Ей казалось, что будет у нее кожаное пальто — тогда все в ее жизни пойдет по-другому, без сучка без задоринки. Любящий муж понимал прихоть молодой жены и даже сочувствовал ей. А Катя, зная слабое место мачехи, не могла отказать себе в удовольствии лишний раз подколоть ее:
— Машка из пятнадцатой квартиры уже купила себе точно такое же.
— Машка! — Простодушная Таня огорченно всплескивала руками. — Она же в парикмахерской работает, сто восемьдесят в месяц — и купила?!
— А у нее «левых» знаешь сколько? По десять человек за вечер к ней на дом ходят. С каждого по тридцать копеек, по рублику, а женщинам за модельную стрижку с укладкой и по два… Так в день и набегает.
Таня горестно вздыхала. Какая-то парикмахерша могла себе позволить кожаное пальто, а она, жена известного актера, — нет. Отныне цель ее жизни приняла отчетливые очертания — черные, с кожаным отливом, с пояском под талию.
И если бы не Катькино сумасшедшее желание учиться в другом городе, ее мечта могла бы осуществиться уже очень скоро!
В это время Катя зло косилась на мачеху и размышляла. Повезло же этой Таньке! Ни рожи, ни кожи, какой-то помощник монтажера на студии, умом не — блещет, а надо же, как охмурила ее отца! Он любую прихоть жены выполняет, а ей, родной дочери, только бесконечно читает морали о том, что нужно учиться и работать… А она, между прочим, девушка, и некоторые считают, что очень красивая девушка! Ей нужно одеваться!
Катя знала, что деньги, предназначенные на покупку вожделенного пальто, Таня хранила на сберкнижке. Триста рублей, которые вскоре должны были последовать туда же, сейчас покоились на полочке в шкафу.
— И зачем ей это пальто? — размышляла Катя, лежа на диване в обнимку с романом Золя и болтая в воздухе ногой.
Она же старая, эта Танька. Ей уже целых тридцать лет. Ей пора одеваться скромно, как старушке. Зачем такую уймищу денег тратить на какое-то дурацкое пальто, тем более что буквально весь Киев в таких ходит. Она, Катя, накупила бы на эти деньги столько прелестных вещей!
Чемоданы были собраны и ждали у двери, последние напутствия вкупе с отцовским «моралите» и наказом мачехи вести себя прилично получены.
— Я сейчас. — Будто вспомнив о чем-то важном. Катя метнулась в комнату и застыла перед шкафом. Деньги жгли ладонь и вместе с тем притягивали ее магнитом. Если бы она их не взяла, то просто перестала бы себя уважать за проявленную слабость!
— До свидания. Катюша, пиши нам, звони. Питайся хорошо, помни, что сухомятка вредна желудку… — Честно говоря, Татьяна была рада, что падчерица уезжает. Те полгода, что своенравная девица обреталась в Москве и о ней не было ни слуху ни духу, были самыми спокойными в ее жизни.
— До свидания, Танечка, — защебетала Катя, целуя мачеху в обе щеки. Она уже представляла, какой поднимется кавардак, когда обнаружится пропажа денег, и в душе тайно злорадствовала. Танька станет красной как рак и конечно же разревется. А виновница этого переполоха уже будет далеко, в самолете!
В Новосибирский институт культуры на режиссерское отделение Катя поступила легко и непринужденно. Она вновь окунулась в веселую студенческую жизнь, по которой так соскучилась. Ей опять казалось, что в ее жизни все только начинается.
Сразу стало ясно, кто взял деньги.
— Зачем она сделала это? — рыдала бедная Татьяна, обнаружив пропажу. — Ведь мы и так дали ей двести рублей с собой. Попросила бы еще — еще бы дали. Но воровать у собственного отца, у своей семьи…
Отец неумело оправдывал дочь, но, если бы в эту минуту она оказалась перед ним, он, наверное, впервые в жизни выдрал бы ее как Сидорову козу. Ему было жалко жену — осуществление ее мечты опять откладывалось на неопределенный срок.
Катя позвонила лишь через месяц. К тому времени родительский гнев благополучно выветрился, а остатки недовольства погасила весть о благополучном окончании экзаменов.
