рад, что тебе это кажется забавным. – В его голосе была обида.
Она не могла остановиться. Он заговорил громче:
– Я пытался вести себя с тобой по-человечески. Искренне. Но каждый раз ты меня отпихивала.
– Прекрати. – Она ухватилась за живот. – Прекрати. – Она боялась, что от смеха у нее пупок развяжется.
– Ты мне по-настоящему нравилась, Джина. И я был настолько глуп, что думал, будто и ты испытываешь что-то ко мне. Дурак же я. Не представлял, что у тебя было что-то с Беллзом.
Она перестала смеяться и зло уставилась на него. Как он смеет предполагать, что их с Беллзом может что-то связывать?
– Ты такое дерьмо...
– Я не дерьмо. Это ты относилась ко мне как к партнеру на одну ночь. Сколько раз я звонил тебе, куда-то приглашал? Я старался, Джина, но я тебе не нужен.
Она не верила ни единому его слову. Он просто хотел переспать с ней. Он думал, она шлюха. Да и то сказать, она вела себя как шлюха.
Он пожал плечами:
– Тебе абсолютно наплевать на меня. – Он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.
Быстрым движением она отбросила волосы с лица и надела очки.
– И ты думаешь, я тебе поверю?
– Да.
– Ты на самом деле... что-то чувствовал ко мне?
– Да.
– И не только в то воскресенье? Я хочу сказать, но и после?
– Да!
– Ты думал, у нас могло бы получиться что-то вроде дружбы? Что-то постоянное?
– Да!
– Правда?
– Да!
– Так докажи это. Если мне суждено умереть сегодня вечером, я хочу еще раз заняться любовью и хотя бы один раз в жизни хочу быть уверенной, что это – настоящее. – Внутри у нее все дрожало.
– Ты не умрешь сегодня вечером. Джина. Выбрось это из головы.
– Не успокаивай меня. Ты не отец мне, черт возьми. Сделай это или заткнись. Если то, что ты мне говорил, не туфта.
– Это не туфта. Это правда, все до единого слова. – Его лицо раскраснелось. Глубоко посаженные глаза горели.
– Тогда поцелуй меня. Люби меня. Я хочу знать, что хотя бы раз в жизни меня по-настоящему любили. – Глядя ему прямо в глаза, одной рукой она обхватила его за пояс. Она была абсолютно серьезна.
– Но...
Никаких чертовых «но», подумала она, приблизив к нему лицо и целуя его так крепко, что поцелуй походил на укус. Свободную руку он положил ей на спину, затем провел ею до затылка. Она потянула за ремень, впиваясь губами в его лицо, боясь услышать звук поднимающегося лифта. Тогда все кончится.
Тоцци отвернул голову, чтобы избежать ее поцелуя.
– Подожди, – сказал он. – Расслабься.
– Не могу. Нет времени. – В горле у нее застрял комок. Ей хотелось заплакать, но она не станет этого делать, во всяком случае не сейчас. Она откинула голову назад, потянувшись своими губами к его.
Он еще крепче прижал ее к себе, снова положив руку ей на спину, и зарылся лицом в ее шею. Но он был слишком нежен. Нежность ей не нужна. Она хотела страсти. Изогнувшись, Джина снова припала к его губам.
– Может, по крайней мере, снимешь очки? – спросил Тоцци.
– Нет. На этот раз я хочу видеть, что делаю.
– О!
Она отыскала его губы и захватила в кулак волосы на его затылке. Она не отпустит его. Он не должен видеть ее слез.
* * *
Когда Тоцци открыл глаза, было темно. Холодный зеленоватый свет уличных фонарей сквозь окна проникал на чердак. Джина смотрела на него, ее очки поблескивали в полумраке. Вероятно, он задремал.
– Извини, – сказал он, откашлявшись.
– За что?
– За то, что заснул.
Она не ответила, но Тоцци показалось, что она пожала плечами, хотя наверняка он сказать не мог – ее рука была запрокинута за голову.
