– В ту ночь, когда здесь была Леди Дей, он вышел от нас около трех часов утра, и бац! – Она стукнула своим костлявым кулачком по ладони. – Его изуродовали так, что нельзя было узнать. А ведь я ему говорила, что только дурак может уйти, не дослушав до конца Холидея. Но он отмахнулся. Сказал, что у него срочное дело.
– Убили, говоришь?
– Прямо возле его машины. Избили так, что жена Эстер опознала его только по кольцу на руке. Наверное, колошматили свинцовой дубинкой. Ты же знаешь, он совал свой нос куда не следует.
– Говард любил рискованные игры, – согласился я и вручил ей три монеты по двадцать пять центов.
– Заходи почаще, дорогой, – улыбнулась она.
* * *
Когда я открыл дверь, в лицо ударили звуки альтовой трубы Липса. Я слушал Липса, Вилли и Флеттопа еще мальчишкой в Хьюстоне. Все они, как и Джон и половина всех сидящих в баре, переехали сюда из Хьюстона после войны, а некоторые даже раньше. Калифорния стала раем для негров с Юга. О Калифорнии говорили, что там срывают апельсины прямо с деревьев, там легко найти хорошую работу и обеспечить себе спокойную старость. Эти рассказы отчасти были правдивы, и все-таки эта правда не походила на мечты. В Лос-Анджелесе никого не ждала легкая жизнь, и даже работая в поте лица каждый день, вы все равно рисковали очутиться на дне. Но пребывание на дне можно было подсластить, время от времени заглянув к Джону и вспомнив о том, как в Техасе вы мечтали о Калифорнии. Попивая виски у Джона, вы вспоминали прежние мечты, и вам казалось, что мечты эти сбылись.
– Эй, Из, – услышал я хриплый голос из-за двери.
Это был Джуниор Форни. Его я тоже знал еще в Техасе. Крупный здоровый батрак, он мог без устали подрезать хлопковые кусты, а потом гулял на вечеринке до утра, до выхода в поле. Однажды мы с ним крупно повздорили, когда были намного моложе, и я, наверное, отдал бы концы, если в мой приятель Крыса не пришел на помощь.
– Джуниор! – воскликнул я. – Как дела?
– Не так чтобы очень, но ничего.
Он откинулся назад, прислонившись к стене. Джуниор старше меня на пять лет, ему, наверное, сейчас тридцать три. Живот вылезал у него из джинсов, но он все еще выглядел таким же сильным, как много лет назад, когда чуть не укокошил меня. Во рту у Джуниора дымилась сигарета. Он курил самые дешевые, самые паршивые мексиканские сигареты. Недокуренную уронил на пол – она тлела на дубовом полу, оставляя черное пятно. На полу вокруг его табуретки уже красовались дюжины таких пятен. Но поганцу Джуниору было наплевать и на дубовые полы, и на все на свете.
– Давненько тебя не видел, Из. Где пропадал?
– День и ночь работал на «Чемпионе», а потом меня вышибли.
– Уволили? – На его губах появилось подобие усмешки.
– Дали под зад.
– Вот дерьмо! Жаль. У них что, приостановились работы?
– Да нет. Все дело в том, что боссу недостаточно, чтобы ты аккуратно выполнял свою работу. Ему нужно, чтобы вдобавок ты целовал его в задницу.
– Понятно.
– В прошлый понедельник я закончил смену и так устал, что меня шатало из стороны в сторону...
– Угу, – сочувственно хмыкнул Джуниор, изъявив тем самым готовность слушать дальше.
– Пришел босс и приказал нам отработать лишний час. Я отказался: у меня было назначено свидание. И меня вышибли. – Форни-младший явно получал удовольствие от моего рассказа. – И у него хватило наглости сказать мне, что если «мой народ» хочет процветать, он должен научиться работать сверхурочно.
– Так и сказал?
– Так и сказал.
Я почувствовал, что во мне снова закипает злость.
– А он кто?
– Итальянец. Кажется, его родители приехали сюда совсем недавно.
– И что же ты ему ответил?
– Напомнил ему, что мой народ работал сверхурочно еще в те времена, когда Италии и на свете не было.
– Понятно, – кивнул Джуниор, но я видел, он не понял ничего из того, что я говорил. – А что было потом?