— Катя, ты взяла деньги перед отъездом… — смущенно начал отец, но дочка легкомысленно перебила его:
— Ах да, три сотни… Я скоро верну. Заработаю и верну, чесс слово, па!
Действительно, через полгода она выслала почтовым переводом четыреста рублей, тем самым вызвав изумленный ступор у отца.
— Вот видишь, — сказал Юрий Васильевич жене, — а ты в нее не верила.
Татьяна удивленно констатировала:
— Наверное, самостоятельная жизнь наконец-то научила ее уму-разуму…
Надежды на это оказались преждевременными… Следующей весной Татьяна уже щеголяла по Крещатику в кожаном пальто под руку с мужем. Она была безмерно счастлива. Ее мечта осуществилась. Что еще нужно было для жизни? Сын рос послушным и любознательным мальчиком, падчерица была далеко и не слишком докучала родителям просьбами о деньгах. Ее определившаяся судьба теперь не тревожила родителей, и муж однажды даже высказался в таком духе, что Катя теперь «отрезанный ломоть». И сердечные приступы после отъезда дочери совсем перестали его мучить…
Таня сняла свое пальто и бережно повесила его в шкаф, сдув с рукава незаметную пушинку. Бывают в жизни счастливые минуты! Бывают.
Глава 6
Первый курс Катя закончила с трудом. Учиться в институте ей было неинтересно. Общие предметы, античка, история искусств, древняя история, не говоря уже про историю КПСС — мутотень! И зачем будущему режиссеру нужно отличать Сарданапала от Навуходоносора? Для этого и существуют сценаристы.
Да и веселая студенческая жизнь в Новосибирске оказалась на проверку не такой уж радостной. Катя вспоминала московское забубенное веселье, его залихватский купеческий размах, вспоминала, как они жгли деньги на Воробьевых горах, как катались всю ночь на такси, не глядя на счетчик, как слушали Высоцкого… На фоне московского буйного загула новосибирская богемная жизнь казалась тягучей и однообразной. Какое-то убогое, куцее веселье! Однокурсники как один горят любовью к великому искусству, допоздна сидят в библиотеке, регулярно посещают премьеры местных театров. Сдохнуть можно! И еще — постоянное безденежье, стипендия — сорок рэ. Даже занять не у кого, все такие же нищие, как она сама. И потом, в Новосибирске так холодно!
Нет, Кате здесь не нравилось. Память у нее была хорошая, для учебы ей нужно было совсем немного времени, и потому основным ее занятием стала светская жизнь.
«Режиссер должен хорошо знать людей», — говорила она и сама верила в то, что исследует жизнь.
Однажды после стипендии она решила шикануть и прокатиться на такси до общежития. Машина с зеленым огоньком притормозила на обочине, как только девушка махнула рукой. На переднем сиденье возвышался офицер в военной форме с погонами, кажется (Катя в этом не очень хорошо разбиралась), капитана.
По дороге выяснилось, что капитан этот служит на Колыме и в Новосибирске остановился проездом, чтобы осмотреть город. Завтра он улетает в Афганистан выполнять свой интернациональный долг и там, скорее всего, погибнет.
Не согласится ли приятная девушка показать ему напоследок столицу Сибири?
Катя была не против. Ей стало жалко капитана. Погибнуть во цвете лет в горах возле Кандагара — это так грустно!
Капитан галантно заплатил за нее по счетчику, проводил до дверей общежития и даже с гусарской обходительностью поцеловал руку, поддерживая замерзшую девчачью лапку своей татуированной до синевы клешней.
Договорились встретиться на следующий день. Несколько часов новые знакомые честно бродили по городу, пока Катя совсем не замерзла в своем тоненьком пальтишке, не предназначенном для сибирских морозов. Ее кавалер предложил погреться в ресторане.
В ресторане капитан Витя заказывал самые дорогие блюда, кормил Катю икрой с ложечки, обещал замолвить за нее словечко знакомому директору театра, которому позарез нужен был театральный режиссер на Колыме. Вскоре он совсем осоловел и стал на нее наваливаться плечом, предлагая свои руку и сердце.
