— Он был у вас во время убийства Айрин?
— Да пришел, думал, что она здесь. Я беспокоилась не меньше, чем он, и не хотела звонить в полицию, чтобы его выпроводили, поэтому позволила ему остаться. Но потом все равно явились полицейские и сообщили, что Айрин убита, и мне пришлось подтвердить его алиби.
— Может, он на это и рассчитывал? — спросил я. Сначала она удивилась, потом задумалась, но в конце концов покачала головой.
— Нет, сэр, это не в его стиле. Он тут несколько часов распространялся о том, что с ней сделает, когда они встретятся, и он явно не шутил. Нет, это на него не похоже.
— Я так и думал. — Я покачал головой. — Не знаю, о чем еще вас можно спросить. У нее не было друзей, не было врагов, вообще не было жизни помимо Джима Колдвелла, героина и иногда вас. Но ее кто-то убил, и я никак не могу вычислить убийцу.
— Простите мне эти слова, — заметила она, — но, может, как считают в полиции, это все-таки сделала ваша родственница?
— Нет. С тех пор еще очень многое произошло. — Я отхлебнул еще чаю. — Поверьте, все упирается в вашу сестру. В ее жизни должен был быть еще кто-то. Может, старый школьный приятель, бывший любовник — словом, кто-то где-то. Айрин когда-нибудь была замужем?
— Нет, сэр. Айрин села на иглу, когда ей было пятнадцать лет, тогда же она и пошла на панель. — Поколебавшись, она добавила:
— Мне не очень приятно об этом говорить, поскольку отчасти тут есть и моя вина. Айрин была младшей в семье, понимаете, когда она родилась, мне было десять лет, и, казалось, ей никогда меня не достать. Моя мама только и говорила:
"Айрин, посмотри на Сьюэен, бери пример со Сьюзен, делай, как Сьюзен, когда ты наконец станешь такой, как Сьюзен”, и все такое. И, естественно, поскольку я сама была ребенком, мне это нравилось, я задирала нос и старалась не давать ей проходу. Поэтому она пошла на улицу, связалась с нехорошей компанией, и вот что получилось. А я иногда думаю, если бы я лучше к ней относилась, когда мы были детьми, все могло бы быть иначе. — Она покачала головой и взяла в руки стакан с чаем. — Но, мне кажется, и мама была не права, что всегда ее так принижала.
— Иногда родителям самим трудно понять, что хорошо для их детей, а что — плохо, — заметил я.
— Мне ли этого не знать. Да, сэр. Ты говоришь себе: у меня-то все будет по-другому, уж я-то не повторю ошибок моей матери. И что же получается? Делаешь другие ошибки, свои собственные.
Я допил чай и сказал:
— Ну что ж, спасибо, миссис Томпсон. Спасибо, что уделили мне время.
— Не стоит благодарности. Всегда буду рада вам помочь, звоните, сделаю все, что в моих силах. А если вы сможете найти того, кто на самом деле убил бедняжку Айрин, ну, это было бы здорово. То есть я помню, что сказала, мол, хорошо, что она отмучилась, но все-таки — за что же ее так зверски зарезали. Тот, кто это сделал, должен получить по заслугам.
— Надеюсь, что получит. Можно мне перед уходом от вас позвонить?
— Да, конечно. Там, на стене. Я бы вас провела в гостиную, но вы оттуда ничего не услышите.
— Ничего страшного. — Я подошел к холодильнику, рядом с которым на стене висел белый телефон.
— Не буду вам мешать, — сказала она, поднимаясь из-за стола.
— Нет-нет, оставайтесь, я просто позвоню домой, — попросил я.
— Мне все равно нужно поговорить с мальчишками, — сказала она. — Должны же они когда-нибудь остановиться. — Она поспешила прочь из кухни, дверь слегка качнулась ей вслед.
— Что ты думаешь? — спросил я у Халмера.
Он выглядел удивленным.
— Вы хотите сказать, не врет ли она?
— Естественно, нет. Она сказала всю правду, какую знала. Вопрос в том, много ли она знает?
— Вы меня спрашиваете?
— Я сам с собой разговариваю, Халмер, — ответил я. — Извини, мне просто нужно было к кому-то обратиться. — Я отвернулся и набрал свой домашний номер. Мне хотелось знать, не звонил ли кто-нибудь из моих старых приятелей-полицейских — может, появились новости про Вилфорда и Айрин Боулз — и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой, ночью осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.
