– Да, Була кое-что приготовила сегодня утром.
– Ты мог бы и не говорить. Я иду туда, куда меня влечет мой нюх.
Крыса обогнул Дюпре и устремился на кухню. Мы стояли в тесной прихожей буквально впритык друг к другу, а я вообще не помещался, наполовину оставаясь снаружи. В розовых кустах, за которыми ухаживала Була, пиликали два кузнечика.
– Мне так жаль Коретту, Пит.
– Не могу понять, Изи, почему кому-то понадобилось ее убивать?
Оба глаза Дюпре опухли и почернели. Я знал, что эти синяки – результат полицейского допроса.
– Я ничего не понимаю. Кому она могла помешать, что с ней сотворили такое? – Слезы текли по его лицу. – Я сделаю с ним то же самое, что он сделал с ней. – Дюпре посмотрел мне в глаза. – Когда найду его, Изи, я его убью. Кем бы он ни был.
– Ребята, идите-ка лучше сюда, – позвал Крыса. – Еда на столе.
* * *
У Булы в буфете нашлось виски, и Дюпре с Крысой отдали ему должное. Дюпре плакал весь вечер. Я расспрашивал его, но он ничего не знал. В полиции его держали целых два дня, не объясняя причины. Но когда ему наконец сообщили о Коретте, он был так потрясен, что они сразу поняли: он ни при чем. Рассказывая о своих передрягах, он пил не переставая, быстро отключился и уснул на кухне.
– Дюпре хороший человек, – проговорил Крыса заплетающимся языком. – Но он не умеет пить.
– А ты ведь тоже здорово надул свои паруса, Реймонд.
– Хочешь сказать, я пьян?
– Ты от него не отставал и можешь не сомневаться, что сейчас ты не прошел бы теста на опьянение.
– Пьяный способен на такое?
Крыса с немыслимой быстротой сунул руку за борт пижонского пиджака и выхватил пистолет. Ствол почти коснулся моего лица.
– Может ли парень из Техаса меня опередить?
– Убери пистолет, Реймонд. – Я изо всех сил старался говорить спокойно.
– Давай, давай, – завелся Крыса и сунул пистолет в кобуру. – Где твой пистолет? Посмотрим, кто кого.
Мои руки лежали на коленях. Я знал, что стоит мне только двинуться, и Крыса меня убьет.
– У меня нет пистолета, Реймонд, ты же знаешь.
– Ты такой дурак, что ходишь без пушки? Значит, заслуживаешь смерти.
Его глаза подернулись пеленой, и я был уверен, что видит он не меня, а воображаемого врага. Крыса снова вытащил пистолет и взвел курок:
– Читай свои молитвы, ниггер, и я отправлю тебя домой.
– Отпусти его, Реймонд, – упрашивал я. – Он получил хороший урок. И если ты его убьешь, урок пропадет даром. – Я болтал все, что приходило в голову.
– Этот дурак ходит без пушки! Я убью этого выродка!
– Да пусть живет, Рей, и пусть трясется каждый раз, когда ты входишь в комнату.
– Пусть подонок трясется, я все равно его убью!
Тут Крыса кивнул, уронил пистолет на колени, а голову на стол и уснул. Вот так!
Я поднял пистолет и положил его на стол в кухне. Крыса всегда носил с собой в сумке два пистолета поменьше. Мне это было известно давно. Один из них я взял с собой и оставил записку. В записке объяснил, что пошел домой и прихватил пистолет Крысы. Я знал, что он не рассердится, раз я предупредил об этом.
* * *
Я дважды объехал свой квартал, пока не убедился, что на улице меня никто не подстерегает. Припарковал машину за углом, чтобы незваные гости подумали, будто меня нет дома. Только я вставил ключ в замок, как зазвонил телефон. Он настойчиво трезвонил уже в седьмой раз, когда я наконец поднял трубку.
– Изи? – Ее голос звучал, как всегда, нежно. – Я звонила вам всю ночь. Где вы были?
– Забавлялся. Искал новых друзей. Полиция хочет, чтобы я перебрался к ним и поселился в камере.
Она не оценила моей шутки.
– Вы один?
– Что вам нужно, Дафна?
– Я хочу поговорить с вами, Изи.
– Тогда говорите.
– Нет, я должна вас видеть. Мне страшно.
– Вы не виноваты, но я боюсь даже просто говорить с вами по телефону, – признался я. – Тем не менее нам придется поговорить. Я должен кое-что выяснить.