Катя слабо выдиралась, твердя, что ей уже пора.
— Ну, сколько тебе нужно? — сипел капитан, опаляя ее тяжелым водочным запахом. — Мне для красивой женщины ничего не жалко!
Он подозвал официанта, заказал ему двадцать красных роз, по числу Катиных лет, и небрежно бросил на стол две желтоватые сотни.
— Красные розы? — изумился официант. — Где я их возьму? Сейчас декабрь.
И потом, мы через час закрываемся.
Тогда капитан Витя выложил сверху еще одну сотню с портретом Ленина и выразительно посмотрел на него.
Через полчаса тревожно-алые розы шевелились у Кати в руках, слабо дыша тонким морозным ароматом. Оказалось, что официант отправился на такси к знакомому армянину, торговцу цветами с Центрального рынка, и тот быстро организовал ему букет.
Капитан Витя заказал еще черной икры и опять принялся щупать под столом коленки девушки. Потом он предложил поехать к нему в гостиницу пить шампанское.
Катя испуганно отказывалась, размышляя, как бы ей половчей сбежать.
Потом капитан пообещал ей свою любовь, счастье и красивую натуральную шубу из мехового ателье. Катя думала, что это пьяный треп, и не верила. Однако обиженный ее сомнениями кавалер выудил из кармана пачку сотенных купюр, аккуратно перевязанную черной резинкой для волос, и тут же отсчитал две тысячи целковых прямо на колени девушке.
Чуть не плача от испуга. Катя отталкивала его руку и затравленно оглядывалась, ища помощи. Тогда капитан насильно сунул ей деньги в сумочку и силком потащил из ресторана. Катя упиралась, не шла, пыталась плакать, а официанты смотрели на нее насмешливо, свысока.
По дороге в гардероб капитан Витя поклялся своей офицерской честью, что в гостинице он ее и пальцем не тронет, и на коленях умолял не оставлять его одного. Отогнув полу шинели, он продемонстрировал девушке табельный пистолет и обещал непременно застрелиться, если она его покинет. Катя не видела способа отвязаться от назойливого ухажера и потому для вида согласилась на гостиницу.
Ей было прекрасно известно, что в такое позднее время швейцар ни за что не пустит посетительницу в номер, и надеялась, что этим все и закончится.
В гардеробе, галантно подав даме пальто, Витя натянул на себя длиннополую шинель с дырой в боку, обведенной черной каймой.
— А, это бандитский нож, — объяснил он, заметив Катин испуганный взгляд. — Женщину защищал от подонков.
В такси на заднем сиденье капитан Витя опять щупал ее стылые коленки своей татуированной пятерней.
Когда любезно скалившийся швейцар впустил их в гостиницу, даже не спрашивая, по какому такому поводу в столь позднее время здесь случилась барышня, только тогда Катя заволновалась по-настоящему. Дежурная по этажу тоже была на диво предупредительна и без звука выдала ключи от номера, лишь любопытно зыркнув в сторону Кати. Очевидно, она была хорошо осведомлена о нравах щедрого постояльца…
Капитан обитал в номере для иностранцев, окруженный невиданной роскошью, — там были цветной телевизор и мягкая мебель.
Запершись в ванной. Катя долго мыла руки, с тоской размышляя, как бы половчей сбежать, а за дверью в сексуальном нетерпении уже бился пылкий капитан.
Мысль о двух тысячах в сумочке не давала ей покоя. Это были гигантские деньги! За красивые глаза такие суммы никому не дают. За что он дал ей их? За одну ночь? Это слишком много, тем более что она и не собирается проводить с ним эту ночь. Капитан казался ей ужасно противным — наглым, приставучим, грубым. А вдруг он скоро одумается и отнимет у нее деньги?
— Иду, иду! — крикнула девушка нетерпеливому ухажеру и неохотно открыла дверь.
При виде ее капитан мгновенно забыл про офицерскую честь и про клятвы не трогать девушку без ее согласия и немедленно полез в блузку. Катя слабо отталкивала его руки, не зная, что предпринять. Швырнуть в лицо деньги и сбежать? Или стукнуть по голове бутылкой от шампанского?
— Ну что ты, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67