У меня за спиной послышался голос Халмера:
— Сдается, она неплохо знала свою сестричку.
— И мне тоже сдается, — сказал я. — Что осложняет дело. Тут Кейт подошла к телефону, и я сказал:
— Привет, это я. Кто-нибудь звонил?
— Митч, — произнесла она изменившимся голосом, — тут два...
— Что?
Вмешался другой голос:
— Тобин? — мужской, грубоватый, властный.
— Кто это?
— Инспектор второй категории Вагнер. Откуда вы звоните?
— Из Манхэттена. А в чем дело?
— С вами хочет поговорить капитан Дрисколл.
— Дрисколл? А, этот. О чем?
— Этого мне знать не положено, — ответил он. — Он дал мне ваш адрес, я на машине, могу за вами заехать.
— В этом нет необходимости, я сам доберусь. Где он, снова в Куинсе?
— Нет, в участке. Знаете, где находится двадцать седьмой участок?
— Нет.
— На Кармин-стрит, сразу как свернете с Седьмой авеню. К западу от Седьмой.
— Хорошо. Он сейчас там?
— Да.
Я взглянул на часы. Было почти полшестого.
— Сейчас — час пик, — сказал я. — Я могу немного задержаться. Я в Гарлеме. Выезжаю.
— Я позвоню капитану, — сказал он.
— Будьте добры, позовите мою жену к телефону.
— Конечно.
Кейт, взяв трубку, спросила:
— Митч? Что-нибудь случилось?
— Не знаю. Поеду к Дрисколлу и выясню, чего ему нужно. Потом перезвоню тебе.
— Митч, звонила Рита Кеннели, они выпустили Робин.
— Что они сделали?
— Она сказала, что это произошло через пять минут после того, как ты ушел; пришел человек в штатском и сказал, что Робин освобождается из-под ареста, через час принесут официальные бумаги и она свободна. Теперь они договариваются, чтобы ее перевели в частную клинику.
Что-то произошло. Интересно знать, что именно и имеет ли это какое-то отношение к тому, что меня вызывает Дрисколл.
— Что ж, я, пожалуй, поеду, Кейт. Как только выясню, в чем дело, сразу тебе позвоню. — Повесив трубку, я обратился к Халмеру:
— Отвезешь меня обратно в Виллидж?
— Конечно, — сказал он, поднимаясь на ноги. — У вас такой вид, будто что-то случилось.
— Случилось.
— Что? То есть можно мне узнать?
— Я сам бы хотел узнать, — ответил я ему.
Глава 23
Халмер остановился за квартал до полицейского участка и сказал, что подождет меня.
— Это совсем не обязательно, — ответил я. — Я не знаю, сколько я там пробуду, а оттуда я собираюсь прямо домой, в Куинс.
— Ничего, мне все равно нечего делать.
— А как же “Частица Востока”? Ты же должен там работать.
— Пускай Вики повкалывает, — заявил он. — Ей не вредно сбросить лишний жирок. Правда, мистер Тобин, я лучше с вами побуду. Мне интересно смотреть, как вы работаете.
— Да ты что? От меня сегодня не очень-то много толку было.
— Вы слишком прибедняетесь, — возразил он.
— Это невозможно.
Он, рассмеявшись, сказал:
— Ну все равно я с вами побуду. Какого черта, если Робин отпускают, может, они теперь сцапали того, кого надо, стоит подождать, чтобы об этом услышать.
— Ну ладно, хорошо. Спасибо.
— Рад вам помочь, — сказал он в ответ, и, видимо, от чистого сердца.
Я вылез из машины и направился к участку. Это было здание из красного кирпича, четырехэтажное, с черными ступеньками. Построено оно было приблизительно в то же время, что и тот участок, в котором я числился в течение последних семи лет службы в полиции; во всяком случае, оно здорово напоминало то, другое здание, и пока приближался к нему, у меня возникло ощущение — словно время двинулось вспять и все возвращается на круги своя. Я продолжал нести службу, Джок Стиган был жив, моя тайная связь с Линдой Кемпбелл все еще не раскрыта, а жизнь не утратила смысла.