– Просто велел мне убираться и даже не мечтать о возвращении. Ему, мол, нужны рабочие, которые хотят работать. И я ушел.
– Да-а. – Джуниор Форни покачал головой. – Они всегда именно так и поступают.
– Ты прав. Хочешь пива?
– Хочу. – Он нахмурился. – Но на какие шиши ты можешь угощать, если лишился работы?
– На пару кружек пива у меня всегда найдется.
– Ну ладно, а я всегда готов эту пару выпить.
* * *
Я подошел к стойке и заказал две кружки эля. Похоже, здесь сегодня собралась добрая половина Хьюстона, за столиками сидели по пять-шесть человек. Они громко спорили, беседовали, целовались и смеялись. Приятно было посидеть у Джона после тяжелого рабочего дня. А то, что он не всегда в ладах с законом, – сущие пустяки. Сюда приходили известные негритянские артисты, потому что они знали Джона еще в прежние времена, когда он давал им работу и не скупился на оплату. У Джона было более двухсот постоянных посетителей, и все мы знали друг друга, поэтому здесь не только отдыхали и встречались с друзьями, но и вели деловые беседы и заключали сделки. Как всегда, здесь находились Альфонсо Дженкинс в черной рубашке и с прической а-ля Помпадур в тридцать сантиметров высотой и Йокамо Йоханас в шерстяном коричневом костюме и ярко-синих ботинках. Тощая Рита Кук сидела в окружении сразу пятерых поклонников. Я никогда не понимал, чем уродливая тощая женщина привлекает к себе мужчин. Однажды я спросил, как это ей удается, и она ответила своим тонким заунывным голоском: «Знаешь, Изи, далеко не всех мужчин интересует женская внешность. Большинство цветных ищут женщину, которая любит их с таким пылом, что они забывают о своей тяжелой дневной работе».
Я заметил в баре также Фрэнка Грина. Мы называли его «Человек-нож». Нож как будто сам собой выскакивал у него из кармана. Я старался держаться от него подальше, потому что Фрэнк был гангстер. Он грабил грузовики со спиртным и сигаретами по всей Калифорнии, а также в Неваде. Фрэнк не понимал шуток, был болезненно самолюбив и по всякому поводу бросался в драку, готовый зарезать первого встречного.
Нынче Фрэнк облачился во все черное. Это был как бы знак: он идет «на дело» – грабеж, а то и что-нибудь похуже.
Посетители заполонили бар, почти не оставив места для танцев. Но дюжина танцующих парочек все же топталась в проходах между столиками. Я принес две кружки эля и протянул одну из них Форни. Самый лучший способ осчастливить батрака с дурным характером – угостить его пивом и послушать его болтовню. Я уселся напротив него и потягивал пиво, пока мой собеседник докладывал о последних событиях, имевших место в забегаловке Джона.
Он в который раз поведал про Говарда Грина и добавил, что тот долгое время проворачивал незаконные дела для своих нанимателей. По его мнению, Грина убили белые. Джуниор был большой мастер приврать. Я знал об этом, но в тот день слушал его с любопытством: на моем жизненном пути попадалось слишком много белых, чтобы я мог чувствовать себя спокойно.
– На кого он работал?
– Ты знаешь кандидата в мэры? Того типа, который вдруг сошел с гонки?
– Мэтью Терена?
У Терена были неплохие шансы выиграть гонку за пост мэра в Лос-Анджелесе, но он вдруг снял свою кандидатуру несколько недель назад. И никто не знал почему.
– Вот-вот, он самый и есть. Все эти политики – чистые разбойники. Я помню, как в первый раз избрали Хью Лонга в Луизиане...
– Как долго Липс собирается торчать здесь? – спросил я, чтобы его отвлечь.
– С неделю. – Парню было все равно, о чем говорить. – С ними связаны некоторые воспоминания, правда? Черт побери, они играли и в тот вечер, когда Крыса оттащил меня от тебя.
– Да, было дело, – вздохнул я: стоит мне неловко повернуться, и сразу же моя почка отзывается острой болью.
– Я его должник. Знаешь, я был так пьян и взбешен, что вполне мог бы тебя убить, и по сей день отбывал бы каторгу.
Тут Джуниор в первый раз за все время широко улыбнулся, и я увидел, что у него не хватает двух зубов наверху и одного внизу.
– Его еще не пристрелили? – спросил он. Ясно, что ему этого очень бы хотелось.