– Приезжайте ко мне, Изи, и я расскажу вам все, что вы хотите знать.
– Хорошо. Куда приехать?
– Вы один? Я не хочу, чтобы кто-то узнал, где я.
– Не хотите, чтобы ваш приятель Джоппи проведал, где вы прячетесь?
Если ее и удивило, что я знаю о Джоппи, она этого никак не выказала.
– Я не хочу, чтобы кто-либо знал, где я, кроме вас. Ни Джоппи, ни другой ваш приятель, который, как вы сказали, вас навестил.
– Крыса?
– Да. Никто! Обещайте мне, или я сейчас же вешаю трубку.
– О'кей, о'кей. Я только что вошел, и Крысы здесь нет. Скажите, где вы, и я сразу же приеду.
– Вы не обманете, Изи?
– Нет. Мне очень нужно поговорить. Как и вам.
Она дала мне адрес мотеля в южной части Лос-Анджелеса.
– Поторопитесь, Изи. Вы мне нужны, – повторила она, прежде чем повесить трубку. В спешке даже забыла назвать номер в мотеле.
Я нацарапал записку, обдумывая свои планы. Сообщил Крысе, что он сможет найти меня в доме моего друга Примо. Сверху я надписал большими буквами «Реймонду Александру», потому что Крыса мог прочесть только собственное имя. Я рассчитывал, что с ним придет Дюпре, который прочитает записку и объяснит, как найти дом Примо.
Затем я рванулся к двери и снова ехал по ночному городу. По коралловому небу плыли тощие черные облака. Я не мог понять, почему еду один к девушке в голубом платье. Но впервые после многих дней я был счастлив и полон ожиданий.
Глава 25
«Санридж», маленький розовый мотель, состоял из двух прямоугольных зданий, образовавших букву "L", вокруг заасфальтированной автостоянки. В этом районе жили преимущественно мексиканцы, и женщина за конторкой тоже была мексиканкой. Чистокровной мексиканской индианкой, маленького роста, с миндалевидными глазами и кожей оливкового цвета с красноватым отливом. Темные глаза, черные волосы, и только четыре седые пряди выдавали ее истинный возраст.
Она устремила на меня вопрошающий взгляд.
– Я ищу приятельницу, – начал я.
Ее взгляд ожесточился, в уголках глаз собралась густая паутина морщинок.
– Ее зовут Дафна Моне, она француженка.
– У нас не пускают мужчин в комнаты.
– Мне нужно просто поговорить с ней. Мы можем пойти куда-нибудь выпить кофе, если здесь нельзя оставаться.
Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
– Простите меня за настойчивость, но у этой девушки мои деньги, и я буду стучать во все номера, пока ее не найду.
Прежде чем она повернулась к двери и успела крикнуть, я предупредил:
– Мэм, меня не остановят все ваши братья и сыновья, я готов на все ради того, чтобы поговорить с этой женщиной. Ей ничто не грозит, мне просто необходимо ее видеть.
Она оглядела меня, поводя носом, как подозрительная собака, обнюхивающая нового почтальона, потом обратила взор к коридору.
– Одиннадцатый, в самом конце, – сказала она.
* * *
Я помчался в конец коридора. Постучался в одиннадцатый номер, все время оглядываясь через плечо.
На ней был серый махровый халат и тюрбан из свернутого полотенца на голове. При виде меня ее зеленые глаза просияли. Я привез с собой столько забот и тревог, а она просто улыбалась, как будто я ее приятель, которому она назначила свидание.
– Я думала, это горничная, – сказала она.
Она была так прекрасна в своем халате, который ничего не скрывал.
– Мы должны убраться отсюда.
Она глянула через мое плечо.
– Но сначала нам придется договориться с управляющей.
Маленькая женщина и двое пузатых мексиканцев приближались к нам. Один из них помахивал дубинкой. Они остановились поодаль от меня. Дафна прикрыла дверь, чтобы они не разглядели ее наряд.
– Он вас не беспокоит? – спросила управляющая.
– О нет, миссис Гутиерра. Мистер Роулинз мой друг. Он пригласил меня пообедать.
Видимо, эта сцена забавляла Дафну.
– Я не позволяю мужчинам заходить в комнаты, – заявила женщина.
– Он подождет в машине, не правда ли, Изи?
– Конечно, конечно.
– Дайте нам договорить, миссис Гутиерра, и он будет хорошо себя вести и подождет меня в машине.