Но прошлого не вернешь. Это был не мой участок; я назвал свое имя дежурному и попросил, чтобы меня проводили в кабинет капитана Дрисколла. Сержант набрал какой-то номер и предложил мне подождать на скамейке.
Я сел и стал ждать. Вошли двое в штатском, сопровождая маленького человека в наручниках с узким, похожим на мордочку хорька, лицом. Вышел какой-то офицер в форме, рассеянный и озабоченный, видимо получивший только что нагоняй от начальства. По лестнице спустились еще двое в штатском, подошли ко мне и спросили, я ли мистер Тобин.
Я поднялся со скамьи:
— Да, это я.
— Пройдемте с нами.
Мы поднялись по лестнице в комнату для допросов, квадратную и пустую, если не считать нескольких стульев и допотопного обшарпанного стола у стены.
— Подождите здесь, — сказал один из них и вышел из комнаты.
Я почуял недоброе. Сопровождая меня сюда, они оба, казалось, держались настороже. И зачем приводить меня в комнату для допросов, а не в кабинет капитана Дрисколла? И какой смысл оставлять здесь одного?
Ответ напрашивался сам собой: им известно, что я — бывший полицейский, на моей совести гибель напарника, за что меня выгнали с позором со службы. В этом здании я не найду друзей, а только одни воспоминания, острые как нож.
Не находя себе места, я мерил комнату шагами. Скорее бы все это кончилось. Робин теперь свободна, а ее не освободили бы, не найдя ей достойную замену. Только вот кого?
Меня?
При этой мысли я остановился. Неужели они подозревают меня? Вот, значит, почему они освободили Робин, почему хотели допросить меня, вот почему так настороженно держались и привели в комнату для допросов, которая одновременно вызвала у меня воспоминания о горьком прошлом и о том странном помещении, где я впервые встретился с епископом Джонсоном?
Меня заставили томиться в ожидании четверть часа, а когда наконец дверь открылась и вошли пять человек, я понял, что угадал.
— Мне сказали, что капитан Дрисколл желает со мной поговорить, — обратился я к ним. Хотя знал, что капитана не увижу.
— Поговорите сначала с нами, — предложил один из них.
— Садитесь, мистер Тобин, — добавил другой. — Это не займет много времени.
Глава 24
Это действительно заняло совсем немного времени — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы пройти все формальности. Еще не так давно меня могли бы подвергнуть в этой комнате пятнадцатичасовой процедуре допроса несколькими детективами, сменяющими друг друга, но теперь полицию все жестче заставляли соблюдать законы, в том числе и те, что ограничивают их власть и защищают тех людей — вроде меня, — чья виновность еще не доказана.
Итак, мне подробно зачитали мои права и посоветовали связаться со своим адвокатом. Когда я заявил, что не собираюсь делать ничего подобного, один из детективов, обращаясь как бы к другому, намекнул:
— Когда-то защитники готовились к слушанию в суде. Теперь думают только о том, как подать апелляцию.
Тот, который объяснял мне мои права, посоветовал:
— Я настоятельно рекомендую вам обратиться к своему адвокату, мистер Тобин. Может, вы этого не понимаете, но вам грозят крупные неприятности.
— Вряд ли, — возразил я. Ко мне обратился еще один:
— Вы думаете, мы все здесь собрались затем, чтобы дурака валять?
Я ответил ему:
— Я думаю, что вы здесь, ребята, собрались из-за того, что вас ввели в заблуждение. Какая разница, что я здесь скажу, мне вас все равно не переубедить. Вызывать адвоката не стану потому, что нахожусь здесь по ошибке — и самое худшее, что мне грозит — это провести несколько часов в камере. Я могу даже подыграть вам, если хотите, и сознаться во всем, в чем вы будете меня обвинять. Но, когда вы получите в руки доказательства, факты, объективные свидетельства, в то время как сейчас располагаете только предубеждениями против бывшего полицейского, тогда протокол этого допроса окажется в мусорной корзине, и мы все напрочь о нем забудем.
— Как вы самоуверенны, Тобин, — заметил тот, кто в основном пока говорил со мной.
— Я невиновен.
— Да неужели? Не соблаговолите ли выслушать наше мнение по этому поводу, Тобин? — Что-то произошло со словом “мистер”, с которым он обращался ко мне, когда зачитывал мои права;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25