– Не знаю. Сегодня вспомнил о нем впервые за много лет.
– Он все еще в Хьюстоне?
– Насколько мне известно, да. Женился на Этте-Мэй.
– Чем он занимался, когда ты видел его в последний раз?
– Это было давно. Понятия не имею, – солгал я.
Джуниор ухмыльнулся:
– Помнишь, как он убил Джо, этого гада? Джо истекал кровью, а Крыса стоял рядом в своем светло-синем костюме, и хоть бы капелька попала на него! Фараонам даже в голову не пришло, что это его рук дело. На нем не было ни пятнышка.
Я вспомнил последнюю встречу с Реймондом, и это воспоминание отнюдь не доставило мне удовольствия.
* * *
Я не видел его целых четыре года, и вот однажды вечером мы столкнулись возле салуна Миртл, в пятом районе Хьюстона. Он щеголял в костюме цвета спелой сливы и коричневом фетровом котелке. А я все еще донашивал свою защитную гимнастерку.
– Как дела, Изи? – спросил он, окинув меня взглядом снизу вверх, низкорослый, с физиономией, похожей на крысиную мордочку.
– Да ничего особенного, – ответил я. – А ты почти не изменился.
Крыса сверкнул на меня золотыми коронками:
– У меня дела не так уж плохи. Все улицы у меня под пятой.
Мы посмеялись и похлопали друг друга по плечу. Крыса угостил меня, потом я угостил его. И это продолжалось до тех пор, пока Миртл не заперла нас в салуне, а сама отправилась спать.
– Оставьте деньги за выпивку под прилавком и захлопните за собой дверь, когда будете уходить, – велела она на прощанье.
– Помнишь историю с моим отчимом, Изи? – спросил Крыса, когда мы остались одни.
– Да, – тихо ответил я.
В это раннее утро бар был пуст, но я все-таки тревожно огляделся вокруг. Об убийстве не стоило говорить вслух, но Крыса не очень-то осторожничал. Он убил отчима пять лет назад и свалил вину на другого. Если бы это дело раскрутили тогда, Крыса уже через пару недель болтался бы на веревке.
– В прошлом году ко мне зашел его родной сын, Наврошет. Он не верил, что виноват тот парень, Клифтон, хотя суд так решил.
Крыса наполнил стакан, опрокинул его и сразу же наполнил снова.
– У тебя была какая-нибудь белая баба во время войны? – вдруг спросил он.
– Там все женщины были белые. Ты о чем?
Крыса ухмыльнулся и откинулся на стуле, почесывая промежность.
– Да так, – сказал он. – Может, стоило бы пару раз, а?
И он шлепнул меня по колену, как в старые времена, когда мы были неразлучны. Мы пили целый час, прежде чем разговор вернулся к Наврошету.
– Он явился сюда, прямо в этот салун, и направился ко мне. Пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на этого парня. На нем был роскошный костюм и высокие сапоги. А я, как только он вошел, расстегнул «молнию» на ширинке. Он заявил, что хочет со мной потолковать. «Давай выйдем», – говорит. И я вышел. Можешь назвать меня дураком, но я вышел. И не успел я глазом моргнуть, как он приставил пистолет мне к виску. Ты представляешь? Я притворился испуганным. Тогда старик Навро спросил, где он может найти тебя...
– Меня?
– Да, Изи. Он слышал, что ты был со мной, и решил убить заодно и тебя. А я тем временем подзуживал мой мочевой пузырь. А пива внутри у меня было предостаточно. Я притворился, что до смерти напуган, и заставил Навро поверить, что он очень страшный. Я весь трясся не знаю как. А затем вынул свой шланг и открыл кран. Хе-хе. Я оросил его сапоги снизу доверху. Наврошет отскочил на метр. – И, все еще усмехаясь, он добавил: – Прежде чем он свалился, я всадил в него четыре пули. Столько же, сколько в сукина сына, его отца.
Я видел немало смертей на войне, но смерть Наврошета показалась мне самой отвратительной. Она была так бессмысленна. В Техасе, в пятом районе Хьюстона, убивали на пари в десять центов или из-за случайно оброненного слова. И всегда подонки убивали добрых или глупых. Если уж кто-нибудь должен был умереть в этом салуне, так это Крыса. Если существует хоть какая-то справедливость, умереть должен был он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25