А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Значит, и за печенье.
— Будьте добры, — поинтересовался Адриан, убирая бумажник обратно в куртку, — скажите, а эти… казаки… они с нами едут? В нашем вагоне?
— В восьмом. Через один от нас. А что — понравились? Могу сказать. Они через час по поезду пойдут, могут к вам заглянуть.
Потом Адриан сидел у окна и удивленно переводил взгляд с пролетающего мимо пейзажа на книгу и обратно. Хоть уже и стемнело, но кое-что можно еще было разглядеть. И это кое-что вызвало у Адриана странное ощущение разрыва в непрерывном течении времени, которое он уже испытал однажды, когда ел с узбеками плов. Так и сейчас, более полутора столетий, отделяющих его сегодняшнего от персонажей гоголевской поэмы, вылетело будто бы в мгновенно затянувшуюся черную дыру, и в призрачном свете редких, просвистывающих мимо фонарных созвездий он потрясенно наблюдал остановившееся время.
«Едва только ушел назад город,»
— читал Адриан,
«как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь да дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор. Попадались вытянутые по снурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников… бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили, как решето; на иных оставался только конек вверху да жерди по сторонам в виде ребр. Кажется, сами хозяева снесли с них дранье и тес, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы не кроют, а в ведро и сама не каплет, бабиться же в ней незачем, когда есть простор и в кабаке, и на большой дороге, — словом, где хочешь. Окна в избенках были без стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном… Из-за изб тянулись во многих местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как видно, долго; цветом походили они на старый, плохо выжженный кирпич, на верхушке их росла всякая дрянь, и даже прицепился сбоку кустарник».
Одно из двух только и можно было предположить, видя во всех деталях повторяющий гоголевскую прозу пейзаж: либо Гоголь, подобно Фаусту, остановил быстротекущее время, либо же был у него пророческий дар предвидения, и он гениально угадал, как будет выглядеть Россия сто пятьдесят лет спустя.
За окном было еще темно, когда Адриан почувствовал, что проснулся и заснуть больше не сможет. Наверное, из-за духоты в купе голова была тяжелой, а в глаза, совсем уж непонятно почему, будто кто-то горстью засыпал речного песка. Странно, что он даже не мог вспомнить, как разделся и заснул. Что же такое было вечером? Ах да! Он читал. Потом захотел спать. Запер дверь, поднял щеколду слева… И все.
Нет. Не все. Он еще разделся, но перед этим зачем-то достал из куртки и положил на столик рядом с изголовьем свой бумажник. Вот он лежит. Адриан пошевелил чугунной рукой, бумажник сорвался со стола и, развернувшись, упал ему на лицо.
Дважды Адриан неверяще открывал и закрывал бумажник, пытаясь уразуметь происшедшее. Бумажник был пуст. Не было рублей. Не было четырех тысяч долларов. Только белел пластик кредитных карт да выглядывал краешек американского паспорта.
Адриан вскочил и щелкнул выключателем, отчего купе залилось мертвенно-синим цветом. Металлического «Самсонайта» не было. Маленькой черной сумки тоже. Не было и мобильного телефона, который он положил в карман куртки. Он исчез вместе с курткой. Остались только кепка «Go Blue» да томик Гоголя.
И что самое удивительное — дверь была заперта. Даже металлическая щеколда, которую он откинул, прежде чем лечь, находилась все в том же откинутом положении.
Проводник был совершенно растерян. Он лично облазил все купе, заглянул в соседние, разбудив ни в чем не повинных пассажиров. Послал кого-то за бригадиром, который так и не явился. Подчинившись совершенно уже идиотскому требованию Адриана, решившего, что воры проникли в купе через окно и через него же ушли с деньгами, курткой и «Самсонайтом», попытался опустить окно и, конечно же, не смог. Когда же он, умаявшись до пота и безостановочно вращая смещенным левым глазом, без сил опустился на полку рядом с Адрианом, по коридору прогромыхали сапоги и в купе ворвались взмыленные казаки.
— Колись, Семка, — приказал Петро, ухватив проводника рыжей лапой, с которой свисала нагайка. — Кого в вагон сажал?
— Петро! — Проводник умоляюще обхватил рыжую конечность обеими руками. — Христом Богом! Ни одного чужого.