Одному из мексиканцев явно не терпелось проломить мне череп своей дубинкой. А другой с вожделением поглядывал на Дафну. Когда они двинулись к выходу, все еще глазея на нас, я сказал Дафне:
– Послушайте. Вы хотели меня видеть, и вот я здесь. Я хочу, чтобы вы поехали со мной в одно место, где мы сможем поговорить и нам никто не помешает.
– Откуда я знаю, может, вы отвезете меня к человеку, которого нанял Картер? – Глаза ее смеялись.
– С ним у меня больше нет никаких дел. А с вашим дружком Картером я встречался.
Улыбка на ее лице исчезла.
– Вы с ним говорили? Когда?
– Два-три дня назад. Он хочет, чтобы вы вернулись, а Олбрайт хочет получить тридцать тысяч.
– Я к нему не вернусь, – сказала она, и я знал, что это правда.
– Об этом мы поговорим в другой раз. Сейчас нам надо поскорее отсюда уехать.
– Куда?
– Знаю одно место. Там мы будем в безопасности от людей, которые и меня преследуют. Надежное место, там и обсудим, что делать дальше.
– Я не могу уехать, пока не поговорю с Фрэнком. Он давно должен был вернуться. Я ему звоню, но он не отвечает.
– Полиция подозревает его в убийстве Коретты. Возможно, он скрывается.
– Мне необходимо с ним поговорить.
– Хорошо, но мы должны уехать отсюда немедленно.
– Подождите секунду. – Она вошла в комнату и, вернувшись, вручила мне деньги. – Заплатите за комнату, Изи. Пусть их не тревожит, что мы уезжаем с вещами.
Все хозяева любят получать денежки. Когда я оплатил счет Дафны, оба мексиканца удалились, а маленькая женщина даже выдавила из себя улыбку.
У Дафны было три чемодана, но того старого, видавшего виды, который она вынесла из дома Ричарда Мак-Ги, среди них не было.
Мы ехали окольным путем, держась подальше от Уаттса и Комптона. Добрались до восточной части города, которая теперь зовется Эль-Баррио. Раньше здесь была еврейская община, но недавно ее заполонили мексиканцы.
Мы миновали сотни бедных домишек, грустных пальм и ребятишек, игравших и оравших на улицах, и подъехали к развалившемуся старому дому, который когда-то был особняком. От прежнего великолепия остались портик с высокой зеленой крышей и два больших витража на каждом из трех этажей. Кое-где окна были разбиты и заклеены картоном или заткнуты тряпками. Во дворике под ветвями засыхающего дуба лежали три собаки и томились в безделье восемь старых драндулетов. Среди рухляди копошились малыши. К дереву была прибита дощечка с надписью «Комнаты».
На алюминиевом стуле у лестницы сидел обросший щетиной старик в комбинезоне и рубашке с короткими рукавами.
– Как дела, Примо? – Я помахал ему.
– Изи! – отозвался он. – Ты что, заблудился?
– Да нет. Просто мне нужно уединенное место, где мне никто не помешает. Вот я и вспомнил о тебе.
Примо был настоящий мексиканец по рождению и воспитанию. В 1948 году мексиканцы и негры еще жили мирно и не враждовали между собой. Позднее нам, бродягам, не повезло – нашла коса на камень.
Я познакомился с Примо, когда недолгое время работал садовником. Мы брались за крупные подряды в Беверли-Хиллз и Брентвуде и даже в Центре, по правую сторону от Шестой улицы. Примо был хороший парень, и ему нравилось болтать со мной и с моими приятелями. Этот дом он купил, чтобы превратить его в гостиницу. То и дело предлагал нам снять у него комнату или хотя бы порекомендовать своим знакомым.
Когда я подошел, он встал. Голова его оказалась на уровне моей груди.
– Чего тебе нужно?
– Есть ли у тебя какое-нибудь укромное местечко?
– У меня есть домик на задворках. Для тебя и сеньориты.
Он наклонился, чтобы взглянуть на сидевшую в машине Дафну. Она вежливо ему улыбнулась.
– Сколько это будет стоить?
– Пять долларов за ночь.
– Что?
– Это же целый дом, Изи. И создан для любви. – Он подмигнул мне.
В другое время я бы непременно с ним поторговался, но сейчас я был слишком озабочен.
– Договорились.
Я дал ему десятку, и он указал на дорожку, огибавшую большой дом. Хотел было нас проводить, но я его остановил.
– Примо, дружище, – пообещал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25