Он коротко и рассчитанно поклонился трибуналу и сел на место.
Они там в Лондоне, должно быть, совсем рехнулись. Он же говорил им, чтобы ее оставили в покое. А теперь стало ясно, что с того самого момента, когда он исчез из Англии, даже еще раньше – с того момента, как он угодил в тюрьму, какой-то паршивый идиот взялся за дело – платил по счетам, ублажал бакалейщика, домовладельца, а главное, Лиз. Какой бред! Какое безумие! Чего они хотели? Убить Фидлера? Убить своего агента? Провалить собственную операцию? Неужели все это сделал Смайли? Неужели из-за уколов своей паршивой совести? Теперь ему оставалось только одно – взять все на себя и попытаться спасти Лиз и Фидлера.
Но как, черт побери, им все это стало известно? Он был уверен, что избавился от «хвоста», когда направлялся после обеда с Эшем к дому Смайли. А деньги? Откуда им известна байка о том, что он якобы украл в Цирке деньги? Эта байка была исключительно для внутреннего пользования… Откуда же они узнали про нее? Откуда, черт побери?
Озадаченный, сердитый и крайне пристыженный, он медленно пошел между рядами, машинально переступая одеревеневшими ногами, точно человек, идущий на эшафот.
Глава 23. Признание
– Ладно, Карден.
Лицо его было белым и неподвижным, словно изваянным из камня, голова чуть откинута назад и вбок, точно он прислушивался к какому-то отдаленному звуку. В нем ощущался некий пугающий покой – не поражения, а самоконтроля, и все тело, казалось, держалось железной рукой его воли.
– Ладно, Карден. Пусть ее уведут.
Лиз смотрела на него, лицо ее было сморщенным и некрасивым, темные глаза были полны слез.
– Нет, Алек.., нет, – сказала она. Для нее словно не было больше никого в зале, только Лимас, высокий и стройный, как воин.
– Не говори им, – начала она громко, – если это ради меня, то не надо ничего рассказывать им. Не думай обо мне, Алек. Мне уже все равно. Правда, все равно.
– Заткнись, Лиз, – грубовато сказал Лимас. – Все равно слишком поздно. – Он повернулся к председательнице. – Она ничего не знает. Буквально ничего. Уведите ее отсюда и отправьте домой. А я расскажу вам все остальное.
Председательница быстро переглянулась с другими членами трибунала. Немного подумав, она сказала:
– Она может покинуть зал суда, но ее не отправят домой до окончания слушания дела. А там посмотрим.
– Я же говорю вам, она ничего не знает! – заорал Лимас. – Неужели вы не понимаете, что Карден прав? Это была операция, спланированная нами операция. Что она могла знать об этом? Она же просто маленькая зачуханная девица из паршивой библиотеки. С нее вам взять нечего.
– Она свидетельница, – сухо возразила председательница. – Фидлер, возможно, захочет задать ей какие-нибудь вопросы.
Товарища Фидлера для нее уже не существовало. При упоминании своего имени Фидлер, казалось, очнулся от размышлений, в которые был погружен, и Лиз впервые за все время внимательно поглядела на него. Его глубоко запавшие карие глаза на мгновение остановились на ней, и он слегка улыбнулся ей, как еврей еврейке. Он показался ей маленьким, одиноким и странно спокойным.
– Она ничего не знает, – сказал он. – Лимас прав. Пусть она уйдет.
Голос его звучал устало.
– Вы отдаете себе отчет в том, что сказали? – , спросила председательница. – Вы отдаете себе отчет в том, что это означает? У вас действительно нет к ней никаких вопросов?
– Она сказала все, что было необходимо. – Он сидел, сцепив руки на коленях и разглядывая их. Это занятие, казалось, интересовало его больше, чем дальнейший ход заседания. – Все было очень хитро придумано. – Он кивнул. – Пусть она уйдет. Она не может рассказать то, чего не знает. – И добавил с насмешливой официальностью:
– У меня нет вопросов к свидетельнице.
Охранник открыл дверь и что-то крикнул в коридор. В тишине, царившей в зале, было слышно, как ему ответил женский голос, потом послышались медленно приближающиеся шаги. Фидлер резко поднялся с места и, взяв Лиз под руку, проводил ее к двери. Дойдя до выхода, она обернулась и посмотрела на Лимаса, но тот стоял, отвернувшись, как человек, который не выносит вида крови.