Ее блузка была застегнута, слаксы натянуты. Откинувшись назад, Тоцци начал застегивать «молнию» на брюках. Сделать это одной рукой оказалось не так просто. Джина протянула руку и помогла ему застегнуть пуговицу на поясе. Он ожидал, что она снова выйдет из себя, но она казалась спокойной. По правде сказать, ей не из-за чего злиться. Конечно, если она чувствовала то же, что и он. А что касается его... Может, все дело было в наручниках, или подействовала мысль о том, что, вероятно, он занимается сексом в последний раз в жизни, или же сыграло роль волнение оттого, что в любую минуту мог вернуться Беллз, но эти минуты вместе с Джиной Дефреско были невероятными. Он и раньше испытывал блаженство от близости с женщинами, но на этот раз он побывал в раю.
Очень плохо, что он ей по-настоящему не нравится. Все могло бы быть еще лучше.
Засунув края рубашки в брюки, он протянул руку к ней и убрал пряди волос за ухо, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Сделай мне одолжение, – сказала Джина. Ее голос был хриплым и тихим.
– Конечно.
– Не говори, что любишь меня.
– Почему?
– Не говори, и все.
– Почему?
– Потому, что я не хочу этого слышать.
– А если это действительно так?
– Тебе это только кажется. Поэтому лучше молчи.
Тоцци перебирал пальцами ее волосы.
– Знаешь, с тобой не соскучишься.
– Перестань. Ты сейчас разгорячен, потому и хочешь это сказать, но я не хочу этого слышать.
– Почему же?
– Потому что это ничего не значит. После постели мужчины всегда влюблены. Как собаки. Когда накормишь собаку, она такая хорошая. А все-остальное время писает на ковер. (Тоцци выпустил ее волосы.) Я ничего не имею против тебя лично, Майк. Ты такой, какой есть. Этого не исправишь.
Он стиснул зубы. Она разрушала то, что было самым невероятным сексуальным ощущением в его жизни. И делала это нарочно. Не может просто наслаждаться тем, что есть. Нет, ей надо все растоптать. Не может просто заткнуться и, по крайней мере, дать ему возможность поверить в то, что в последние минуты жизни он наконец нашел любовь. Или начало того, что могло стать любовью. Или...
Дерьмо. Он становится таким же чокнутым, как она.
Джина подняла голову и приподнялась на локте.
– Как ты думаешь, что случилось с Беллзом? – Теперь уже она говорила громко, и это разозлило Тоцци. Очевидно, сексуальная интермедия закончена.
Тоцци поднес запястье к свету.
– Когда он ушел? Около двух часов назад?
– Сколько времени нужно, чтобы купить клейкую ленту? – Ее слова прозвучали так, будто ей не терпелось перейти к этой части программы. Секс уже был, настало время насилия.
Может, Беллз и в самом деле превратился в летучую мышь, подумал Тоцци.
– Возможно, он ждет, когда взойдет луна.
– Беллз ничего никогда не ждет. Ты ведь слышал. – Голос ее звучал сердито и возмущенно, будто она говорила сама с собой. – Этот ублюдок делает только то, что он хочет и когда хочет. И только так.
Интересно, она в этом убедилась на собственном опыте? – подумал Тоцци. Ему до смерти хотелось знать, что же связывало ее с Беллзом, но он был уверен, что, если спросит ее об этом, не получит вразумительного ответа. По правде сказать, в этот момент он не был уверен, что так уж хочет это знать. Золотая цепочка со свадебным кольцом вокруг ее шеи тускло поблескивала в зеленоватом свете. У Тоцци было такое чувство, что правда об их отношениях может ему не понравиться. Он сжал кулак и в раздражении дернул за цепь.
– Может, перестанешь это делать? Ты мне руку из сустава выдернешь. Это ничего не изменит.
Тоцци уставился на цепь. Она блестела ярче, чем свадебная цепочка. Интересно, какой величины тут зазор? Двадцать дюймов? Тридцать? Трудно сказать. Его глаза скользнули к талии Джины.
– Давай-ка попробуем кое-что сделать. – Он начал протаскивать пальто через петлю, образованную цепью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39