Свободной рукой Петро залез проводнику за пазуху и извлек оттуда висящий на шнурке темный нательный крест.
— Целуй мне крест на этом слове. Га?
— Девятое купе, — пробормотал проводник, застыдившись. — Верхняя полка слева.
Петро отпустил проводника и посмотрел на него укоризненно:
— А еще божишься… Стыд потерял, Семка. Веди, показывай. Ты, — это Адриану, — с нами пойдешь. Вещи опознавать будешь.
Но вселившаяся было в сердце Адриана надежда тут же и угасла. Перспективный злоумышленник из девятого купе оказался дряхлой-предряхлой бабушкой с клюкой. Сперва ее долго не могли разбудить, потом долго объясняли, в чем дело. Наконец она сообразила, что ее подозревают в краже, как-то очень ловко извернулась и, пронзительно заголосив, попыталась вытянуть Адриана палкой. Адриан увернулся, и удар пришелся по проводнику.
В вагоне сразу стало шумно и многолюдно. Пассажиры высыпали в коридор. Оттуда сквозь дверь, за которой укрылись Адриан, проводник и казаки, просачивались голоса:
— Что? Что? Заложника взяли?
— Кто повесился? Где?
— Да нет. Казаки еврея поймали.
— Ой! Долго ловили? То-то я смотрю — всю ночь носятся, совсем спать не дали.
— А вы не знаете, так молчите. Бабулю вот ограбить хотели.
— Отойди, бабка, что ты своей клюкой трясешь? Осторожнее, осторожнее, я говорю…
— Ладно, — сказал нахмурившийся Петро. — Значит так. Чего делать будем?
— Я пойду в полицию, — пробормотал Адриан, сжав руками гудящую голову. — Я буду писать… официально… это невероятно… я не понимаю… как у Гастона Леру… или у Картера Диксона. В совершенно запертом купе… Все деньги, вещи. Ужасно. Ни одного цента не осталось.
— Да что там в милицию, — вмешался казак Мишка. — Ну что ты несешь, прости Господи! Два часа протокол писать будут. Потом еще два часа душу из тебя мотать. Думаешь, найдут, что ли? Хрен! Морока только одна.
— Погоди! — перебил его Петро. — Что ты человеку душу травишь? Не видишь, не в себе он. Сейчас я.
Петро вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Там сразу замолчали, а потом донесся его голос:
— Станишники! Братья и сестры! Тут горе у человека. Пока спал, все до нитки вынесли, аспиды. Вещи, деньги. Все, короче. А он иностранец. Не дадим пропасть человеку. Хоть и не русский, а все же божья душа. Скинемся кто сколько сможет.
Дверь приоткрылась, всунулась лапа Петро, схватила кепку «Go Blue» и исчезла. Минут через десять Петро появился снова. В руках он тащил картонную коробку.
— Ладно, — сказал Петро. — Ты посиди пока. А мы, Семка, пойдем к тебе. Расскажешь, кто ночью по вагону шастал. Покумекаем.
Коробка была набита доверху. Вперемежку с металлической мелочью и бумажными купюрами там находились — почти полная пачка грузинского чая, завернутая в газету куриная нога, хлебные ломти килограмма на три, две початые пачки сигарет, пять коробок спичек, наполовину опорожненная бутылка красного вина, вместо пробки заткнутая плотно свернутой газетой, потрепанная брошюра «Секс в ребро» с голой красоткой на обложке, один раздавленный помидор и много всего другого. На дне Адриан обнаружил кепку «Go Blue», наполненную жареными семечками.
Обтирая с кепки помидорный сок, он даже не заметил, что поезд уже остановился и рядом с ним возвышается Денис.
— Это что? — спросил Денис, взял двумя пальцами помидор, осмотрел и засунул в рот. — С собой привез?
Адриан поднял на него слезящиеся глаза и неожиданно всхлипнул.
— Денис, — пробормотал он тихо, боясь по-детски расплакаться. — Ты понимаешь… Я спал. Я все запер. И здесь. И там. А кто-то пришел ночью. У меня все украли. Мобильный телефон вместе с курткой. Вещи. Там документы были. Четыре тысячи долларов.
Денис перестал жевать и нахмурился.