– Возвращайтесь в Англию, – сказал ей Фидлер. – Вам нужно обязательно вернуться в Англию.
Лиз неожиданно для себя вдруг начала всхлипывать. Охранница положила ей руку на плечо, скорее чтобы поддержать, чем утешить, и вывела из зала. Охранник закрыл дверь. Плач Лиз постепенно замер вдали.
– Не стану особенно распинаться, – начал Лимас. – Карден прав. Это была ловушка. В лице Карла Римека мы потеряли нашего лучшего агента в Зоне. Всех остальных мы потеряли еще раньше. Мы не могли понять, что происходит: Мундт хватал их, казалось, раньше, чем мы успевали завербовать. Я вернулся в Лондон и увиделся с Контролером. Там были еще Петер Гийом и Джордж Смайли. Джордж уже в отставке и занимается чем-то жутко умным. Филологией, что ли.
Так или иначе, они это все и придумали. Нужно подставить им человека, чтобы они на него попались, сказал Контролер. Стань наживкой и погляди, клюнут ли они на тебя, сказал он мне. Затем мы разработали все в деталях – в обратном, так сказать, порядке. Методом индукции, как выразился Смайли. Как мы платили бы, если бы Мундт и в самом деле был нашим агентом, как вели бы досье и тому подобное. Петер вспомнил, что какой-то араб хотел продать нам агентурную сеть Отдела год или два назад, а мы послали его подальше. И совершенно напрасно, как выяснилось потом. У Петера возникла мысль сыграть и на этом – будто бы мы отказались потому, что все знали и без него. Это было очень умно придумано.
Остальное вы легко можете себе представить. Я сделал вид, что сошел с круга: пьянство, долги, разговоры о том, что Лимас ограбил свою контору. Все одно к одному. Мы подключили Элси из бухгалтерии, чтобы она распространяла слухи, и кой-кого еще. Все они поработали на славу, – с некоторой гордостью добавил Лимас. – Затем я выбрал подходящее время – субботнее утро, когда вокруг полно народу, и затеял драку. Дело попало в местную прессу, кажется, даже в «Уоркер». Думаю, тогда-то ваши люди и вышли на меня. С этого момента вы начали рыть себе яму.
– Рыть яму вам, – спокойно заметил Мундт. Он задумчиво глядел на Лимаса светлыми, белесыми глазами. – И может быть, товарищу Фидлеру.
– Вам едва ли следует в чем-то винить Фидлера, – равнодушно возразил Лимас. – Он просто подвернулся нам под руку. Он далеко не единственный в Отделе, кто с удовольствием отправил бы вас на виселицу.
– Вас мы отправим на виселицу в любом случае, – обнадежил его Мундт. – Вы убили охранника. И пытались убить меня.
Лимас сухо улыбнулся.
– Ночью все кошки серы, Мундт… Смайли все время твердил, что дело может сорваться. Что могут начаться процессы, которых мы не сможем остановить. У него сдали нервы – впрочем, вы это знаете. По большому счету он потерял себя после дела Феннана – после Мундтовых дел в Лондоне. Говорят, с ним что-то тогда случилось, поэтому он и ушел из Цирка. Но вот чего я не могу понять: зачем они оплатили счета, послали деньги девушке и прочее. Должно быть, Смайли намеренно решил погубить операцию – да, наверное, так и было. У него муки совести, душевный кризис, ему кажется, что никого нельзя убивать и всякое такое. Какое безумие – после такой подготовки, такой отличной работы провалить из-за этого операцию…
Но Смайли ненавидит вас, Мундт. Мы все ненавидим вас, хотя и не говорим об этом вслух. Мы планировали операцию, словно игру.., трудно сейчас объяснить. Мы понимали, что нас приперли к стенке, что Мундт взял над нами верх, и мы попытались его уничтожить. Но все равно это казалось какой-то игрой. – Повернувшись к трибуналу, он сказал:
– А насчет Фидлера вы не правы. Он не наш человек. К чему Лондону было бы идти на такой риск, имея агентом Фидлера? На него делали ставку, это точно. Было известно, что он ненавидит Мундта. Да и кто бы на его месте не ненавидел? Фидлер ведь еврей. Вы же знаете, наверняка знаете, как Мундт относится к евреям. И какова его репутация в этом вопросе.
Я скажу вам еще кое-что, больше вам этого никто не скажет, так что послушайте меня. Мундт пытал Фидлера, избивал его и все время, не переставая, издевался над ним, потому что Фидлер еврей. Всем вам прекрасно известно, что за человек Мундт, но вы терпите его, поскольку он хороший контрразведчик. Но… – на мгновение Лимас запнулся, а потом продолжил:
– Но ради Бога.., в этой истории погибло уже довольно людей. Голова Фидлера вам ни к чему. С Фидлером все в порядке.., он идеологически выдержан, так, кажется, у вас говорят?
Он поглядел на членов трибунала. Они спокойно и даже с некоторым любопытством наблюдали за ним, глаза у них были холодные и неподвижные. Фидлер, сидевший в своем кресле и слушавший его с нарочитым безразличием, на секунду поднял глаза и безучастно посмотрел на Лимаса.
– И вы погубили всю операцию, Лимас? – спросил Фидлер. – Вы, опытный боец, проводящий коронную операцию, главную в своей жизни, влюбились в – как вы там ее назвали? – маленькую зачуханную девицу из паршивой библиотеки? Лондон должен был обо всем этом знать, Смайли не мог действовать в одиночку. – Фидлер обернулся к Мундту. – Вот что странно, Мундт, они наверняка понимали, что вы проверите в этой истории каждый пункт. Вот почему Лимасу пришлось старательно играть свою роль. Но затем они послали деньги бакалейщику, заплатили за квартиру Лимаса и за арендный договор девушки. И самое странное во всей истории – чтобы люди с их опытом выплатили тысячу фунтов девушке, члену коммунистической партии, которая должна была верить в то, что Лимас – человек конченый. Только не рассказывайте мне, что совесть Смайли настолько чувствительна. Что за нелепый риск!
Лимас пожал плечами.
– Смайли оказался прав в одном отношении: мы не смогли приостановить начавшихся процессов. Мы не допускали того, что вам удастся завлечь меня сюда. В Голландию – да, но не сюда же. – Он немного помолчал. – А я не мог и вообразить, что вы привезете сюда девушку. Ну и дурак же я был!
– Вы – да, но не Мундт, – быстро вставил Фидлер. – Мундт знал, что ему нужно искать, он даже заранее знал, что девушка предоставит необходимое доказательство. Крайне проницательно с его стороны. И что самое поразительное – Мундт знал о тысяче фунтов. Хочется спросить, как ему удалось до этого докопаться? Девушка ведь никому не рассказывала. Я видел девушку и уверен, что она никому ничего не говорила. – Взглянув на Мундта, он спросил; – Может, нам объяснит это сам Мундт?
Мундт помедлил – чуть дольше, чем следовало, как показалось Лимасу.
– Все дело в ее партийных взносах. Примерно месяц назад она стала платить на десять шиллингов больше. Я узнал об этом. И постарался выяснить, почему она может себе это позволить. И я выяснил.
– Блестящее объяснение, – сухо заметил Фидлер.
Наступила тишина.
– Полагаю, – начала председательница, переглянувшись с остальными членами трибунала, – теперь мы можем передать дело на рассмотрение Президиума. Разумеется, – добавила она, глядя на Фидлера маленькими, злобными глазами, – если вам больше нечего добавить.
Фидлер покачал головой. Казалось, что-то по-прежнему не дает ему покоя.
– В таком случае, – продолжила председательница, – мы с коллегами единодушны в том, что товарищ Фидлер должен быть освобожден от своих обязанностей до того момента, пока дисциплинарный комитет Президиума не вынесет соответствующего решения. Лимас уже находится под арестом. Напомню вам, что у нашего трибунала нет права выносить приговор. Прокурор республики совместно с товарищем Мундтом, без сомнения, разберутся в том, какой кары заслуживает британский шпион, провокатор и убийца.
Поверх головы Лимаса она поглядела на Мундта. Но сам Мундт не сводил глаз с Фидлера. Это был бесстрастный взор палача, прикидывающего, какой длины веревка ему понадобится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33