— Дверь точно запер?
Адриан кивнул, беспомощно глядя на Дениса сверху вниз.
— Щеколду тоже?
— Эту? Да.
— А утром?
— Я проснулся. Ничего нет. Дверь заперта. И эта… щеколда… тоже. Денис, они, наверное, влезли через окно. Как ты думаешь, полиция найдет вещи?
— Ну прям…, — проворчал Денис, доставая из кармана свой мобильник. — Разбегутся они. Номер у тебя какой?
Выслушав ответ, он быстро нажал несколько кнопок, распахнул дверь и высунулся в коридор. Адриан услышал, как где-то справа зазвучала бессмертная мелодия Визе из оперы «Кармен». Денис бросил взгляд на Адриана, рванулся в коридор и тут же снова возник, таща за шиворот упирающегося проводника. В руке проводника продолжал взывать к тореадору телефонный аппарат Адриана.
Денис бросил проводника на полку напротив, сел рядом с ним и обнял за плечи.
— Остальное где, пидор беспредельный? — с интересом спросил он.
Когда Денис с «Самсонайтом» и Адриан с маленькой черной сумкой, распухшим бумажником в кармане, в куртке «Харлей-Дэвидсон» и кепке «Go Blue» уже вышли из вагона, Адриан вдруг остановился.
— Денис, — сказал Адриан, — я не понял.
— Чего ты не понял?
— Я не понял. Как они могли попасть в запертое купе?
— Я откуда знаю? Я не по этому делу.
— Как ты думаешь, Денис? Если я у них спрошу, они мне скажут?
Денис посмотрел на часы.
— Хочешь — спроси сам. Может, скажут. Только быстрее давай.
— А ты со мной не пойдешь?
Денис замотал головой.
— Тебе интересно, ты и иди. А я тут подожду. Да не бойся, не съедят. Мужики с понятием…
Казаки и проводник сидели в служебном купе и держали в руках стаканы с водкой. Закусывать, судя по всему, они собирались содержимым собранной для Адриана коробки. Увидев вошедшего, замерли.
— Тебе чего? — боязливо спросил проводник. Адриан осторожно присел рядом.
— Я хотел спросить, — начал он, — мне непонятно… Как это получилось, что вы попали ко мне в купе? Через окно, правда? Да?
На мгновение в купе воцарилась могильная тишина. Ее разорвал хриплый квакающий звук. Это хохотал казак Петро, складываясь пополам и багровея.
— Ох! — вытер он слезы, отсмеявшись. — Понравилось, значит? Решил у себя в Штатах подхимичить? Так наука, станичник, это штука такая. Коммерческая. У нас бесплатные ленинские университеты миллионов давно закончились. Понял? Ну что, корешки, — обратился он к остальным, — покажем баклану секрет рабочего мастерства? Не бесплатно. — Он поднял волосатый палец. — Не бесплатно.
Адриан решительно достал бумажник.
— Сколько?
Казаки переглянулись.
— Эх. Ну давай так. Мыльница твоя с тобой? Чего смотришь? Фотоаппарат с тобой? Дай сюда.
Петро схватил аппарат, которым перед отправлением поезда проводник фотографировал его, Мишку и Адриана, и спрятал его в карман галифе.
— Подарок от заморского гостя. Покажи ему, Семка.
Проводник достал с полки металлическую загогулину.
— Стандартный инструмент. Пассажир изнутри запрется, потом нажрется вусмерть или плохо станет. Вот этим снаружи и открываем. Смотри.
Проводник вышел из купе, закрыл дверь, что-то заскрежетало, и Адриан увидел, как металлический засов под дверной ручкой сперва поворачивается, запирая дверь, а потом поворачивается, отпирая ее обратно.
— Понял?
Адриан замотал головой.
— Нет. Не понял. Я еще запирал на эту… вот на эту.
Он показал пальцем на металлическую щеколду в левой верхней части двери.
— А! Ну это проще простого. Сейчас я дверь закрою, а ты защелкни.
Проводник снова выщел. Адриан опустил щеколду. Через мгновение чуть ниже нее из щели между дверью и стеной выползла металлическая полоска, поерзала немного, надавила на щеколду, подняла ее в исходное положение и замерла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47